— Я готов, владыка! — Ах-Печ коротко поклонился и вышел.
В душе нового наследника бурлило скрытое недовольство. Прошел лишь один день, а этот Ах-Меш-Кук уже только приказывает ему, а не советуется — что же будет дальше? А впрочем, бунт рабов — опасное дело, и кому же, кроме ахау-ах-камха, если нет накона, возглавлять войско? Может быть, правитель и прав! И коротконогий толстяк приосанился.
Поднять воинов по тревоге удалось без труда. Многие из них инстинктивно чувствовали, что в эту ночь дело им найдется. Большой отряд под предводительством Ах-Печа, которого несли в богатых носилках, спешно выступил в путь. Для натренированных воинов быстрый марш не составлял труда, и через полтора часа войско Ах-Печа достигло намеченного места — храма Тунуниха, стоявшего на восточной дороге у выхода из города. Ахау-ах-камха допросил жрецов, бодрствовавших на вершине пирамиды: не проходил ли по дороге большой военный отряд или караван? Выяснилось, что никого не было. Воины выстроились боевым строем, перегородив дорогу, и стали ждать.
Пока происходили все эти события, отряд рабов медленно, чтобы не поднимать шума, двигался по безлюдным улицам города. Они уже благополучно минули три группы ночной стражи, и напряжение, в котором первоначально находились все участники, стало постепенно ослабевать. Шбаламке и Укан уже твердо верили, что отряд выйдет из Тикаля без сражения. И только Хун-Ахау и поддерживавший его Цуль еще сомневались.
Неожиданно молодому предводителю сообщили, что с ним хочет поговорить Экоамак. Хун-Ахау подошел к его носилкам.
— Что ты хочешь? — спросил он.
— Владыка, — льстиво сказал Экоамак, — через полчаса мы будем на окраине Тикаля, где ты меня отпустишь. Я ведь знаю, как твердо твое слово! Но вот что тебе решается посоветовать твой верный слуга. Твои рабы… — Он запнулся. — Твои воины идут уже целую ночь, и, вероятно, ты продолжишь свой поход и днем. Для этого нужны силы. Если хочешь, я могу продать тебе много прекрасной еды, мы как раз находимся неподалеку от моего склада. Молодые сильные воины должны хорошо и много есть, чтобы у них были силы…
— А чем же я заплачу тебе? — удивился Хун-Ахау. — У меня денег нет!
— Какие пустяки! — воскликнул торговец. — Ты отдашь мне только этот нефритовый топор, который у тебя в руке, и мы будем в полном расчете!
— Ты получишь только один удар этим топором по голове — и мы будем с тобой в полном расчете, — вмешался подслушавший разговор Укан. — Кроме того, я думаю, что почтенный Экоамак продает не свое добро, а какой-нибудь склад правителя. Не прав ли я, брюхатая жаба? Ну-ка, отвечай быстрее!
— Я пошутил, — пролепетал испуганный торговец, — бери, владыка, всю еду даром… Вон там здание склада… Идите и насыщайтесь!
Хун-Ахау взглянул на небо; оно уже заметно светлело. Но людей действительно надо накормить, а что их ждет впереди и будет ли там пища — неизвестно. Укан нетерпеливо кивал головой: идем! И юноша отдал приказание остановиться, но послать вперед несколько лазутчиков и в числе их Цуля.
Под натиском десятка дюжих плеч запоры склада, треща, поддались, и скоро выделенные от отрядов люди начали таскать своим товарищам кукурузу, вяленую рыбу и мед. Некоторые из них с удовольствием жевали найденные там стручки ванили. Кроме ужина каждому был дан неприкосновенный запас кукурузы и бобов. Склад был очищен в несколько минут; еще двадцать минут ушло на еду. Теперь можно было двигаться дальше.
К Хун-Ахау подбежал запыхавшийся Цуль.
— Сынок! — сказал он. — У храма Тунуниха стоит войско. Они перегородили дорогу! Это, наверное, ждут нас…
— Много их? — спросил Хун-Ахау.
— Много… Не меньше, чем наших. Командует ими владыка Ах-Печ.
Хун-Ахау собрал предводителей подразделений и сообщил им о засаде.
