Кто бы поверил в такое стечение обстоятельств?
Сама на замечаю, как начинаю ударять сжатыми кулаками по подушке. Лупить матрас со всей яростью, выпуская ее на волю. Яростью на себя. Только на себя одну!
Я не вправе его винить. Ни в чем.
Ведь…
Будь я на его месте, и если бы увидела такое собственными глазами, разве бы смогла поверить в любовь? В ошибку?
А даже если бы поверила? Что ТАКОЕ могло быть ошибкой? Разве смогла бы простить и это?
Нет.
Я не поверил Бадриду в меньшем! Когда он устроил этот фарс со свадьбой! Не услышала. Не поверила его словам о том, что все, что он делает. ВСЕ. Абсолютно! Он делает для нас!
А ведь эти слова, когда он их мне говорил, шли из самого сердца! Разве я могла этого не знать? Не чувствовать?
Слезы.
Горькие. Страшные. Жгучие слезы раскаяния.
Он не просто не предал. Не обманул. Не просто пришел тогда ко мне в спальню, даже не думая о том, чтобы сделать этот брак для отвода глаз реальным.
Он сделал меня своей женой!
Господи!
Выть и орать хочется!
Меня!
Да, пусть он любил. Многие из мира Багировых любят.
Заводят себе любовниц, которые им намного дороже жен. Они так и остаются всю жизнь. Любимыми женщинами. Которых берегут, лелеют, но они остаются тайной. Сидят в стенах какого-нибудь отдаленного дома. И только тем и живут, что ожидают посещения своего мужчины.
Их прячут. Им не дают никаких прав.
А он…
Он сделал женой выкуп!
Это немыслимо! Невозможно!
Значит, и правда, в первую очередь он думал о НАС!
Тем более, первой женой! Которая имеет все, абсолютно все права!
Конечно.
Все посвященные прекрасно бы знали, кто я. Никого не обмануть тем, что он сделал мне по документам другую личность.
Все. Абсолютно все в его кругу понимали бы, кто я на самом деле! Смеялись бы в спину, потому что в лицо Бадриду никто посмеяться бы не решился!
И он пошел…
Он на это пошел!
Господи! Как же переворачивается все внутри! Как тысячи ножей сейчас проворачиваются в сердце!
Но с другой стороны меня распирает радость! Счастье! Настоящее, настоящее, такое огромное, от которого израненное сердце вот-вот вырвется наружу!
Он жив! Он рядом! Я в его доме!
Нашему малышу больше ничего не угрожает, потому что Бадрид, как зол на меня бы ни был, он все же справедлив. И он умеет любить! И наш малыш будет расти с отцом, который наверняка будет его обожать! И никогму не позволит его обидеть!
Мне даже этого хватит. А еще… Дышать с ним одним воздухом! Просто знать, что он там, наверху! Слышать, как вот сейчас, яростно расхаживает по комнате. Так, что дрожит потолок!
Жиииив! Мой любимый жив!
А, значит, живо и мое сердце!
Я утираю глупые, пустые слезы, чувствуя, как не только на лице. Как внутри меня расцветает счастливая, блаженная улыбка!
Ведь только это самое главное.
Даже если никогда мне не поверит! Никогда не простит. Даже если его любовь превратится в ненависть!
Любовь не эгоистична. Она не ищет своего. Ей достаточно знать, что он просто есть. Есть на этом свете!
И все же…
Боже! Как же разрывается сердце, когда я понимаю, какую любовь предала! Уничтожила собственными руками! А его слова о том, что он перед той свадьой сделал меня своей женой, разворачивают душу!
Его шаги наверху затихают.
А я, измученная сотрясением эмоций, впервые за все время с той проклятой свадьбы, засыпаю спокойно. С улыбкой на лице и прижимая обе руки к животу.
32 глава 32
Бадрид.
Ярость клокочет внутри.
Нет. Она, на хрен, распирает!
Взрывает все, вместе с внутренностями и потрохами! Проламывает ребра так, как ни один бой не смог бы проломить!
Пустыня была адом?
Нееееет!
Ад, это когда та, кому всего себя под ноги готов был просить, кому доверял с закрытыми глазами, так жутко. Так страшно предала!
Мари!
А, может, и не было ее никогда? Никакой МОЕЙ Мари?
И правда?
