Берю неподражаем! Он само величие и преувеличие, в нем есть что-то магическое, величественное, неподдающееся, не входящее ни в какие рамки! Ему не хватает кислорода, и он втягивает его, как может и чем может. Он расстегивает крючки и пуговицы, расшнуровывает ботинки. Он расслабляется. Он полагает, что выступает в роли защитника, а сам стал гражданским истцом.
— Мы хотели бы сделать из них честных и услужливых, и так далее, индивидуев! Которые вытирают башмаки о коврик, которые отсылают обратно лифт, которые спускают за собой воду в унитазе, которые прикрывают за собой дверь, чтобы, паче чаяния, за них это на сделал чернокожий швейцар. Какая ерунда! Какая глупость! У этого молодого парня, о котором я говорю, есть только один дружок на свете — забегаловка на углу. Его единственная защита — велосипедная цепь в кармане, которая пачкает смазкой его штаны. Его единственный идеал — это угнать автомобиль и прокатить на нем в ближайшую рощу чемпионку по подмахиванию на пересеченной местности. Его единственное развлечение — это прокуренная киношка, где крутят фильмы о невозмутимых гангстерах, шлепающих друг друга из бесшумных пистолетов. Все, кто здесь присутствуют, уже комиссары. Так думайте хорошенько о том, что я вам сейчас сказал, когда ваши гренадеры приволокут к вам на допрос какую-нибудь банду дрожащих от страха малолетних хулиганов. Не стоит им рубить головы, достаточно укоротить им прическу. Не стоит переодевать их в казенную одежду, достаточно просто снять с них черные куртки, которые они позаимствовали из фильмов Бранлона Мадо. Нужно учить их жить не для того, чтобы наказывать, а для того, чтобы научить жить!
Он говорит об этом с таким пафосом, что мы не можем удержаться от аплодисментов, которых он, безусловно, заслуживает. И в нем появляется что-то от гомеровских богов из «Илиады». Успех придает таланта, а власть храбрости.
— А поскольку молодежь делают взрослые, — возобновляет он речь, так нечего жаловаться на то, что у нас такая беспокойная молодежь. Так вместо того, чтобы ее наказывать, давайте поможем ей. Будем ее развлекать! Доверимся ей! На окраинах больших городов, по которым я проезжаю, каждый раз я вижу новые курятники! Все строят и строят! Все те же самые, громадные, холодные, набитые живностью и все-таки пустые! Мрачные до жути! В них набивают мужиков так плотно, как банки с вареньем на полку. Им говорят: «Будьте спокойны. Забудьтесь. Поработали — и баиньки!» К тому же, муниципалитеты ничего не скрывают, они так и называют их: городки-спальни! В общем, сейчас официально строят города, где людям дано только одно право: дрыхнуть! За рабочим скотом приезжают автобусы, отвозят его к станкам и привозят обратно с мешками под глазами: «Спите, будьте умницами». Постарайтесь дожить до завтра. Трахайте потихоньку свою бабенку или бабенку соседа, чтобы снять усталость. Собак иметь запрещается! Отправляйте гулять своих ребятишек! Платите регулярно за газ и за квартиру и ждите завтрашнего дня, чтобы все началось снова. Вот такая штуковина! И вас удивляет, друзья-приятели, что молодежь сыта всем по горло и все разносит вокруг себя! Вас шокирует, что они мочатся на мерзкие стены этих заводов для спанья? Вас беспокоит, что они бьют в них стекла, что они воруют машины и начинают пьянствовать, как только их отнимают от сиськи? Меня нет! В комиссариатах полиции обстановка гораздо лучше, чем у них дома! Полицейские, по крайней мере, выслушивают их, дают им выговориться, разговаривают с ними! Это становится, так сказать, их настоящей семьей, потому что фараоны тоже люди! И потому что именно этого им не хватает пуще всего, этим соплякам в черных курках. Людей, с которыми можно поговорить. На этот раз Берю, ублаженный криками «браво», энергичным жестом руки прерывает наши аплодисменты и опускает руку.
— Я на какое-то время, — вздыхает он, — отошел от своей энциклопедии, ребята! Вы знаете, это что? Когда у человека воспламеняющий характер, как у меня, у Берю, тебя так и тянет на умные речи, слова из тебя так и прут. Но всегда полезно сказать о сути своей мысли. Это помогает разобраться в вопросе.
Итак, вернемся, к воспитанию молодого человека. Многие из них, несмотря на то, что я только что рассказывал, ведут себя с девушками неестественно и робеют перед ними. Когда какая-то нравится им, они боятся ей это сказать или сделать так, чтобы она поняла. Вышеупомянутым молодым людям я хочу дать несколько формул.
Большим и указательным пальцем он крепко сжимает переносицу, вызывая у себя вдохновение.
