И в таких случаях проявляется соблазн — как с агрессией! — говорить о немотивированном упрямстве или об упрямстве как о независимом, ведущем симптоме, то есть как о патологической доминанте.
Но прежде чем перейти к патологии, давайте обратимся к норме. В определенный период развития ребенка упрямство, которое заставляет взрослых хвататься за голову и бежать к психологу, а то и к психиатру, — совершенно нормально. Это так называемый возрастной негативизм. В первый раз он овладевает ребенком (да–да, именно овладевает, как стихия!) где–то между четырьмя и пятью годами. Родители тянут его в одну сторону — он идет в другую. Только что он требовал яблоко, но, не успев получить, яростно мотает головой в знак отказа. Плачет из–за того, что не может правильно сложить конструктор, а когда предлагаешь ему помощь и подсказку — решительно ее отвергает.
Родителям кажется, что ребенка подменили:
— Был послушный, покладистый, никогда никаких проблем, а сейчас как будто бес в него вселился!
Этот бес называется утверждением своего «Я». У ребенка появляется потребность четко обозначить границы себя. Позитивно он пока не в состоянии утвер–дить свою личность и идет от противного: «Вы — так, а я — наоборот!» Или даже еще интереснее: «Только что я хотел — так, а сейчас хочу наоборот!» Тем самым он как бы подчеркивает, что его личность не просто отдельна, не просто суверенна, а разнообразна и динамична.
Конечно, этот период очень труден для родителей, но они должны помнить, что, во–первых, он скоро пройдет, а во–вторых, он пройдет, не оставив дурных последствий в том случае, если отнестись к нему терпеливо и с пониманием. Не сердимся же мы на детей, когда они капризничают при высокой температуре! Считайте, что у вашего ребенка временно повышен градус упрямства. И главное, не пытайтесь пятилетнего втиснуть в «штанишки», которые он носил в три года! Да, горячка своеволия пройдет, но уровень воли повысится необратимо. Напротив, старайтесь себя приучить к новым отношениям с ребенком, дайте ему максимум самостоятельности, причем именно такой, к которой он стремится. А то большинство родителей понимают под самостоятельностью умение одеваться и раздеваться без помощи взрослых, но далеко не все дети хотят именно этого. Они часто хотят другого: возможности волевого выбора. Дети жаждут сами решать, куда пойти на прогулку, что надеть, что съесть, к кому пойти в гости. А родители по старой привычке все это им диктуют. И если стоять на своем, во что бы то ни стало переламывая детское упрямство, можно получить в итоге разнообразные неприятные результаты. Например, своеволие может перейти в хроническую форму. Или наоборот, воля ребенка будет подавлена, он станет безынициативным, неспособным к творчеству и даже к принятию очень простых самостоятельных решений. Часто такие дети не могут ответить практически ни на один вопрос, не оглянувшись на маму или на бабушку. Спросишь «Какая у тебя любимая еда?», а он с растерянной, беспомощной улыбкой поворачивается к сидящему рядом взрослому.
Второй пик негативизма гораздо более известен. Он приходится на подростковый возраст. И в нем много не только упрямства, но и демонстративное. Теперь дети стремятся не отпочковаться от нас, а сравняться с нами. Однако они уже способны сопоставить свои возможности с возможностями взрослого и в честной конкуренции могут потерпеть фиаско, ведь взрослые превосходят их интеллектуально, социально, наконец — материально! Поэтому без гонора, упрямства, нахрапа исход такого состязания предрешен. А выигрыш так желанен! Так важен для самоутверждения! И здесь как раз умно поступает тот взрослый, который проявляет строгость. Подростковый бунт неизбежен, но лучше, когда он остается бунтом местного значения, а не перерастает в «мировую революцию».
Сталкиваясь с подростковым негативизмом, вроде бы логично постараться снять почта все запреты, предоставить детям (как и в пять лет) максимальную самостоятельность. Но, как ни парадоксально, это лишь подольет масла в огонь, и пожар разгорится еще сильнее. Порой вам будет казаться, что подросток сознательно нарывается на запрет. Вы расширяете границы его владений, а он хочет завоевывать все новые и новые территории. Вы разрешаете ему поехать одному к бабушке за город, а он через неделю требует отпустить его с друзьями на юг. Вы позволили дочери подкрасить губы, а она не замедлила воткнуть три серьги в одно ухо и выкрасила волосы в морковный цвет.
