— Послушай, Джеймс, я покажу тебе оперативную сводку перехвата этого разговора. Я уже попросил Кларенса — ты ведь знаешь моего помощника, он как никто другой сведущ в делах советского посольства — подготовить документ к твоему приходу.
Глория, — говорит Каллохен вошедшей в кабинет секретарше, — пригласите ко мне срочно Кларенса Митчелла. И вот еще что: я буду очень занят с мистером Вулричем. Прошу вас никого ко мне не пускать и не соединять по телефону. Ну, а кофе — за вами, и побольше.
Каллохен подождал, когда закроется дверь за секретаршей, и продолжал в своей неторопливой манере:
— А пока, Джеймс, позволь кое-что рассказать тебе. Эти двое русских парней — офицеры резидентуры КГБ в Вашингтоне. По крайней мере, я уверен в этом насчет одного из них. С ним работает мой агент. Дело, похоже, идет к тому, что русские заинтересуются моим человеком. Мы разработали легенду, что он из Агентства национальной безопасности. Ты знаешь, как КГБ интересует это учреждение. Ну, а второй, пожалуй, ему под стать, они разговаривали как коллеги. Ты сам это сейчас увидишь. К сожалению, они не говорили о том, как КГБ раскрыл вашего агента. Вероятно, их об этом просто не проинформировали.
Вулрич медленно пил остывавший кофе и внимательно слушал, изредка делая пометки в блокноте.
Хозяин кабинета продолжал не спеша рассказывать.
— Их разговор, вернее, та его часть, которую нам удалось перехватить и расшифровать, длился несколько минут, три-четыре, не больше. Там, на квартире, шла вечеринка, русские любят их устраивать по всякому поводу. Как и мы, впрочем. Было очень шумно, но нам, можно сказать, просто повезло. Эти двое уединились и подошли к открытому окну, а там, совсем рядом, стоит наш прибор. Потом они ушли вглубь квартиры, и больше нам уже ничего не удалось разобрать в этом непрерывном шуме и гвалте. Ну, а вот и Кларенс.
— Доброе утро, мистер Вулрич, — вошедший в кабинет черноволосый молодцеватый человек и положил на стол Каллохену небольшую папку с документами.
— Благодарю вас, Кларенс, — сказал Каллохен, — это пока все. Вы можете идти. Если понадобитесь, я вас вызову.
— Хорошо, сэр. Только позвольте обратить ваше внимание, что в сводке перехвата очень много пропусков. Это то, что нам не удалось понять.
Джон Каллохен вынул из папки несколько листов и протяну их Вулричу.
Начальник Советского отдела сразу же отметил ту часть текста, которая была подчеркнута красным карандашом и где на полях стояли пометки Джона Каллохена: «Сообщить в ЦРУ м-ру Вулричу». «Очень предупредительно», подумал Вулрич и углубился в чтение.
— Если тебе что-то интересно, делай выписки.
— Благодарю, Джон, я это сделаю.
Воспользовавшись предложением друга, Джеймс Вулрич аккуратно скопировал почти весь документ.
«Запись разговора двух русских мужчин, предположительно Михаила Панфилова (№ 1) и Ивана Белозерцова (№ 2), из посольства СССР в Вашингтоне.
4 сентября 1986 года. 21 час 35 минут — 21 час 40 минут. В разговоре № 1 и № 2 упоминается «Артем Петрович». Это, по всей вероятности, Старостин Артем Петрович, руководитель резидентуры КГБ в Вашингтоне.
№ 1 — Душно здесь. Давай откроем окно.
№ 2 — Можно. Шум улицы нам не помешает, наоборот. Я хочу тебе рассказать одну вещь.
№ 1 — Слушаю тебя, Ваня.
№ 2 — Сегодня днем, понимаешь, я был по своим делам у Артема Петровича. Знаешь, что он мне сказал? «Я знаю, вы знакомы с Платовым, не так ли? Вы ведь работали вместе с ним в одном подразделении». Я, конечно, подтвердил, это всем известно. Ну, а дальше самое… возможно, «важное». (Прим. перев.). «Этого типа, — сказал мне Артем, — в пригороде Москвы… (одно слово неясно. — Прим. перев.) с булыжником. Но это не простой камень, а контейнер для денег. Большая сумма».
№ 1 — Вот это да! Это был тайник?
№ 2 — Я точно не знаю, Ваня. Артем больше мне ничего не говорил. Наверное, так.
№ 1 — О ком идет речь, тоже предельно понятно. Это американцы.
№ 2 — Артем не сказал. Ну конечно, американцы. Кто же еще может быть! Зачем же тогда, Миша, сообщили нам сюда?
№ 1 — Да-а! Не говорил ли шеф, что из Москвы кого-то выдворяли? Дипломатов или других?
№ 2 — Нет, ни о каких «персона нон грата» он не упоминал. А ты знаком с этим Платовым?
№ 1 — Нет, я его не знаю. Серьезно. Может быть, если увижу, то вспомню. Но фамилия ничего мне не говорит.
