— Увы, да, — ответил я печально, но благородно.
— Поразительно. Говоришь, камень кармы?
Я щелкнул клювом.
— Да, да. Так все и было.
Рыцарь снял одну из латных перчаток.
— А расскажи-ка мне, цыпленок, то есть принц, насчет твоего знаменитого семейного родимого пятна.
Родимого пятна? У меня есть знаменитое родимое пятно?
— Ах, да! Конечно! Наследники золотой горы всегда имеют на теле родимое пятно в форме… родимого пятна. Подробности пока что ускользают от меня. Память вернулась ко мне не полностью.
Рыцарь снял латный нагрудник.
— Позволь, я тебе напомню. Родимое пятно в форме развернутого павлиньего хвоста. Как вот это.
На боку у рыцаря красовалось родимое пятно в форме павлиньего хвоста.
Я нервно взмахнул крыльями.
— И это означает, что ты…
— Принц Хасниварр, — закончил фразу рыцарь, — Я был в походе. И никаких голубей и свиней.
— Что за чушь! — возмутился я, — Хасниварр — это я, законный наследник…
— Горы золота, — снова перебил меня рыцарь, — Хотя, боюсь, правильнее будет назвать ее кротовьей кочкой. Да, когда-то это было горой — до выплаты имперских налогов и до войны, которая длилась несколько десятилетий. Если сейчас в нашей сокровищнице найдется хоть один соверен, я сильно удивлюсь.
Мне стало плохо.
— Что, никакого золота?
— Ни единого пенни.
— Но ведь остается замок, — вспомнил я, цепляясь за соломинку.
— Ага, — согласился рыцарь. — Прекрасный замок, в каждом его зале висит мой портрет.
— А-а… — Я чувствовал обращенные на меня взгляды присутствующих, — Возможно, я слегка преувеличил…
Мальчишка-король снова вытащил меч из ножен.
— Так ты не волшебный голубь?
— Нет. На самом деле я попугай. Попугай-альбинос.
— И как ты научился говорить?
— Я всегда умел говорить. А понимать я научился в лаборатории волшебника. Одного типа по имени Марвин, или что-то вроде того.
— Мерлин? — переспросил мальчишка.
— Ага, он самый. Думаю, я надышался испарений от его зелий, и это подействовало на мои попугайские мозги.
Напряжение разрядил рыцарь. Он захохотал так, что его доспех задребезжал, а по лицу потекли слезы, увязая в бороде.
— Бог мой, хитроумный попугай! Теперь я все понял. Прими мою благодарность, цыпленок. Я так не смеялся уже лет десять. По крайней мере, с тех самых пор, как меня превратили в свинью.
Теперь захохотали все, и я почувствовал, что еда, возможно, не отменяется. Я махнул крылом в сторону котла, над которым поднимался пар.
— Я рассказал историю. Можно мне миску? Хотя бы маленькую. Я ем как птичка.
Рыцарь выхватил миску у проходящего мимо слуги.
— Конечно, юный принц! Твои враки заслуживают по меньшей мере нескольких кусочков вареного мяса.
Я заглянул в миску. Суп был серым и неаппетитным на вид.
— И что же это за мясо? — поинтересовался я.
Принц Хасниварр недобро подмигнул и ответил:
— Курятина.
Джейн Йолен
«Скользя в сторону вечности»
Миллионы благочестивых евреев на Лесах, иудейскую Пасху, ставят на стол тарелку для Илии — а что произошло бы, если бы он и вправду появился?..
Джейн Йолен, одну из самых утонченных писателей-фантастов, сравнивают с такими мастерами, как Оскар Уайльд и Шарль Перро, и называют «Гансом Христианом Андерсеном двадцатого столетия». Йолен, в основном известная благодаря своим произведениям для детей и подростков, написала свыше двухсот семидесяти книг: романы, сборники рассказов, стихотворные сборники, детские книжки с картинками, биографии, сборник эссе о фольклоре и волшебных историях. Йолен — лауреат Всемирной премии фэнтези, премии «Золотой воздушный змей» и медали Колдекотта, финалист премии «Нэшнл бук», дважды лауреат премии «Небьюла» за повести «Lost Girls» и «Sister Emily Lightship».
Джейн Йолен и ее семья живут попеременно в Массачусетсе ив Шотландии.
Шанна медленно приоткрыла дверь и выглянула наружу. На улице было пусто, только ветер рябил поверхность озера. Шанна пожала плечами и вернулась за праздничный стол.
— Там никого нет, — доложила девочка.
В конце концов, ей всего пять лет, на десять меньше, чем мне. Она пришла задавать вопросы и открывать дверь. Я пришла попить вина, разбавленного водой. Своего рода компромисс.
Все рассмеялись.
— Илия здесь, только его не видно, — сказала Нонни.
Но она ошибалась. Я его видела. Илия стоял в дверях: высокий, сухопарый — нечто среднее между жертвой голода и поэтом-битником. Я часто читаю стихи. А потом рисую стихотворения, и слова поют на странице, каждое — своим цветом. Иногда мне кажется, что я родилась не в своем столетии. На самом деле я в этом уверена.
Илия понял, что я его заметила, и кивнул. Глаза у него были черные, и борода черная — и волнистая, словно шерсть у лабрадора-ретривера. Когда он улыбнулся, глаза его превратились в щелочки. Он нерешительно облизнул верхнюю губу. Язык у него был розовый, словно мои балетные туфли. Правда, я больше не танцую. Розовые балетные туфли и «Щелкунчик». Это для малышей. Сейчас я увлекаюсь лошадьми. Но его язык казался настолько розовым на фоне черной бороды, что меня бросило в дрожь. Сама даже не знаю почему.
Я жестом указала на стул. Никто, кроме Илии, этого не заметил.
Илия покачал головой и произнес одними губами: «Не сейчас». Потом он повернулся и исчез, скользнув куда-то в сторону вечности.
— Он ушел, — сообщила я.
— Нет, — возразила Нонни, тряхнув неподвижной шапкой голубоватых волос, — Илия никогда не уходит. Он всегда здесь.
Но она посмотрела на меня как-то странно; ее черные глаза-пуговки сияли.
Я снова глотнула разбавленного вина.
* * *
В следующий раз я увидела Илию в шуле. Это единственный храм на острове, и потому здесь собираются все евреи, даже реформаторы. Я сидела, прижавшись к Шанне — больше из соображений тепла, чем дружбы. Не, Шанна — она клевая, когда тихая и милая. Но младшие сестры иногда достают, особенно когда они на десять лет младше. Они то и дело садятся на шею, а еще являются живым свидетельством того, что твои родители — родители, боже мой! — до сих пор занимаются сексом.
Рабби Шиллер читал очередной обзор книг, длинный и бессвязный. Он редко говорит что-нибудь о религии. Маме это нравится. Она считает, это важно, что он помогает нам «поддерживать связь с большим миром». В смысле — с неевреями. С меня литературных обзоров хватает и на дополнительных занятиях; там они называются эссе, но на самом деле это просто обзоры книг, изучаемых в средней школе, только более подробные. Кроме того, рабби говорил о «Маусе», а я как разделала о нем доклад, и мне поставили пятерку, у меня получилось куда лучше, чем у рабби. Поэтому я прижалась к Шанне и закрыла глаза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
