Беременна она. А как же! Это что же получается, девять-десять недель? И она только сейчас заметила, что задержка? Так увлечена была салонами красоты и тусовками? И все вскрылось спустя сутки после нашей с ней встречи? Мысленно закатываю глаза.
— Если что-то…
— Не понадобится, — обрываю Демьяна на полуслове. — Иди. — Жду секунду, две и повторяю четче: — Уходи, Дем, ко мне гости должны прийти.
— Вот так просто выгонишь?
— А чего ты ждал? — пожимаю плечом. — Ну не получилось у нас ничего, подумаешь. Я с самого начала ни на что не рассчитывала. Все нормально.
— Ладно. — Он делает шаг назад. — Я завтра позвоню твоей маме.
— Не парься. Я сама с ней поговорю.
Я вхожу в гостиную, захлопываю дверь и прижимаюсь к ней спиной. От обиды и злости в висках дико пульсирует. В носу щиплет. А доченька совсем не двигается. Ей куда больнее, чем мне. Ведь у нее образовалась невидимая связь с отцом. Но что я могу сделать? Заявить, что Габи от него? Сразу после новости о «беременности» его бывшей? Это так низко и нелепо! Будто от отчаяния!
Но ты же любишь его, твердит сердце! И он любит тебя. Не остановишь его сейчас, загубишь все три жизни, которым дала шанс.
Я выскакиваю из гостиной в опустевший коридор. Ловлю запах его парфюма и приковываю взгляд к карточке.
Пусть подавится своими деньгами!
Хватаю ее и топаю на балкон. Демьян бодро шагает к своей мигнувшей фарами машине.
— Эй, сосед! — окликаю его. — Кое-что забыл! — Он поднимает лицо, остановившись, и я швыряю ему карточку. Та, описав в воздухе зигзаг, приземляется у его ног. — Там триста тысяч! Пин-код «ноль два ноль восемь». Легко запомнить. Купи своей овце золотой ошейник!
Сжав в кулаке ключи, он секунду буравит меня взглядом, потом разводит руки и кричит:
— Почему ты просто не признаешься, что Габи — моя дочь?!
— А сам догадаться не можешь?! — возмущаюсь в ответ, привлекая внимание прохожих.
— Так догадался, не дурак!
— А че молчал?
— А ты че молчала?
Я, рыкнув, ударяю ладонями по перилам:
— Скотина!
— Истеричка!
— Да пошел ты, — фыркаю и влетаю назад в квартиру.
Доча дает о себе знать, нехило толкнувшись. Словно пинает меня, велит не останавливаться.
Выдохнув, несусь в коридор. Засовывая ноги в тапки, ругаю себя за слабоумие, с которым мчусь за мужиком. Он мне на восьмое марта подарил новость о беременности от него какой-то стервы, а я теряю чувство самоуважения. Не перебарщиваю ли с благодарностью?
Нажимаю кнопку движущегося в неизвестном направлении лифта и дергаю ногой в его ожидании. Что я сделаю, выбежав на улицу? Брошусь под колеса машины? Начну умолять Демьяна жениться на мне?
Блин, я себя что, на помойке нашла? Да ну его!
Уже передумываю и решаю вернуться в квартиру, как лифт останавливается, двери раздвигаются, и из кабины вываливается Демьян. Мгновенье мы шокированно смотрим друг на друга. Будто случайно встретились спустя сто лет разлуки. А когда о его плечо ударяется дверь и отъезжает обратно, я проговариваю:
— Она врет.
— Я знаю, — отвечает он и бросается на меня с поцелуем.
Руками упираюсь в его плечи и отталкиваю от себя.
— Ненавижу тебя…
Демьян перехватывает мои запястья. Фиксирует их прочнее стальных наручников и выдыхает мне в губы:
— А я тебя люблю…
— Деньги ты любишь, — противлюсь я, напрасно пытаясь выпутаться из его тисков и даже укусить, — и роскошную жизнь.
— Не отрицаю. Их тоже люблю, — улыбается, напирая меня. — Но тебя больше.
Послать бы его, а мне навзрыд закричать хочется, что и я его люблю. Зареветь бы в три ручья, пощечину ему отвесить, обвинить во всех смертных грехах и только после этого простить. А я уже сдаюсь. Едва оказываюсь в квартире, дверь которой Демьян захлопывает ногой, как позволяю ему взмахом руки смести все с тумбочки и усадить на нее мою задницу. Ойкнув, лбом упираюсь в его плечо.
— Что-то не так?! — резко спрашивает он и кладет ладонь на живот. — Габи?