И оно осеняет его.
— Предположим, — начинает Энциклопедист, — что молодой человек служит в какой-нибудь конторе. Он втюривается в хорошенькую секретаршу и запутывается в своем чувстве. Он издалека рассматривает ее ноги, обтянутые чулком без шва, когда она «нога на ногу» сидит за машинкой, любуется манерой, с какой она курит, стучит на своем «Ундервуде» или подкрашивает помадой губы. Он приходит в отчаяние от того, что не может ей сказать, что из-за нее у него в груди бьется не сердце, а горит паяльная лампа. И вот у этого славного молодого человека пропадает аппетит, за обедом он не доедает свою лапшу и нарушает обмена веществ, как говорит мой доктор. Как же сделать так, чтобы добиться своего? Система такая. Каждое утро парень приходит раньше всех в контору и кладет под чехол пишущей машинки этой крошки букетик фиалок (если сезон) или садовых мальв. Раскошеливаться особо не надо, важен сам жест. Заинтригованная девчонка начинает задавать вопросы насчет того, кто это с ней так мило шутит. Влюбленный не раскрывает себя и продолжает в том же духе. Машинистку все больше и больше начинает разбирать дух любопытства. Чтобы очаровать девчонку, сыны моя, есть только два способа: интриговать, либо чем-нибудь забавлять. В конце концов мисс Ундервуд уже не может больше терпеть. И тогда молодому человеку остается только отправить ей простенькую записочку, надушенную одеколоном «Сирень», в стиле: «Это я, Жюльен, который обожает вас в тайне своей души и решается вам об этом говорить только цветами».
Она не может устоять, даже если у воздыхателя рост жокея, кос картошкой и раскосые глаза. Потом, все так же через писульку, потому что наш любитель езды задним ходом не решается на большее, он назначает первое свиданье: «Завтра, в субботу, я буду ждать вас с трех часов и до конца моей жизни в кафе „Моя Бургундия“ на бульваре Оссман. Там подают лучшее божоле в Париже и такие бутерброды с колбасой, что сам „Железная Маска“ провел бы себе в тюрьму трубопровод, чтобы попробовать это».
Надо все делать с блеском, парни! Их можно взять только на красивом. Ставлю содержимое галантерейной лавки против содержимого трусов, что на следующий день эта капризная секретарша будет на месте и при полном параде. Только не будьте идиотом и не торчите там с двух часов! Только не это! Хитрость заключается в том, чтобы прийти с опозданием на полчаса. Это для того, чтобы молодая девственница немного поволновалась.
Увидев вас, она сразу теряет рассудок от радости. Вы заливаете ей что-нибудь насчет аварии в метро или пробке на улице. Затем нежно берете ее за ручку и шепчете, напустив туману в свои глаза:
«Ах, Жермен (если, естественно, ее зовут Жермен), ах, Жермен, отныне только от вас зависит, от чего я умру: от экстаза или от горя!»
Если вы в этот момент сможете выдавить из глаза жалобную слезу — это будет воще. От такого допинга девчонка начинает ворковать, как голубка, а вам остается только слушать. Всю работу она сделает сама, как, если привести другой пример, это делает ваша супружница, когда вы приходите домой в три часа утра на рогах. Резюме: оружие скромника — в его романтичности. Только так он сможет устоять на своих двоих, исполняя эту очаровательную роль под Жерар Филиппа.
А теперь другие советы, — продолжает поучать Неистощимый. — Когда вы ведете девчушку в кино, чтобы пообжиматься, не надевайте штаны с молнией: во-первых, она трещит в тишине, а, во-вторых, вы можете защемить себя, когда обстоятельства заставят вас в темпе застегнуть ширинку. Нет ничего лучше добрых пуговиц наших дедов. На кадреже, — продолжает Неутомимый, — когда вы хотите перепихнуться с девчонкой, — не забирайтесь в кусты. Бывает, сидите вы с вашей дамой в укрытии, на горизонте вроде все спокойно, и вы, вместо того, чтобы дать поостыть ее берданке, решаете стрельнуть еще один разок. В таких случаях никогда не ложитесь на подлесок. Это очень интригует охотничьих кобелей. Заинтригованные, они примутся облаивать ваш зад. На лай по-шустрому прискочит какой-нибудь очкарик-охотник и влепит вам в мягкое место заряд дроби, до того, как вы успеете ему объяснить, чем вы тут занимаетесь. Молодой кадрило, которым овладевает мимолетное желание, должен пользовать свою Диану, прислонив ее к дереву. Ни в коем случае в горизонтальном положении! Пусть лучше вас примут за продольных пильщиков, чем за кроликов. Он пытается сплюнуть — напрасный труд. Ничего не выходит из слизистой, обезвоженной глаголом.
