— Не понял, ты о чём?
— Смотрю, ты почти не пострадал, сразу видно, подготовка у тебя отличная.
— Почти? А должен был?
— Ну у кого как.
— Не понял сейчас ничего.
— А что непонятного? Всем по-разному от неё достаётся. У некоторых бывает так, что вся физиономия располосована.
— Вот ты о чём. Значит, про эту подставу с феном все знали?
— Конечно. Все техники мужского пола через неё прошли. Женщины её не интересуют. У вас это вроде крещения. Сейчас ты принят в наш дружный коллектив.
— А почему ты мне раньше ничего про это не говорила?
— А ты не спрашивал.
— Это что нормально, вот так обращаться с техниками?
— А ты на неё жалобу напиши.
— На что?
— Ну как, избила, изнасиловала.
— Как я понимаю, уже писали.
— Конечно. Командование флотом в курсе и закрывает глаза на её маленькие слабости.
— Это сейчас так называется?
— Именно так.
— Оригинально.
— Так что жалобу писать будешь? — спросил подошедший Ридо.
— Так, не на что писать. Думаешь, я с женщиной не справлюсь?
— Ты что её вырубил?
— Нет, я просто сбежал.
— Ты смотри какой шустрый.
— Я не понял, а кто она такая и почему ей это позволяется командованием?
— Она руководит отделом финансового контроля флота, и эти мелкие слабости ей прощаются.
Дверь в раздевалку открылась, и все посмотрели туда, я тоже обернулся. Внутрь зашли трое сбш-ников. Уже знакомый мне капитан и двое с ним. За кем они сюда пожаловали, лично мне стало сразу понятно.
— Блез Абдулаиджи? — спросил капитан.
— Капитан, ты чего? Мы уже два раза встречались?
— Сдать оружие!
— Держи, — отдал ему бластер.
— Нож?
— Забирай, я сегодня добрый, — достал нож из ножен и отдал ему.
— Руки.
На меня надели наручники, и мы направились в СБ. Там меня завели сразу в допросную.
— Блез Абдулаиджи? — спросил капитан.
— Нет.
— Хватит паясничать!
— Капитан, мы не первый раз разговариваем, и ты прекрасно знаешь кто я. Что за глупые вопросы?
— По протоколу допроса я обязан задать данный вопрос.
— А я могу на него не отвечать?
— Можешь.
— Тогда не стану.
— На тебя поступила жалоба.
— Я даже знаю от кого. Хочешь, угадаю?
— Нет. Объясни мне лучше. Вот ты на станцию прилетел совсем недавно. Вот как так получается, что из всех прилетевших, ты побывал у нас больше всех за этот месяц?
— Э-э-э я даже не знаю, карма наверно плохая у меня.
— А по-моему ты решил нас завалить работой. Вот чего тебе тихо-мирно не работается? Зачем ты вчера попёрся вчера к ней в каюту?
— Так мне заявку старший техник дал?
— И что, ты не знал, куда идёшь?
— Нет, я только сегодня узнал.
— Ты не новичок на флоте и должен был прекрасно знать, что кого попало к командованию, не отправляют.
— Да я не знал кто она. Правда.
— Вся станция знает, а он нет. Абдулаиджи ты не пытайся выглядеть тупым, у тебя это не получается.
— Ну я же ничего не сделал. Работу выполнил, её не трогал, удрал из каюты. Какие, ко мне претензии?
— Лучше бы ты застрелился, проблем из-за тебя меньше было бы.
— По себе судишь капитан?
— Вот объясни мне теперь, откуда у тебя сто тысяч кредов, что ты поставил на себя перед поединком с Вараном?
— Заработал в полиции.
— Это точно не был твой официальный заработок. Откуда креды?
— Ставил на себя также в боях.
— Подтвердить документально можешь?
— Нет.
— Вот почему-то я так и думал. Одни проблемы из-за тебя Абдулаиджи. Посидишь теперь в камере и подумаешь. Хотя такой злой, я давно её не помню.
— Почему злой?
— Он ещё спрашивает. Понимаешь, когда она становится злая, она начинает искать разные косяки у командования флотом. В свою очередь, командование флота начинает сильно нервничать, а когда начинает нервничать командование флота, эта нервозность сильно сказывается на подчинённых, то есть на нас. Понял?
