1255 год — Восстание в Новгороде «меньших» людей из-за попытки монголо-татар обложить город данью
1257 год — Начало переписи русского населения монголо-татарами для введения подворного обложения; начало установления ордынского выхода
Сын Невского оказался более патриотом, чем его отец. Когда тот явился с монголами совершать перепись, горожане убедили его, что нехорошее это дело, Василий посмел ослушаться приказов отца, и в городе началось волнение. Князь же прогнал своего сына, а новгородских патриотов казнил. Новгородцы вытерпели и это. Перепись была проведена, на Новгород легла тяжелая дань, которая шла в Орду. С одной стороны, дань избавляла новгородцев от ордынских рейдов, с другой — горожане жаждали избавиться от настоящего хозяина Руси — монгольского хана Белой, или — как у нас ее называли — Золотой, Орды. Почему никто не возмутился, что приходится теперь жить вольному городу под чужим ханом? Благодаря Александру Ярославичу. В городе его уважали — не за подчинение монголам, нет, за успешные походы в западные земли — на чудь и на рыцарские военные ордена. Что ж это были за подвиги такие, которые убедили новгородцев крепко держаться за князя, который привел Новгород, не подвергшийся нашествию, в добровольный монгольский плен? И главное — когда были эти победы. Даты двух исторических стычек, извините, тут уж вопреки Костомарову, я не могу назвать эти события полноценными битвами, 1240 и 1242 годы. Нашествие началось с подчинения Северо-Восточной Руси в 1237–1238 годах, покончило с югом как раз в 1240 году, а два года спустя монгольские полчища опустошали Центральную Европу и на западе с ужасом ожидали самого страшного — порабощения.
1240 год Захват Батыем Киева
1240 год Невская битва
1242 год «Ледовое побоище» на Чудском озере
1243 год Поездка Ярослава Всеволодовича в Орду; получение ярлыка на великое княжение; получение им всех прав на Киев
Воевать с кучкой шведов на берегах озера Нево — чистое удовольствие в сравнении с тяжелым сопротивлением монгольской коннице. Воевать с горсткой рыцарей да согнанными ей в помощь чудскими мужиками, вооруженными чем попало, — тоже восторг, это не оборона Козельска и не кровавая битва за Киев. На фоне всенародной беды, какой было монгольское завоевание, эти победы выглядят даже совершенно несерьезно, даже неприлично. Шведы, бог с ними, высадились на нескольких кораблях, обычный разведочный отряд, ничего серьезного. Рыцари вынуждены были тащить с собой чудь, так их было немного. И это — битвы? Еще раз задаю этот вопрос: почему новгородцы подчинились Александру? Или из наших летописей вымараны какие-то тайные строки? Новгородцы, которые с жаром всегда кричали «умрем за Святую Софию», теперь согласились со своим князем, что перепись — это терпимо, а дань — ничего, переживем.
Что случилось с новгородцами? Ради сохранения свобод они пожертвовали свободой? Нет, все проще. По Костомарову, новгородцы страшно боялись, что их Александр Невский приведет на непокорный город монгольские полчища. Вот чего так боялись жители Господина Великого Новгорода! И приведет он не только эти полчища поганых, но и русские полки. Вот в чем была причина такой лояльности к своему князю. Против остатков Русской земли вкупе с монголами город выстоять бы не смог. Недаром, наверно, в святцы Александр попал уже много позже, вот почему его небольшие подвиги в святочном житии расписаны как огромные победы и вот почему в тексте летописей времени Александра вы найдете всего несколько десятков строк, посвященных его деяниям, зато рассказ о переписи, которую устроил в городе Александр, занимает куда больше места. Нет, не была это народная любовь. Это был страх, что сильный и жестокий князь уничтожит город полностью.
«Батыево полчище, — говорит историк, — только зацепило Новгородскую землю во время своей опустошительной прогулки в Руси в 1238 году. Одному Торжку суждено было подвергнуться пожару и всеобщему истреблению жителей. Путь к самому Новгороду не по силам был татарам. Однако, состоявши в связи с покоренной татарами Русью, Новгород не мог совершенно избегнуть необходимости хотя немного хлебнуть из той горькой чаши, которую поднесла судьба русскому миру. Новгород должен был войти в систему подчиненных ханам русских стран и участвовать в платеже выхода победителям. Новгород не противился этому платежу: он не терял сознания своей принадлежности к русскому миру, и потому должен был отправлять повинность, которая касалась всех русских земель вместе. Притом Новгород не был столько силен, чтобы отважиться раздразнить против себя могущество завоевателей. Этот платеж выхода привязывал его к особе великого князя, который был посредником между ханом и князьями и русским народом всех подчиненных земель. Александр до конца жизни (в 1262 г.) не переставал иметь непосредственное влияние на управление Новгородом, и когда сам не был в Новгороде, то оставлял там подручником другого сына, Дмитрия. Новгородцы по его приказанию ходили в походы, он посылал им и других подручных князей на помощь с войском».