Повторяем: подростковый бунт неизбежен и все равно состоится, потому что он направлен не против того или иного запрета, а против взрослого. Поэтому запрет в мелочах — в какой–то степени гарантия безбпасного бунта. Это как бы латы, доспехи, броня. И тут еще один парадокс. Надевает их взрослый, а защищают они… ребенка.
За примерами далеко ходить не надо. В чем проявлялась подростковая фронда в недавние времена, когда старшеклассники обязаны были ходить в школьной форме, не носить колец и серег, не краситься, не курить? Девочки надевали в школу юбку и свитер, а мальчики курили на заднем дворе или в туалете и чувствовали себя героями. Это самые смелые! Остальные же подражали им в мечтах. Бунтарская потребность была насыщена, и заметьте — какими скромными средствами, какой «малой кровью»! А спасибо за это надо сказать ханжеским и абсурдным, на первый взгляд, строгостям «застойной» школы.
Что же сейчас? Школьную форму отменили. Хочешь — в мини–юбке ходи, хочешь — в брюках, хочешь — в лосинах (за которые 20 лет назад девочку наверняка бы выгнали из школы). Вроде бы хорошо, да только переходный возраст никакими либеральными указами не отменишь. Потребность в бунте ищет своего выражения. И находит, прибегая, увы, отнюдь не к таким невинным средствам, как раньше. Конечно, и раньше всякое бывало, но мы говорим сейчас о тенденции, а она вполне определенная и не внушает оптимизма. Растут детская преступность, наркомания, количество школьных абортов, ранних сексуальных извращений. Списывать это на «тяжелую жизнь», по меньшей мере, смешно. В войну жизнь была тяжелее… (И такая тенденция прослеживается везде. Вспомните телесериал и книгу «Твин Пике». Там весьма красноречиво говорится о том, чем занимаются старшеклассники провинциального американского города, где им позволено все… Ну, или почти все.)
Значит ли это, что жизнь подростка следует превратить в тюрьму? Безусловно, нет, но не торопитесь назвать глупыми и абсурдными многие традиционные ограничения. Разумеется, в конечном итоге дело o родителей решать — позволить или не позволить двенадцатилетней дочери накрасить губы и налить или не налить пару рюмок сухого сыну–восьмикласснику. Только не забывайте, что за первым шагом неизбежно последуют второй и третий. Причем, гораздо скорее, чем вы полагаете.
А теперь обратимся к детям нервным. Почему упрямство встречается у них так часто?
По нашим наблюдениям, нервно–психические отклонения теснейшим образом связаны с нарушениями воли, с волевым дисбалансом. У застенчивых невротиков воля нередко бывает подавлена, у гиперактивных, демонстративных и конфликтных (а среди них могут быть не только невротики, но и психопаты) личная воля вступает в противоречие с волей социума. А можно встретить сочетание какой–то механической, неестественной покорности со спорадическими «выбрыками» в самых неожиданных ситуациях (этим часто отличаются шизофреники).
Под таким углом зрения интересно взглянуть на некоторые невротические симптомы: тики, подергивания, заикание и проч. Создается впечатление какой–то децентрации воли. Она (воля) словно перемещается на периферию. У заики упрямится речевой аппарат, у ребенка, страдающего тиками, проявляют своеволие глаза, рот или плечи (когда он то и дело поеживается). Органы как бы начинают жить своей отдельной, неподконтрольной разуму жизнью. Иногда кажется, что это некая компенсация: центральную волю подавили, а она разгулялась по окраинам.
Множество раз мы в своей работе наблюдали, как по мере гармонизации личности у ребенка исчезают непроизвольные подергивания, запинки в речи, энурез — и одновременно укрепляется воля: он становится более усидчивым, собранным, терпеливым, целеустремленным, не разбрасывается, доводит начатое дело до конца, ему больше не в тягость школьная нагрузка.
И все–таки какие мотивы стоят за упрямством? Самые разные: от неуемной жажды лидерства до болезненного страха или ревности. Приведем три интересных, на наш взгляд, случая.
Первый — Арсюша. Арсюша был крупным (в шесть лет выглядел семилетним), физически сильным. При взгляде на него можно было заподозрить все что угодно: стремление главенствовать, повышенную агрессивность, чудовищную избалованность. Но только не страх! И мать в анкете на вопрос о страхах поставила прочерк. Она жаловалась на упрямство сына. И действительно, упрямство Арсюши было непоколебимым. Он упрямился по любому поводу. И ничего с ним нельзя было поделать — хоть тресни! На последнем занятии в самый напряженный момент он наотрез отказался участвовать в коллективном действе, отлично понимая, что от него сейчас зависят все остальные. Это был единственный случай за всю нашу практику!