№ 2 — Он работал в одном со мной… (несколько слов совершенно непонятны. — Прим. перев.). Ну, ладно, Артем, наверное, тебя тоже спросит. Переживем. И вот еще что. Ты не говори шефу, что я с тобой разговаривал. Он предупреждал. Не о тебе, а вообще. Не разводить панику. Он сказал, что нам всем придется на какое-то время сократиться… Так что готовься. Наверняка будет совещание.»
Закончив читать и сделав подробные выписки в свой блокнот, Джеймс Вулрич аккуратно сложил листы сводки перехвата и отдал их Каллохену.
— Благодарю, Джон, разговор этих парней, конечно, очень интересен и заслуживает тщательного анализа. Уже сейчас он вносит ясность в то, что произошло в Москве. Собственно говоря, разговор с тобой по телефону был достаточно информативен.
— Я думаю, Джеймс, ты смог увидеть в разговоре русских то, что ускользнуло от меня. — Джон Каллохен была сама любезность. Тем более что в данном случае комплименты вовсе не требовались.
— К сожалению, эти двое русских не раскрыли причины провала нашего агента. Как КГБ стало известно о его существовании? И о тайнике, который был для него заложен на окраине Москвы? Это понятно, вряд ли Москва сообщит сюда такие секретные вещи. Так что проблема остается. И она, наверное, не так проста, как может показаться с первого взгляда. — Вулрич внимательно взглянул на собеседника.
Тот, немного помолчав, неожиданно спросил:
— Ты имеешь в виду, что русские были кем-то информированы? Неужели «крот»?
— Я этого не говорил, Джон. Еще предстоит разбираться. Ты ведь понимаешь, как важно не ошибиться в предположениях.
— Пойми меня правильно, Джеймс, Центральное разведывательное управление не может быть абсолютно неуязвимым, как бы этого ни хотелось нам с тобой. Вам приходится действовать в сложных условиях. И потом — я не хочу никого обижать — у вас работают разные люди. В том числе с либеральными взглядами. Ты ведь хорошо знаешь, кого я имею в виду — слишком многие из тех, кто служил у вас, выступили в последние годы против ЦРУ. Ну, а если другие просто затаились и ждут момента? Или — что еще хуже — избрали другой способ повести борьбу со своей страной? Вас в таких случаях может не выручить ваш любимый «детектор лжи». Ты, конечно, знаешь, Джеймс, мы в ФБР его не применяем, он нам совершенно не нужен. У нас другие методы проверки, а главное — уверенность в своих людях. Нам не угрожает проникновение агента иностранной разведки! — голос Джона Каллохена полон торжественной и самоуверенной патетики.
Джеймс Вулрич допивал свой уже совсем остывший кофе и не сказал ничего. Потом он поднялся и, сопровождаемый гостеприимным хозяином, проследовал к выходу.
Уже в дверях кабинета, провожая Джеймса Вулрича, Каллохен, словно вспомнив что-то важное, спросил:
— Как поживает наш друг «Рекрут»? В начале этой истории, когда мне еще не принесли записи перехваченного разговора русских, я почему-то подумал о нем.
Начальник Советского отдела ЦРУ улыбнулся и коротко бросил:
— Все в порядке, Джон. Мы на него рассчитываем. Правда, резидентура не проводила с ним личных встреч. Не было необходимости, да и не требовалось рисковать ни собой, ни агентом. Действуют другие способы связи. Все нормально.
На широкой автостраде Джорджа Вашингтона по дороге в штаб-квартиру и уже в совершенно привычной для себя обстановке пятого этажа Лэнгли Джеймс Вулрич, разбирая сделанные заметки, не переставал раздумывать над неожиданной бедой.
«Что еще можно почерпнуть из этого разговора? — Вулрич напряженно выискивал в словах русских разведчиков какой-то тайный смысл, искал ответа на мучившие его вопросы. Казалось, находил и — снова отбрасывал.
Очевидно было главное: «Пилигрим» провален. Русская контрразведка захватила его на выемке из «Павлина» — тайника с деньгами, заложенного Арнольдом Бронсоном под опорой ЛЭП на улице Академика Павлова. Он правильно доложил директору. Никаких сомнений, никаких надежд на чудо.
Из перехваченного разговора русских следует, что все это произошло в начале сентября. Не в конце августа, а именно в сентябре. Русские отличаются аккуратностью в этом и сразу же информировали свои резидентуры в Соединенных Штатах. И в Вашингтоне, и в Нью-Йорке, и в Сан-Франциско. Они не будут рисковать и на время свернут здесь оперативную работу. Об этом говорил Каллохен.
Непонятным остается другое: что привело к провалу «Пилигрима»? Это вопрос вопросов. И почему этот провал не коснулся самой резидентуры, не коснулся Арнольда? Если русская контрразведка выследила Бронсона, его могли бы арестовать при закладке «Павлина». Но тогда был бы под вопросом захват агента. Мы бы его предупредили. Ну, а если информация поступила к русским от их «крота»? Тоже невыгодно трогать Бронсона. Пожалуй, в этом что-то есть. Необходимо подумать еще. Гамлетовский вопрос. Что-то не сходится в своей основе. Получается так, что надо закрывать московскую резидентуру! Если принять такую версию.
