В город мы возвращаемся, как мне думается, совсем другими по уровню понимания. Моя правая рука ни на секунду не отпускает бедро Мэй, а она кладет голову мне на плечо и моргает при каждом встречном блике фар. К концу поездки, я несу сонную малышку по подъездной дорожке ее дома в районе «Уиннетка» и слышу голос родного отца. Я охреневаю, замечая его у дуба, что растет с правой стороны дома с белыми ставнями и крыльцом на высоких белесых опорах.
— Какого черта, ты тут потерял?
— Тебя. Заставляешь меня тратить силы на перелет из Чикаго в Балтимор и обратно. Отнеси девушку, я буду ждать в кафе возле хозяйственного магазина.
Ответить так, как он заслуживает, я не могу, потому-что, Мэй сладко мурлычет в моих объятиях. И вместо посылания отца в тернистый путь, я стучу ногой в дверь. Эмма Эплби в домашней одежде и тапочках, округляет глаза и шепотом предлагает войти. Я в два шага подбираюсь к дивану в гостиной, укладываю Мэй и перед тем, как отправиться на встречу, целую ее. Миссис Эплби, хлопает меня по спине и произносит:
— Спасибо, что позаботился о ней. Зря она пошла на свадьбу Майка.
— Поверьте, никто не посмеет сплетничать о Мэй, после ее искрометной, поздравительной речи.
— Боже… — Эмма разворачивает плед, что лежал в кресле. — Грэм, я правильно понимаю?
— Грэм Уильям Моррисон. — я протягиваю руку, и женщина пожимает ее, немного приподнимая уголки губ.
— Я передам ей, мистер Грэм Уильям Моррисон, что вы мне понравились. Доброй ночи.
— До свидания.
Огонек тепла разгорается в приветливое пламя, и я в отличном настроении покидаю особняк семьи Эплби.
***
В забегаловке, в которой продают только вафли и блинчики с клиновым сиропом, мой папаша, восседает за стойкой с кружкой ядреного кофе. Я медленно подхожу, отодвигаю табурет на длинных ножках и сажусь. Передо мной мгновенно появляется точно такая же тара с черным, как чертоги Аида напитком.
— О чем ты хотел поговорить, и давай быстро.
— Я не хило вляпался сынок.
— Неужели? Это ты о Натали или о другой тёлке?
— Брось, с Андервуд тот раз был единственный и то, по причине того, что я изрядно напился.
— Черт, большей чуши, мне не доводилось слышать.
Я достаю смятую купюру и пригвождаю к столешнице. Отец косится на меня, а затем достает телефон и толкает его ровно до моей чашки. Что ж, посмотрим. Я снимаю блокировку и вижу открытое видео-окно. Нажимаю. Офис отца, Вентуро и серебристый кейс в котором, по меньшей мере, два фунта героина в разных по весу пакетиках. Я отталкиваю смартфон и интересуюсь:
— Зачем?
— Мой бизнес шел ко дну. Я шел ко дну. Лана мечтала о капитальном ремонте дома. Я хотел всего лишь поправить свое положение.
— Поправил?
— Грэм, пойми…
— Ты обвинял меня во всех грехах, приписывал преступления, которых я не совершал и лечил от болезни, к которой, сам причастен!!!
Официантка шикает на нас, расхаживая с прозрачным чайником по залу.
— Я глупец! Всем свойственно ошибаться!
— И что теперь? Хочешь покаяться? Поздно.
— Нет, я хочу уберечь свою семью.
— Вы с мамой на стадии развода, я живу в Балтиморе, о какой семье, ты говоришь?
— Я не позволю Лане уйти от меня. Мы любим друг друга. А тебе, лучше вернуться на время домой.
Я удивлен, что его волнует именно это, а не то, что я не шокирован физиономией Вентуро на видео.
— Я не вернусь, а ты подумай, почему так происходит.
Все-таки расплатившись за не выпитый кофе, ухожу. Отец догоняет на улице и, оглядевшись, выкрикивает:
— Ну, прости, можешь дать мне по морде, если тебе станет легче!
Возможно, сломанная челюсть решит пару проблем, но от всех мне не избавиться одним ударом. Я сворачиваю назад и, запрыгнув на бордюр, произношу:
— Именно по милости Шимуса, я оказался в капкане. Он пичкал меня бесплатной наркотой, чтоб я впаривал ее школьникам. А ты ввязался в это просто потому-что, почувствовал себя слабым и беззащитным.
