Сладостно вдыхая чуть затхлую, но пахучую влажность Истбурн–грейвярда, я побродил меж склепов и вышел из ворот к автобусу.
Вызов меня на встречу анархистом Генри раздражал; старик явно шалил и бунтовал, боясь, что мы бросили его навсегда без фунта в кармане, начинил себя какими–нибудь новыми идеями по разработке Жаклин или просто запаниковал; любой агент считает себя пупом земли и думает, что, кроме его забот, иных дел нет. Я твердо решил всыпать ему по первое число, чтобы не высовывался, а лежал, как потонувший «Титаник» на дне океана, пока его не позовет на помощь страна.
Мысленно плюясь от злости (буквально делать это опасно: иные англичане, подобно немцам, могут заставить поднять окурок, брошенный на тротуар, ну, а плевок просто вызовет паралич, это вам не свободный Мекленбург, где сморкаешься на ходу прямым в угол, как в бильярдную лузу, зажав одну ноздрю большим пальцем,— у нас люди просты, демократичны и терпимы, идут себе спокойно и им легко на сердце от песни веселой), я на автобусе добрался до Эппинг Фореста и пошел по дороге к обусловленному (о Чижик!) пню.
Генри на точке не оказалось, я покрутился в районе положенные четверть часа, потоптался около скамейки, где должно было произойти наше падение друг другу в объятия, и уже собрался уходить, как прямо из дуба над моей головой в глаза мне прыснули осколки древесной коры,— пуля просвистела совсем рядом, только после этого я услышал за спиной глухой выстрел.
Выхватив «беретту». я спрятался за дерево, но повторного выстрела не последовало; вокруг не было ни души, тишь и благодать — утро туманное, утро седое, нивы печальные,— я даже поднял глаза: не из ковра ли самолета покушались на меня вороги.
Недалеко оголтело застучал по дереву дятел, белка упала с дерева, не замечая еще живого Алекса. Я вышел из–за укрытия и направился в сторону, где мог прятаться стрелок. Подул ветер, зашевелились, зашумели листья деревьев, казалось, что за каждым кустом сидит по снайперу, я еще раз пошуровал по лесу, но наткнулся лишь на холлмик земли, напоминавший свежую могилу (так и хотелось раскопать ее и порыться в гробике — не даст ли это ключ к разгадке?).
Тут на меня налетела паника: а вдруг на выстрел примчится полиция, осмотрит мои карманы и найдет «беретту»? Я быстро выбрался из Эппинг Фореста, остановил такси и смылся с места происшествия, словно был не потерпевшим, а преступником.
Охота так охота, шла она всерьез, и ниточка вела к Генри, который вызвал на встречу в этом лесу. Впрочем, тут же это предположение полностью переворачивалось: с таким же успехом обо всем могли знать и американцы, державшие Генри и меня под своим колпаком, и Центр, и, конечно же, стоявший в тени, беспощадный мистер Икс — Крыса, холодно наблюдающий за моей сложной тройной (или четверной) жизнью. Генри? Какого черта старику палить в меня, он и пистолета наверняка в руках не держал. Но почему он не вышел на встречу? А может, все это неким образом связано с Юджином и его визитом к Генри, с которого начался весь сыр–бор? Но Юджину сейчас не до меня, Юджин отвечает, как Соломон, на все вопросы публики, обвитый электродами детектора лжи. И зачем ему моя смерть? Кому вообще нужна моя смерть? Только Крысе, если она существует. Только Крысе при условии, что ей известно о моих поползновениях. Крыса может нанять террористов, в Европе их — как нерезаных собак, стреляют и в правых, и в левых, и в богатых евреев, и в бедных палестинцев, и в профессоров, проводящих эксперименты над кроликами (делают это друзья животных), и в директоров центров ЭВМ, которые, по мнению новоявленных луддитов, нарушают права человека, концентрируя у себя огромные массивы информации. Крыса это, Крыса! И я с благоговением вспомнил свирепое клокотание Бритой Головы на нашей последней конфиденциальной аудиенции: «Расстрелял бы его, суку, собственными руками! Кожей чувствую, что он где–то рядом… бродит здесь на наших этажах, дышит одним воздухом с нами со всеми и, возможно, даже заходит в мой кабинет! — Помощник его напрягся, как пес перед командой «фас!», и еще больше раздвоил свою фаллическую бульбу.— Нам нужно получить о нем хоть кусочек информации,— говорил Голова,— лишь самую малую толику, лишь небольшой намек… Я мобилизую все силы, вы знаете мощь наших аналитиков… Мы быстро нащупаем его в своей норе! Или ее, если это баба!»
