БЕСЕДА 58
«Во время пребывания их в Галилее, Иисус сказал им: Сын Человеческий предан будет в руки человеческие, и убьют Его, и в третий день воскреснет. И они весьма опечалились» (Мф. 17:22, 23).
Изъяснение 17:22–18:6. — Значение смерти Христовой и воскресение непонятны были ученикам. — Что такое дидрахма, которую спрашивали со Христа. — Христос — истинный Сын Божий и владыка вселенной. — Страсть тщеславия не чужда была ученикам. — Примером отрока Христос научает смирению и простосердечию. — Великость награды и наказания презирающим людей смиренных. — Высокомерие делает человека безумным. — Знатность происхождения не дает никакого действительного преимущества. — Богатство лишает благородства и свободы. — Почести не приносят пользы телу и вредят душе.
1. Чтобы ученики не говорили: для чего мы здесь остаемся столько времени? — Христос опять говорит им о страдании, а слыша об этом, они не хотели даже и видеть Иерусалима. Смотри же, как апостолы и после того даже, как Петру уже сделано было порицание, после того, как Моисей и Илия, беседуя о страдании, называли это дело славою, после того, как и Отец свыше подал глас, и столько было чудес, и воскресение уже было при дверях (потому что Христос сказал, что Он не долго будет оставаться в объятиях смерти, но в третий день воскреснет), — все же не перенесли слов Христовых, но опечалились, и опечалились сильно. Это произошло оттого, что они еще не разумели силы слов Христовых, как то показывают Марк и Лука. Один говорит: «Не разумели сих слов, а спросить Его боялись» (Мк. 9:32); а другой: Слово «было закрыто от них, так что они не постигли его, а спросить Его о сем слове боялись» (Лк. 9:45). Но если они не понимали, то как же могли печалиться? Нельзя сказать, чтобы они ничего не понимали; напротив, знали они, что Он умрет, потому что непрестанно слышали о том. Но чтобы могла когда–либо случиться с Ним такая смерть, и что вскоре она должна разрушиться и произвести бесчисленные благодеяния, — этого они ясно еще не понимали; не знали и того, что это за воскресение. Потому–то они и скорбели, что весьма любили Учителя.
«Когда же пришли они в Капернаум, то подошли к Петру собиратели дидрахм и сказали: Учитель ваш не даст ли дидрахмы?» (Мф. 17:24) Что это за дидрахмы? Когда Бог избил первенцев египетских, то вместо них взял колено левитов. Но, так как число левитов было меньше числа первородных у иудеев, то Он за тех, которых недоставало в число, повелел вносить сикль. С этого времени вошло в обыкновение платить такую пошлину за первенцев. А так как Христос был первенец, и из учеников Петр казался первым, то собиратели пошлины и приступили к нему. Они, как мне кажется, собирали пошлину со всякого города; поэтому и пришли к нему в отечество, которым считался Капернаум. К самому Христу они не осмелились приступить, а пришли к Петру; впрочем, и к последнему приступили не с насильственным требованием, а скромно. Они не настоятельно требовали, а только спрашивали: «Учитель ваш не даст ли дидрахмы?» Надлежащего о Нем мнения они еще не имели, но считали Его за простого человека; впрочем, воздавали Ему некоторое уважение и честь за предшествовавшие знамения. Что ж им отвечает Петр? «Он говорит: да»! Собирателям пошлины сказал Петр, что Христос даст дидрахму; но самому Христу не объявил об этом, может быть, стыдясь говорить с Ним о таких вещах. Потому кроткий и все ясно ведущий Иисус, предупреждая его, говорит: «Как тебе кажется, Симон? цари земные с кого берут пошлины или подати? с сынов ли своих, или с посторонних?» Когда Петр ответил: от чужих, — Христос сказал: «итак сыны свободны» (ст. 25, 26). Чтобы не подумал Петр, что Он услышал что–либо от них, предваряет его, обнаруживая Свои мысли о том же самом предмете, и давая ему смелость, так как прежде последний не смел говорить об этом. Смысл же слов Его такой: Я свободен от платежа пошлины. Если цари земные не берут подати с сыновей своих, но с чужих, то тем более Я должен быть свободен от требования их, Царь и Сын Царя не земного, а небесного. Видишь ли, как Он различил сынов от тех, которые — не сыны? Если бы Он не был Сын, то напрасно привел в пример царей. Точно, говорят, Он Сын, но не истинный. Следовательно, не Сын. А если не Сын, и не истинный Сын, то не Сын Божий, а чужой. Если же чужой, то пример царей не имеет своей силы. Он говорит не просто о сынах, каких бы то ни было, но о сынах законных, собственных, участвующих в царстве с родившими их. Потому–то для различия и противопоставил сынов чужих, так называя тех, которые рождены не от них (от царей). Сынами же своими называет тех, которых родили сами цари. Но обрати здесь внимание и на то, как подкрепляет Он своими словами открытое Петру ведение. Впрочем, Он не останавливается и на этом, но и снисхождением Своим внушает то же: новый опыт великой мудрости! Сказавши это, Он присовокупляет: «Но, чтобы нам не соблазнить их, пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми, и, открыв у ней рот, найдешь статир; возьми его и отдай им за Меня и за себя» (ст. 27). Видишь ли, как Он и от подати не отказывается и, между тем, не просто повелевает отдать ее? Показав наперед, что Он не подлежит подати, потом дает ее; первое делает для того, чтобы не соблазнились ученики; последнее — чтобы не соблазнились сборщики податей. Дает пошлину не как обязанный к тому, но из снисхождения к их слабости.