Клиффорд Моррисон охвачен паникой, и сжимая мои плечи, громким голосом, пытается донести свою мысль:
— Что же ты раньше не признался, что этот чертов кретин, сплел паутину?!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А ты бы поверил? Ты считаешь, меня неудачником и видишь только то, что перед твоим носом.
— Ложь, я всегда любил тебя. И я горжусь своим сыном. Горжусь, что он смог перенести все трудности и поступить в колледж без моей помощи.
— Эти бы слова, да тройку лет назад услышать. Жаль, что так и не вышло.
— Прошу, возвращайся домой. Мы попробуем вместе избавиться от Вентуро. Черт подери, я был так слеп!
Отец отступает и рвет на себе волосы. Напоследок, я решаю сказать то, что беспокоит слишком давно.
— Я мечтал о сестре. Хотел, чтоб наша семья стала больше, чтобы в ней появилась жизнь. Вы отчаялись, а я верил в чудо. Верил, что рождение ребенка, нас сблизит. Но, не получилось. Только вместо того, чтобы обратить внимание на сына и окружить его любовью, вы покрылись льдом и выстроили высоченную стену, — я взмахиваю руками вверх. — Вы просто вычеркнули меня из своей жизни. Я напоминал вам о том времени, когда был младенцем, и вы радовались каждому моему прогрессу. Будь то первый шаг, первое слово или первая удачная подача мяча. Я был вашим счастливым прошлым, а будущего со мной вы не видели. Поэтому сейчас, я говорю тебе, разбирайся с проблемами сам. Мама не в счет. Она хотя бы, иногда, проявляла родительские чувства.
Неловкость от моей исповеди, сковывает обоих, и все же, спустя минуту, я уже еду прочь. Фразы о грозящей опасности, ничуть не пугают меня. Уж кто-кто, а о Шимусе Вентуро, я знаю всё и даже то, чего не нужно знать. Думаю, на этом, я когда-нибудь разыграю отличную партию.
ГЛАВА 31. МЭЙ
Возвращаться всегда тяжело: в чужую жизнь, в город, в себя. Чувство опустошения не покидает, даже если ты безмерно счастлив. Грани стираются, и ты не замечаешь насколько зыбкая земля у тебя под ногами. Но, я счастлива. Бесконечно, всепоглощающе, непереносимо. Есть люди, что страдают от непереносимости лактозы, а я мучаюсь от переизбытка невесомых бабочек в своем животе. Грэм сумел расположить мою семью, поделить тем, что его тревожит и продолжил оставаться загадкой. Странно. Шлейф недосказанности, что тянется за ним на протяжении всего нашего знакомства, невероятным образом привлекает меня. Я как мотылек, обжигаюсь и всё же пробую пламя на вкус.
Время чуть больше девяти утра. Я качу, свой чемодан по аэропорту и улыбаюсь, как влюбленная дурочка. Охлаждающие брыкания ветра, забираются под короткую джинсовую куртку, и я вспоминаю, что уже не лето. Просто мы с Грэмом чуть дольше зависаем в зоне ожидания, чем стоило бы. Он повторяет и повторяет, чтобы я постоянно была на связи и никуда не отлучалась с наступлением темноты. У него не получается улететь вместе со мной, так как мама, просит хотя бы один уик-энд провести с ней вдвоем. Поэтому, посадив меня на борт, он стремится к Лане, а все расстояние до Балтимора, я прокручиваю, переосмысливаю моменты, произошедшие в Чикаго. Предупреждения Вентуро не похожи на запугивания, а являются прямой угрозой здоровью. Только Грэм не спешит с ним встречаться. Как я понимаю, ему плевать на этого человека, невзирая на то, что он опасный тип.
— Девушка, такси? — незнакомец в бейсболке «Рэд Булс», заманивает меня взмахом руки и я, не раздумывая, сажусь в желтый автомобиль. Лишь проехав стелу перед въездом на мост, я очухиваюсь от мыслительной дрёмы и спрашиваю:
— Вы даже не уточнили адрес, откуда вы знаете, куда ехать?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я всё о тебе знаю, красотка.
Я поднимаю глаза в зеркало заднего вида и узнаю Шимуса. Черт! Мы притормаживаем перед железнодорожными путями, и я рву ручку открывания двери. Не поддается.
— Выпусти меня.
— А то что?
— Ничего! Открывай, говорю!
Вентуро щелкает по козырьку пальцами и поворачивается, включив аварийные стоп-сигналы.