Я мотаю головой, елозя на тумбочке.
— Мне что-то в попу уперлось.
Не удержав смешок, Демьян просовывает под меня свою руку и вытаскивает губную помаду.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ах она безобразница, — подшучивает, губами найдя мои губы и снова присосавшись к ним. — Совсем стыд потеряла, — продолжает шептать с придыханием. — Хоть бы постеснялась… Тебе же нельзя…
— Кто сказал, что нельзя? — отвечаю ему в тон, запрокинув руки за его шею.
Вмиг становится так тихо, что я слышу тиканье настенных часов в гостиной и гулкое биение своего сердца.
Демьян медленно отлипает от моих губ, открывает глаза и хмурится:
— То есть? — шепчет хрипло.
Озадаченность в его взгляде сменяется рассеянностью. Глаза обволакивает туманом, лишающим его сосредоточенности. Дыхание сбивается. А ладонь с живота крадется на мою спину.
— Через пару недель будет нельзя из-за риска вызвать преждевременные роды. А сейчас очень даже можно. Для мышц полезно, — объясняю ему, краснея и задыхаясь от волнения, — для здоровья…
Губная помада отлетает в сторону. Вслед за ней сдернутая с мужских плеч куртка.
— Я открою тебе тайну. — Демьян торопится разуться. — Для моих мышц и здоровья кекс тоже несказанно полезен. Так что предлагаю не дать друг другу умереть от ржавчины.
Он подхватывает меня на руки и пулей в спальню. Я пикнуть не успеваю, как оказываюсь на кровати. Демьян окидывает ее взглядом и, присвистнув, стягивает с себя майку.
От вида его торса у меня в горле пересыхает. Я, увы, сегодня не в форме. Станцевать у шеста не смогу. Как минимум, есть одно слабое звено среди частей моего тела.
Буквально выпрыгнув из джинсов, он в порыве снимает с меня кофточку, стягивает брюки и очень медленно нависает сверху, укладывая меня спиной на нашу первую общую кровать.
И только увидев полыхающий в его глазах огонь, я понимаю, как мне страшно. Мы же не одни. Здесь наша дочь. Она уже многое понимает и чувствует. Но именно в этот момент ведет себя абсолютно тихо. Будто уснула, оставила нас наедине.
— Я буду аккуратным, — уверяет меня Демьян, склонившись к губам.
На живот не давит. Держит свой вес на расставленных в стороны руках. Целует нежно, плавно. Дает мне расслабиться и убедиться в своей женственности.
Сердце попросту замирает. Мозги словно миксером взбили. Перед глазами все как в тумане, а в ушах непрерывный шум. Кажется, даже мои ступни покрылись мурашками. Лестно, черт возьми, знать, что ты в любом виде заводишь соблазнительного мужчину, перебравшего в своей жизни девушек разного сорта, но отказавшегося от всего ради тебя единственной.
Я пальцами обвожу те мышцы мужского тела, которые изучала в ночь со второго на третье августа. Они так же круты и тверды. Он по-прежнему кипяток. А запах сводит с ума. И он, как и в нашу первую ночь, снова хочет меня до жути.
— Крош, а как нам можно? — спрашивает, уже не в силах терпеть.
Чувствую, как упирается в меня его вздыбленный лев. Не было бы на нас белья, уже приступил бы к охоте.
— Я за Габи боюсь, — признается он, губами ведя по моей шее. — Ты сильно обидишься, если я попрошу тебя…
— Встать на четвереньки? — усмехаюсь, поняв его умолкнувший посыл.
— Извращенка, — смеется он, опять взглянув мне в глаза.
— Дем, у нас ничего не получится ни спереди, ни сзади, если мы не разденемся до конца.
— Да? — Он изгибает бровь, и я начинаю хохотать от правдивой наивности на его лице.
Уголок его губ дергается, а шустрая рука юркает под мою спину и щелкает застежкой лифчика. Демьян осторожно подцепляет большим пальцем бретельку и, лаская взглядом мою грудь, обнажает ее.
Меня сотрясает судорогой от ощущения мужской ладони на налитом возбуждением бугорке. От неожиданности, насколько голодным оказывается мое тело, я вздрагиваю. Но Демьян развеивает леденящую меня скованность, вновь припав с поцелуем к моим губам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он пальцами очерчивает изгибы моего тела, оставаясь предельно аккуратным. Осторожно переворачивает меня и поднимает на колени. Убрав с шеи волосы, покрывает ее легкими, как перышко, поцелуями.