— Нет.
— Всё ты понял! Вот и думай теперь, как ты будешь успокаивать командование флотом.
— Я?
— Ну не я же. Ты его разозлил, тебе и успокаивать.
— Что всё командование придётся успокаивать?
— Разумеется.
— Я не могу, я — раненый.
— Это тебя не оправдывает.
Вообще, я пребывал в полном шоке от происходящего и совсем не понимал, чего он от меня хочет. Справедливо полагая, что ничего не нарушал. Нет, я понимал, конечно, на что он постоянно намекает, но был категорически против такого отношения к себе. Я не чья-то постельная игрушка! Собственно, на этом допрос закончился. Меня посадили в камеру.
В этот раз меня отправили в камеру на четверых. Двое, там уже прохлаждались, и их я где-то видел раньше. Вроде здесь же встречались раньше.
— Здорово парни, — поздоровался я с ними.
— Это кого к нам ещё подсадили? — поинтересовался один из них.
— Тебя это не касается.
— Ты смотри Касыр, нам грубияна подсадили.
Честно говоря, я был откровенно удивлён происходящим, зная, кто я, эти двое решили, что вдвоём могут со мной справиться или это такая подстава? Сейчас можно ожидать всё что угодно от сбшников. Это у них такая операция по принуждению меня к сексу с этой дамочкой?
— Слышишь придурок, я боец лиги, у тебя есть десять секунд, чтобы извиниться или ваши тушки будут долго отскребать от стен этой камеры.
Что произошло дальше, я не понял, совершенно неожиданно, всё поплыло перед глазами, ноги подкосились, и я рухнул на пол без сознания.
Сознание ко мне вернулось в виде сильной боли, я попытался открыть глаза, но не мог. Один глаз с трудом приоткрылся, второй вообще не хотел открываться. Что произошло, я совершенно не понял. Это точно был не станер. Не было у меня характерного покалывания после станера. Кроме того, я хорошо видел руки обоих. В них точно ничего не было из оружия. Тогда как меня вырубили? Я попытался приоткрыть глаз посильнее, чтобы рассмотреть окружающую обстановку. Пока, кроме лужи собственной крови, в которой я сейчас лежал, ничего не видел. Ни рук не ног я не чувствовал, но чувствительность быстро возвращалась и отзывалась сильной болью в конечностях. С трудом осмотрев одним глазом окружающую обстановку, понял, что нахожусь по-прежнему в той же камере. Парочка, что меня только что хорошо попинала, что-то негромко обсуждала между собой около коек. Мне было плохо слышно, о чём они между собой говорят.
— Вроде пришёл в себя? — спросил тот, который Касыр, посмотрев на меня.
— Не должен вроде, — ответил неуверенно второй.
— Говорю тебе, он пришёл в себя, вон смотри, глаз приоткрыт.
— Да глаз так и был.
— Проверь его.
— Чего его проверять?
— Как бы ни сдох, нам тогда мало не покажется.
— Да не сдох он, точно тебе говорю.
— Проверь!
Второй немного приблизился и здесь я среагировал, удар ногой от меня, он совсем не ожидал. Нижняя подсечка у меня всегда получалось великолепно. Потеряв равновесие, он попытался рухнуть на пол, но немного не долетев до пола, получил второй удар ногой в грудь и сменил направление полёта на горизонтальное и отправился осваивать новые горизонты в сторону ближайшей койки. Его полёт закончился, когда его голова и боковая стойка кровати встретились. Голова такую встречу вроде выдержала, но сознание его покинуло, а вот боковая стойка кровати пострадала — она погнулась. Хотя руки у меня по-прежнему были в наручниках, но со вторым я рассчитывал разобраться и так. Вот только у меня снова всё поплыло перед глазами, и я отключился.
— Ты что творишь? — услышал я сквозь какую-то пелену. — Это спецсредство, его нельзя применять так. Что я буду должен написать в отчёте, если ты ему мозги выжег?
— А что я должен был сделать? Он двумя ударами вырубил Шела и со мной бы без проблем разобрался.
— Вот болван! Забирай его теперь отсюда.
Мне что-то светило в глаза, и мне это совсем не нравилось.