А я сидел, умирая от скуки на этом балагане, смотрел ему прямо в переносицу, и бродила в моем воспаленном воображении церемония вручения мне ордена по окончании «Бемоли». И мучила мысль: сможет ли Бритая Голова дотянуться до моей геройской груди? Не получится ли конфуз? Вдруг не дотянется? Не побежит же Раздвоенная Бульба за табуреткой, чтобы подставить ее патрону! И я представлял, как подгибаю колени и чуть приседаю, дабы облегчить положение Бритой Головы, если он решит осчастливить меня троекратным поцелуем.
Происшествие в лесу окончательно утвердило меня в мысли, что бессмертие мне не грозит, и я решил с головой окунуться в радости надвигающейся семейной жизни. Священный Союз с Кэти был полностью восстановлен, вечера мы снова проводили в чтении захватывающих объявлений о сдаче в аренду квартир и даже не поленились съездить в Илинг для осмотра недорогого двухэтажного дома, который освобождался через полгода.
Перерыв в нежных общениях с Рэем продолжался целую неделю (я сам не досаждал ему звонками, зная, что он выдергивает ногти Юджину), чувствовал я себя, как в заслуженном отпуске.
Наконец великий Гудвин вызвал меня на встречу. Поил он меня, как обычно, низкосортным виски и был похож на несвежий холодец, который не успели дожрать гости.
— Ну и орешек ваш Евгений! Впервые встречаюсь с таким перебежчиком. Капризничает, ставит условия и вообще ведет себя странно. Да, он согласен с нами сотрудничать при условии, что мы поможем его семье, Кстати, за ваш экспромт я получил нагоняй из Лэнгли. Какой идиот будет связываться с этим обменом? Что мы дадим взамен? Мне лично все это неприятно, ибо из–за вас я вынужден врать и поддерживать эту версию. Но ладно, вернемся к нашим баранам. Этот «Конт» заявил, что, поскольку он дал присягу, он не намерен разглашать какие–либо секреты. Как вам это понравится? Он утверждает, что если он кого–либо выдаст, то его тут же убьют! Даже если мы запрячем его на самую заброшенную ферму в штате Арканзас. В то же время он готов заниматься любой пропагандистской деятельностью, не прочь вести изучение своих сограждан…
— Так устройте его в «Свободу», найдите что–нибудь подобное. Это настроение у него пройдет… не спешите… — Хороший подарочек я привез дорогому дружку из Каира!
— Подумаем. Но кое–что мне неясно. Он божится, что не знает Генри и никогда не был у него дома! Кто же дал тогда Генри его адрес? Полная чушь! Мы проверили его на детекторе лжи и должен признаться, что не получили результатов.
— Надеюсь, вы ему не говорили, что я связан с Генри?
— Мы не такие идиоты, как вы полагаете![48] Конечно, мы попытались проверить, был ли он у Генри или нет, никаких следов. Проверили его по отпечаткам пальцев… ничего! Запросили все информационные системы в Европе и Штатах — ничего! Интерпол тоже ничего не дал.
— Выходит, вы зря заварили всю эту кашу с поездкой в Каир?
— В общем, мы не жалеем… любой перебежчик может пригодиться. Знаете что? Иногда мне кажется, что этот Ландер — сумасшедший. Он бывает очень странным…
— Вполне вероятно. У нас всегда хватало психов,— не стал спорить я.
— Совершенно не могу понять его верности присяге. Это даже смешно. Он, видимо, считает себя великим политологом или философом, чьих откровений ждет изголодавшийся Запад. Оказывается, он пишет стихи и какую–то книгу о своей жизни и все это хочет издать за наш счет. Но мы не благотворительное общество!
— В конце концов вы же помогаете многим изданиям, которые борются за свободу! Устройте его туда, совсем неплохо иметь там еще одного агента влияния…
— Честно говоря, я не знаю, что делать. Мы столько надежд на него возлагали, думали, что удастся раскрутить целый клубок… Кроме того, он пьет, как лошадь, и каждый день. Вы по сравнению с ним просто младенец![49] Он очень скучает по Бригитте, но на черта она нам тут нужна? Послушайте, а он не может быть подставой?
— Все может быть. Но мы же сами его разыскали! Подставы обычно проявляют инициативу. В конце концов если вы не можете найти ему применения, отправьте его в Каир!
— Это преждевременно. Потратить столько сил и денег — и обрезать все дело!
— Что же вы предлагаете? Чем я могу вам помочь? Начать с ним вместе, пить?
— Надо вывести его из состояния тоски, этим страдают почти все перебежчики из вашей страны. На первых порах. Даже вас это не миновало, дорогой сэр[50]. У меня к вам просьба: развлеките его! Поводите по Лондону, покажите достопримечательности. Заодно прозондируйте, чем объяснить его странное условие насчет присяги. Воспринимайте это не только как мою личную просьбу, но и как серьезное задание. Потом доложите.