Отдавалась мне. Улыбалась. Засыпала на моей груди. В глаза смотрела и заставляла тому, что в ее глазах плескалось, верить!
Брала. Впитывала всего меня. До капли.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
А сама ненавидела. Только и думала о том, как вырваться! Как обмануть меня своей лаской. Глазами своими лживыми наскозь! Словами, что ничего для нее не стоили!
Только чтобы выжить. Чтобы перестать быть выкупом!
Блядь.
Я не мог.
Не мог сам за ней приехать.
Увидеть. Прикоснуться.
Убил бы!
Свернул бы горло. Слушал бы, как хрустят позвонки! Смотрел бы, как хлещет кровь из того места, откуда я бы эту голову вырвал. Вместе с этими блядскими глазами. С улыбкой этой ее чертовой! Со всем, на хрен, чему поверил! Чем жил!
Скрежетал зубами. Почти выл от злости!
Она плясала, когда узнала о моих похоронах? Кружилась от радости?
Как тогда, когда я приезжал в дом…
Блядь. Снова зубы сжимаются до хруста! В дом, который, на хрен, я считал нашим!
А, нет. Ни хрена! Я забыл!
Она кружилась в этот момент вместе со своим любовником! И тут же полетела радостно устраивать помолвку!
Решила, что спаслась!
Нихрена. Ни хрена, Мари! Нет. Нет и не будет тебе больше спасения! Никакого! Никогда!
И все же я послушал Морока.
Как больной. Как смертельно раненый, хватается за ложную надежду на спасение. Верит в галиматью, которую ему в глаза врут врачи!
Ухватился. Как за последнюю соломинку.
Реально. Как последний идиот!
Как наркоман, который знает, что его повалит, сведет с ума, убьет очередная доза!
А все равно врет. Врет себе и вкалывает ее. Обманывает себя даже в том, что верит. Верит, что она не причинит вреда и он вполне способен спрыгнуть с этой иголки!
А все равно. Пожирал. Пожирал ее нет, не глазами. Каждой блядь, клеткой, каждой порой, каждой каплей тут же вскипевшей крови.
Пожирал ее всю. Растерянную. Перепуганную. Когда из дома того блядского вышла.
Впитывал. Вдыхал. Каждый вдох ее чувствовал.
Каждый толчок крови в ее продажных лживых венах!
Даже так. Сквозь затемненное стекло машны. Сквозь металл. Я б ее, на хрен, и через километры бетонных стен чувствовал!
И все внутри кипело. Раздирало.
Дикая потребность обхватить. Впечатать в себя. Дышать и не надышаться, чувствуя. Как оживаю. Как дрожит в лихорадочной трясучке все внутри. И человека снова из демона делает!
И одновременно растерзать. Одной рукой прижимать к себе. Так крепко, чтобы слиться. Срастись. В себя впечатать!
А второй рвать на части. Рвать и задыхаться от ее горячей крови! Рвать, на хрен, вместе с самим собой! Рвать так, как никогда и никого еще не рвал!
Нет, блядь.
Я сдержался.
Вцепился в руль побелевшими от напряжения пальцами. Сжал зубы так, что из десен кровь полилась.
Может, Морок и прав. Может, иногда все не так, как выглядит!
Но, блядь, его Фиалка тоже так отчаянно сопротивлялась и была такой перепуганной, когда он ее из борделя забирал? (* прим автора. история Морока и Веры в романе " Пленница тирана")
Точно нет.
И от этого рычание само по себе вырывается из глотки.
Долго не мог к ней зайти.
Сидел в машине.
Дышал. Вспоминал все то, что мне вбивали с детства о спокойствии! Остужал бурлящую кровь. Заставлял руки подчиняться приказу, а не дергаться, чтобы придушить.
А вошел, и пелена на хрен накрыла.
Опять ложь. Опять! Снова и снова это проклятое вранье! Эти глаза, что так умело притворяются! Так умеют играть то, что ей нужно! Эту проклятую любовь!
И ведь знал! Знал всегда, что ее на свете не бывает!
Разве пример с Наиной и отцом меня этому не научил, пока еще был подростком? Прекрасно дал увидеть, чего стоит бабья продажная сущность! И как она способна своим лукавством свести с ума даже такого стального и непробиваемого, как отец!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Врала, а в глазах все та же любовь плещеться. Та, которой нет. И не было в помине!
