Вырезана и окрашена в ржаво-коричневый цвет, как пятна на листке со стихотворением.
Призрачное кино началось снова, хотя Дженни в этом и не нуждалась.
Маленькая девочка в изумлении стояла перед дверью, переминаясь с ноги на ногу. Очевидно, соблазн боролся в ней с послушанием – и победил. Она откинула назад перепутанные волосы, взялась за дверную ручку, мелькнули загорелые коленки – и призрак исчез.
«И тогда я открыла ее», – подумала Дженни.
Но никаких воспоминаний ни о том, как она это сделала, ни о том, что оказалось внутри, не появилось. Ей предстояло самой выяснить, что скрывается за дверью.
Сердце сильно билось, словно не одобряя ее затеи. Тело, казалось, было более здравомыслящим, чем его хозяйка.
«Не надо, не надо», – стучал пульс.
Дженни взялась за дверную ручку. Внутренний голос перешел на крик: «Не надо! Нет… нет… нет…»
Она распахнула дверь.
Лед и сумрак.
Вот все, что она увидела. Если это и был чулан, то широкий и необычайно глубокий, и в нем кружилась в вихре странная черно-белая мешанина. Стены покрывал иней, с потолка, как чудовищные зубы, свешивались сосульки. Ледяной порыв ветра налетел на Дженни, насквозь пронизывая ее холодом, словно она с размаху погрузилась в воды Ледовитого океана. Кончики пальцев онемели, тело бил озноб.
Было так холодно, что, казалось, останавливается дыхание. Она словно примерзла к месту. Лед слепил глаза.
Лишь на мгновение она успела заметить, что было в самом центре черно-белого вихря.
Глаза.
Темные, внимательные глаза – злобные, жестокие, насмешливые. Древние глаза. Дженни узнала их. Это были те же глаза, что иногда мерещились ей в момент засыпания или пробуждения. Те же, что она видела ночью в своем комнате.
Глаза в сумраке. Злые, коварные, хитрые.
Среди них была пара синих, невероятно красивых.
Дженни не хватало дыхания, чтобы закричать, ее легкие просто не желали впускать ледяной воздух, который она пыталась вдохнуть. Но ей необходимо было закричать – необходимо было сделать хоть что-нибудь, потому что они приближались. Глаза приближались.
Это выглядело так, словно они летели к ней откуда-то издалека, принесенные бурей. Нельзя не двигаться, она должна бежать! Блестящие черные глаза пришельцев, раскосые глаза темных эльфов когда-то казались ей страшными, но это пустяки по сравнению с этими глазами. То были всего лишь слабые подобия. Все ужасы, выдуманные людьми, чтобы пощекотать собственные нервы, даже отдаленно не походили на происходящее. Вампиры, вурдалаки, инопланетяне, оборотни – все это мелочи, сказки, придуманные, чтобы поглубже запрятать истинный страх.
Ужас, глядящий сейчас на нее из тьмы, был когда-то знаком каждому человеку, но люди позабыли о нем. Изредка, пробуждаясь ночью между снами, человек ощущал его в полной мере. Но он редко запоминал его, а если и запоминал – то лишь до следующего утра. Такое знание не выживает при свете дня. Но ночью люди иногда улавливали отголосок истины. Они не одни в этом мире.
Люди делят этот мир с ними.
С Другими.
С Наблюдателями.
С Охотниками.
С Сумеречными людьми.
Они легко перемещались по миру людей, но у них был и свой собственный мир. В разные века их называли по-разному, но суть их оставалась прежней.
Иногда они бывали благосклонны. Но их благосклонность всегда обходилась людям дорого, обычно дороже, чем люди могли себе позволить.
Они любили головоломки, загадки, игры. Но доверять им было опасно, они были вероломны. То добро, которое они привносили в мир, уравновешивалось причудливым, подчиняющимся только их собственным капризам злом.
Они охотились на людей. Если люди внезапно теряли представление о времени – это было их рук дело. Если люди исчезали – они смеялись. Люди, попадавшие в их мир, редко возвращались.
Они обладали силой. Все попытки взглянуть на них – или заманить их в ловушку – всегда оканчивались плохо. Даже излишнее любопытство в отношении них могло стоить человеку жизни.
И еще: они были необыкновенно красивы.
Все это в какие-то доли секунды пронеслось в сознании Дженни. Ей не нужны были никакие аргументы. Она просто знала. С ее памяти словно спала пелена, и правда открылась ей как единое, логичное целое.
«Вот, значит, как. Да, теперь я могу вспомнить».
Глаза надвигались на нее. Ее распущенные волосы трепетали на ветру, покрываясь инеем от ее собственного дыхания. Она не могла пошевельнуться.
– Дженни!
Страшный голос выкрикнул ее имя. Прежде чем Дженни успела обернуться, кто-то обхватил ее за талию и поднял – легко, словно ей было пять лет и она весила семнадцать килограммов.
– Дедушка! – выдохнула Дженни, обнимая старика за шею.
Он показался ей ниже ростом, чем она помнила, а на его усталом милом лице сейчас застыла гримаса ужаса. Дженни цеплялась за него, а он тащил ее назад, толкая в сторону книжного шкафа.
– Наутиз! Наутиз! – кричал он.
Он пытался закрыть дверь, тыча пальцами в руну на ней. Все более резкими движениями он обводил руну, и голос его звучал в ушах Дженни кошмарным эхом:
– Наутиз!
Дверь не закрывалась. Крики старика звучали как вопли отчаяния. За дверью вспыхнул яркий белый свет. Надвигался смерч, бешено крутящий длинные пряди белого тумана. Полосы тумана уже вращались вокруг старика.
Дженни пыталась закричать, но не смогла.
Налетел порыв ветра, раздувая редкие дедушкины волосы. Дженни видела, как полощется на ветру его одежда. Потолок покрылся инеем, иней побежал по стенам, добрался до окон. На стенах выросли ледяные кристаллы.
Слезы замерзали в глазах у Дженни. Похоже, она была заключена в тело испуганного пятилетнего ребенка. Она не могла заставить себя сделать шаг к деду.
Голоса, доносившиеся из тумана, были холодны, как ветер. Они зазвучали ледяными колокольчиками.
– Мы не можем уйти просто так…
– Ты знаешь правила…
– У нас есть право…
В дедушкином голосе звучало отчаянье:
– Что угодно. Возьмите все, что угодно.
– Она разбила руну…
– …выпустила нас…
– …мы хотим ее.
– Отдай ее нам, – прозвучал хор голосов.
– Я не могу! – простонал дедушка.
– Тогда мы возьмем ее…
– Мы закружим ее…
– Нет, давайте сохраним ей жизнь, – произнес голос, полный нежной музыки, звучащей как льющаяся на камень вода. – Я хочу ее.
– Мы все хотим ее…
– …мы алчем.
– Нет, – сказал дедушка.
Голос, похожий на трескающийся лед, произнес:
– Изменить способ расплаты можно единственным способом. Нужна замена.
У старика задвигались желваки на скулах. Он отшатнулся от двери.
– Это значит…
– Жизнь за жизнь.