Итак, что ж мы все-таки имеем? Непрестанный контроль за настроениями в городе, обработанных лаской и милостями бояр из проалександровой партии, постоянного контролера и доносчика в отсутствие князя, карательные меры, если будет недовольство, и — наконец — выплату выхода, который был распределен на всех жителей, поскольку они были переписаны. Откуда бы у Александра Ярославича, не боявшегося выступить против немцев и шведов, такая нежность к завоевателям монголам? Костомаров видит ее рождение во время посещения Александром Орды.
«Александр приехал в Волжскую Орду вместе с братом Андреем в 1247 году, — пишет он, — тогда, по смерти Ярослава, достоинство старейшего князя оставалось незанятым и от воли победителей зависело дать его тому или другому. Монголы жили тогда еще совершенно кочевою жизнью, хотя и окружали себя роскошью цивилизации тех стран, которые они покорили и опустошили. Еще постоянных городов у них на Волге не было; зато были, так сказать, подвижные огромные города, состоявшие из разбитых по прихоти властелина кибиток, перевозимых на телегах с места на место. Где пожелает хан, там устраивался и существовал более или менее долгое время многолюдный кочевой город. Являлись ремесла и торговля; потом — по приказанию хана — все укладывалось, и огромный обоз в несколько сот и тысяч телег, запряженных волами и лошадьми, со стадами овец, скота, с табунами лошадей, двигался для того, чтобы, через несколько дней пути, опять расположиться станом. В такой стан прибыли наши князья. Их заставили, по обычаю, пройти между двумя огнями для очищения от зловредных чар, которые могли пристать к хану. Выдержавши это очищение, они допускались к хану, перед которым они должны были явиться с обычными земными поклонами.
Хан принимал завоеванных подручников в разрисованной войлочной палатке, на вызолоченном возвышении, похожем на постель, с одною из своих жен, окруженный своими братьями, сыновьями и сановниками; по правую руку его сидели мужчины, по левую женщины. Батый принял наших князей ласково и сразу понял, что Александр, о котором уже он много слышал, выходит по уму своему из ряда прочих русских князей. По воле Батыя Ярославичи должны были отправиться в Большую Орду к великому хану. Путь нашим князьям лежал через необозримые степные пространства Средней Азии. Ханские чиновники сопровождали их и доставляли переменных лошадей. Они видели недавно разоренные города и остатки цивилизации народов, порабощенных варварами. До монгольского погрома многие из этих стран находились в цветущем состоянии, а теперь были в развалинах и покрыты грудами костей. Порабощенные остатки народонаселения должны были служить завоевателям. Везде была крайняя нищета, и нашим князьям не раз приходилось переносить голод; немало терпели они там от холода и жажды. Только немногие города, и в том числе Ташкент, уцелели.
У самого великого хана была столица Каракорум, город многолюдный, обнесенный глиняной стеной с четырьмя воротами. В нем были большие здания для ханских чиновников и храмы разных вероисповеданий. Тут толпились пришельцы всевозможных наций, покоренных монголами; были и европейцы: французы и немцы, приходившие сюда с европейским знанием ремесел и художеств, — самая пестрая смесь племен и языков. За городом находился обширный и богатый ханский дворец, где хан зимою и летом на торжественные празднества являлся как божество, сидя с одною из своих жен на возвышении, украшенном массою золота и серебра. Но оседлое житье в одном месте было не во вкусе монголов. Являясь только по временам в столицу, великий хан, как и волжские ханы, проводил жизнь, переезжая с места на место с огромным обозом: там, где ему нравилось, располагались станом, раскидывались бесчисленные палатки, и одна из них, обитая внутри листовым золотом и украшенная драгоценностями, отнятыми у побежденных народов, служила местопребыванием властелина. Возникал многолюдный город и исчезал, появляясь снова в ином месте. Все носило вид крайнего варварства, смешанного с нелепой пышностью. Безобразные и нечистоплотные монголы, считавшие опрятность даже пороком, питавшиеся такой грязной пищей, которой одно описание возбуждает омерзение, безвкусно украшали себя несметными богатствами и считали себя по воле Бога обладателями всей вселенной.
