Придя в свою комнату, Оливия приняла ванну и надела одно из привезенных с собой платьев. Платье было голубым, сшитым из хорошего материала, но безнадежно вышло из моды.
— Не в этом дело, — пробормотала она, безжалостно расчесывая спутавшиеся волосы.
Вежливый стук в дверь застал ее врасплох. Это оказался Тобер, спросивший, не может ли она спуститься в кабинет профессора.
— Одну минуту, — отозвалась Оливия. Он, конечно, хочет сказать ей, что она должна вернуться с Нел в Англию. — А может быть, без девочки? Разве он не сказал, что на следующий уик-энд приедет сюда вместе с Ритой? Она вдруг остановилась — а может быть, они решили пожениться и оставить Нел вместе с матерью?
С подобной путаницей в мыслях она и постучала в дверь кабинета.
Мистер Ван дер Эйслер сидел за столом. Увидев ее, он встал.
— Проходите и садитесь вот здесь, возле огня, — пригласил он. — Вы, вероятно, находите, что здесь холодней, чем в Лондоне.
— Да, пожалуй, но этот мороз приятен, правда? Сухо и ясно.
Сложив руки на коленях, Оливия села и стала ждать продолжения. Он устроился в кресле, посмотрел на нее и решил, что ей очень идет голубой цвет.
— Вам нравится здесь, Оливия?
— Да, благодарю вас.
— Нел тоже нравится здесь, но вы, конечно, понимаете, что дальше так продолжаться не может?
— Понимаю.
— У вас есть планы на будущее? Работа на примете?
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, но, разумеется, как только я вернусь домой, я что-нибудь найду. Мисс Кросс обещала дать мне хорошую рекомендацию — для такой же работы, понимаете?
— Но до летнего триместра вы ведь уже не сможете устроиться?
Она надеялась на то, что он об этом не подумает.
— Нет, разумеется, но я с удовольствием побуду немного дома с матерью.
Он улыбнулся.
— Дорогая моя, вы что, меня за дурака считаете? Я ведь видел вашу бабушку и прекрасно понимаю, что жизнь с ней вовсе не предел мечтаний для вас или вашей матери.
— Вам ни к чему забивать себе голову моими неприятностями, мистер Ван дер Эйслер. — Оливия с вызовом посмотрела на него. — Я вполне способна сама с ними справиться.
Его улыбка стала еще шире.
— А вы не возражали бы против работы здесь, в Голландии?
Она настолько изумилась, что еле смогла выговорить:
— Здесь, в Голландии? Какая работа? У меня нет никакой специальности.
— Для таких, как вы, работа всегда найдется. — Но она только покачала головой, и, немного помолчав, он сказал: — На следующий уик-энд я привезу мать Нел — в первую очередь надо решить судьбу девочки. После этого мы с вами сможем поговорить.
— О чем? — спросила Оливия.
— Как о чем? О нас, Оливия. — Он встал. — Пойдемте к другим, выпьем перед ужином.
Когда они шли через холл, он, как бы невзначай, спросил:
— Вам понравился Дирк?
Она искренне ответила:
— О, конечно, он ведь такой милый, правда? Если бы у меня был брат, я хотела бы, чтобы он походил на Дирка. Он ведь еще очень молод, не так ли? Наверное, уйма подруг.
— Все молодые люди проходят через это.
Она остановилась.
— И вы тоже?
— Разумеется. Это облегчает бремя ожиданий той самой, единственной в мире женщины…
— Но она может никогда не появиться.
— Она уже появилась. В этом не может быть никаких сомнений.
Он пристально посмотрел на нее, и она отвела взгляд. Без сомнения, он имел в виду Риту.
На следующее утро они пошли в церковь, и, стоя возле семейной скамейки и обнимая рукой Нел, другим плечом Оливия ощущала присутствие сильного тела Хасо. Хотя слова ей ничего не говорили, но гимны были все знакомы. Манера же, в которой пастор прогремел проповедь со своей кафедры, показалась ей несколько резковатой. Впрочем, когда ее представили ему, он оказался человеком весьма кроткой наружности, прекрасно говорящим по-английски и дружелюбным в обращении.
Потом они позавтракали и снова вышли из дома, взяв с собой Нел и носившегося как сумасшедший Ахиллеса. Хасо и Дирк вели непринужденную беседу о всяких пустяках, и разговора о Рите больше не заходило.
Мистер Ван дер Эйслер должен был уехать после чая. Все вышли в холл, чтобы проводить его, но Оливия, когда ей показалось, что на нее никто не смотрит, ускользнула в гостиную — в конце концов она не член семьи. Хасо, разумеется, заметил это и, распрощавшись со всеми, обняв и поцеловав Нел, вернулся в гостиную.
— Вы не собираетесь проститься со мной? — поинтересовался он.
Оливия отошла к окну, делая вид, что любуется видом на сад.
— Желаю вам благополучной обратной дороги, — тихо сказала она, — и удачной недели.
— Да, неделя будет непростая. — Он пересек комнату и встал рядом с ней. — Когда я приеду в следующий раз, все будет решено. До той поры, понимаете вы это или нет, я ничего не могу вам сказать.
Что он имеет в виду — работу в Голландии? — подумала она и озадаченно посмотрела на него. Он тоже пристально смотрел на нее.
— И за счастливую развязку, — неожиданно сказал она, привлек ее к себе и звучно поцеловал.
Если бы даже у нее и было желание сопротивляться, она все равно не смогла бы это сделать. Прежде чем она успела перевести дыхание, он уже исчез.
9
С отчаянно бьющимся сердцем Оливия стояла там, где он ее оставил. Вместе с вполне понятным изумлением на нее нахлынуло ощущение огромного счастья. Почему он поцеловал ее, да еще так? И что он имел в виду, говоря о счастливой развязке?
Так и оставшись стоять посреди комнаты, она погрузилась в сладостные мечты и очнулась, только когда в комнату вошли.
— С отъездом Хасо дом всегда пустеет, — сказал Дирк. — Жаль, что я не смогу через неделю снова увидеть его — и Риту тоже.
— Но ты побудешь еще пару дней? — спросила его мать.
— Конечно. Мне надо быть в Лейдене к четвергу — начинается новый курс лекций.
— Но вы же получили диплом? — спросила Оливия, довольная, что нашлась тема для разговора.
— Разумеется, но это отнюдь не конец. Я, конечно, не надеюсь превзойти Хасо, но приложу все усилия, чтобы поддержать семейную репутацию.
— Вы хирург или терапевт?
— Конечно, хирург, это у меня в крови, передается из поколения в поколение. — Он заметил стоящую с удрученным видом Нел. — Ну-ка, во что мы с тобой будем играть?
Через два дня Оливия с сожалением проводила Дирка. С ним было весело, он прекрасно обращался с Нел и даже заставлял смеяться ее саму, хотя, живя с бабушкой, она отвыкла от этого. К тому же Оливия была достаточно честной сама с собой, чтобы не понимать, — даже если б все было по-другому, она все равно любила бы его, потому что он — брат Хасо.