2. В другом месте, рассуждая о пище, Христос пренебрегает соблазном; этим Он поучает нас различать время, когда надобно заботиться о соблазняющихся, а когда можно и оставить без внимания. Да и самый образ, как Он дает подать, открывает, кто Он таков. Для чего не велит Он заплатить из хранившихся у них денег? Для того, как я выше сказал, чтобы и в этом случае показать, что Он есть Бог над всем, и что море в Его власти. Эту власть Он показал и тогда уже, когда запретил морю, и тому же самому Петру позволил ходить по волнам. Эту же самую власть и теперь показывает, хотя другим образом, но также приводит в великое изумление. В самом деле, не мало значило сказать о бездне, что первая же рыба попадется, с требуемою пошлиною, и что повеление Его, подобно закинувшему сеть в бездну, поймает рыбу с статиром. Но дело власти прямо божественной и неизреченной — повелеть морю, чтобы оно принесло дар, и показать, как во всем оно Ему покорно, и тогда, когда, взволновавшись, вдруг утихло и среди неистовства волн подъяло сослужителя своего, и теперь также, когда платит за Него требующим подати. «Отдай им, — говорит, — за Меня и за себя». Видишь ли великое предпочтение? Познай же и глубокую мудрость Петрову. Об этом важном обстоятельстве не упомянул Марк, ученик его, как о великой чести, оказанной Петру Христом, но об отвержении его и он написал, а о том, что могло бы прославить Петра, умолчал, — может быть, потому что Учитель запретил говорить о нем то, что относилось к его славе. «За Меня и за себя», — так как и Петр был первенец. Ты дивишься силе Христовой? Подивись и вере ученика, который так послушен был в случае столь затруднительном. Действительно, для человеческого разума дело представлялось слишком трудным. В награду за такую–то веру Христос и присоединил его к Себе при плате пошлины: «За Меня и за себя». «В то время ученики приступили к Иисусу и сказали: кто больше в Царстве Небесном?» (Мф. 18:1) Нечто человеческое действовало в учениках. На это указывает и евангелист, говоря: «В то время», то есть, когда Христос предпочел Петра всем прочим. И Иаков был первородный, но Иисус ничего подобного не оказал ему. Стыдясь обнаружить страсть, которою недуговали, они не говорят прямо: почему Ты отдал Петру предпочтение пред нами? Разве он больше нас? Они стыдились сказать так, а спрашивают неопределенно: «Кто больше в Царстве Небесном?» Когда Иисус оказывал предпочтение троим из них, в них не обнаруживалось ничего подобного. А когда честь предоставлена была одному только, они опечалились. И не это только, но и другие обстоятельства приняв в соображение, они воспламенились страстью. Так Христос сказал некогда Петру: «Дам тебе ключи Царства Небесного. Блажен ты, Симон, сын Ионин» (Мф. 16:19, 17); и здесь говорит: «Отдай им за Меня и за себя»; к тому ж и большее дерзновение, какое они неоднократно видели в Петре, раздражало их. Если же Марк и не говорит, что они вопрошали, а в себе самих помышляли, то это нимало не противоречит первому: вероятно, и то и другое было с ними; еще и прежде неоднократно они приходили в такое состояние, а теперь выразили на словах, и в себе самих помышляли. Но ты смотри не на одно лишь то, что достойно было бы порицания, а размысли и о том, во–первых, что они и теперь ничего земного не ищут; во–вторых, что они после оставили и эту слабость и взаимно друг другу уступали первенство. Что ж касается до нас, то мы не можем возвыситься и до погрешностей их; не спрашиваем о том, кто больше в царствии небесном, но кто больше в царстве земном, кто богаче, кто сильнее. Что же говорит им Христос? Он раскрывает их совесть, и отвечает на их чувствования, а не просто на слова. «Призвав дитя, … сказал: … если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18:2, 3). Вы доискиваетесь, говорит, кто больше, и спорите о первенстве. Я же говорю: кто не будет ниже всех, тот недостоин царствия небесного. И прекрасный представляет пример. Но и не представляет только, а на самом деле поставляет посреди их отрока, пристыжая самим тем, что видят они пред собой; убеждает быть столько же смиренными и простосердечными, как и младенец, который не имеет ни зависти, ни тщеславия, ни желания первенства, но обладает высокою добродетелью простоты, беззлобия и смирения. Итак, нужно иметь не одно только мужество и благоразумие, но и добродетель смиренномудрия и простоты. Когда мы не имеем этих добродетелей, то сколь бы ни велики были наши дела, спасение наше сомнительно. Младенца хотя бы поносили, хотя бы наказывали, хотя бы хвалили, хотя бы честили, он ни в первом случае не досадует и не укоряет, и в последнем не гордится.