— Надо подойти к ним уже в боевом порядке и совершенно бесшумно, — приказал он. — Экоамак теперь уже не нужен — отправьте его в конец колонны. Будем прорываться во что бы то ни стало!
Строились долго, сказывалась непривычка большинства к военным делам, да и у бывших воинов вызывало недоумение необычное построение отряда. Наконец замысел молодого предводителя был приведен в исполнение и колонна необычного вида тронулась в путь. По бокам ее находились наиболее опытные в схватках и лучше вооруженные рабы. Голову колонны составляли Шбаламке, Хун-Ахау и их товарищи по хижине.
Легкий поворот открыл их глазам неподвижно стоящее войско противника. Было уже совершенно светло. Воины Ах-Печа, увидев приближающегося врага, завыли, заулюлюкали; посыпались угрозы, насмешки и брань.
— Посмотрите на этих крыс, идущих к смерти! Эй вы, грязные койоты, стоит марать в вашей поганой крови наше оружие? Идите лучше на стройку, там вам набьют животы грязью! Посмотри, как дрожат у них коленки! Трусы! Живая падаль! От страха у них уже отнялись языки! Ходячие трупы! — Так издевались тикальские воины над подходившим и полном молчании отрядом.
— Эти рабы даже не смогли построиться как следует, — с усмешкой сказал Куч величественно восседавшему в носилках Ах-Печу. — Они идут такой же беспорядочной толпой, как шли по утрам на строительство. Сейчас мы их рассеем и переловим, владыка! Но я что-то не вижу Экоамака. Может быть, все-таки это был другой отряд… Те шли, как обычно…
Ах-Печ не успел ответить. Голова колонны рабов врезалась в строй его воинов, и новый ахау-ах-камха с ужасом увидел, что плотная, казалось, непоколебимая цепь лучших воинов мгновенно оказалась прорванной. Перед взором Ах-Печа быстро пронеслись во главе рабов два юноши с яростными лицами, неистово орудовавшие топорами. В образовавшийся прорыв, все расширяя его и сминая левый и правый фланги тикальцев, вползало тело вражеской колонны. На какой-то неуловимый миг округлившиеся от недоумения и страха глаза ахау-ах-камха встретились с выпученными от удивления глазами Экоамака. Смятение охватило тикальских воинов. Никогда еще враг не оказывался так быстро за их спиной. Куч, попытавшийся было с горстью своей стражи ударить врагу во фланг, выплевывая кровь, упал с дротиком Укана в горле. Один за другим гибли опытные командиры великого города. Поднявшаяся суматоха довершила поражение.
Разрезанные на две части и смятые врагом, тикальцы дрогнули. Еще мгновение — и под неистовый торжествующий вой рабов воины Ах-Печа обратились в бегство. Колонна Хун-Ахау повернулась и как порыв ветра прошлась по рассеянным рядам беглецов. Началось избиение. Рабы хватали оружие, богатые плащи, шлемы, украшенные перьями, сдирали с раненых и убитых толстые хлопковые панцири. С трудом Хун-Ахау и его товарищам удалось собрать снова колонну и тронуться в путь. Молодой предводитель сиял: наконец-то они выбрались из этого проклятого города!
Страх, охвативший тикальских воинов, передался и носильщикам Ах-Печа, хотя они были рабами. В ужасе, не разбирая дороги, они бросились прочь с поля сражения и не заметили, что их хозяин сразу же вылетел из носилок. Когда ошеломленный Ах-Печ поднялся на ноги, около него никого не было, кроме неизменного Абиша.
— Что же делать, Абиш? — обратился он к соглядатаю.
— Посмотри скорее туда, о великий ахау-ах-камха, — закричал тот, указывая за его спину, и когда Ах-Печ удивленно обернулся, Абиш внезапным ударом топора разрубил ему череп.
— Какую печальную весть я принесу великому повелителю, — прошептал он, — рабы разбили войска, а ахау-ах-камха Тикаля погиб! О, какое горе ожидает моего славного владыку — Ах-Печ мертв!
И преданный Абиш улыбнулся.
![]()
![]()
Глава восемнадцатая
БИТВА
Они двинулись дальше, пока не пришли на место, где соединялись четыре дороги, и здесь, на этом перекрестке четырех дорог, они были настигнуты судьбой.
«Пополь-Вух»
