зверюшку, которая из-под лавки внезапно вылезла и сейчас укусит. Это оказалось так смешно, что я едва не фыркнула… одёрнула себя и тоже поблагодарила его за танец.
— Спасибо, Фёдор Алексеевич. Попасть в первый танец бала — это чудесно, я вам весьма благодарна.
— Я могу надеяться на другие танцы с вами сегодня? — начал было он, и вправду глядя на меня с надеждой.
— Давайте вернёмся к этому вопросу после вальса? — улыбнулась я и взглянула на Соколовского. — Рада вас видеть, Михаил Севостьянович. Вы удивительно вовремя, прямо на бал.
— Торопился, — улыбнулся он в ответ и подал мне руку. — Идёмте?
— Идёмте, — кивнула я.
Музыканты уже заиграли, этот вальс был мне совершенно неизвестен. Но очень, очень красив. Пары уже танцевали, и вовсе не так, как нас учили на классах дома — пара за парой, а совершенно хаотически. Кто-то быстро или очень быстро летел по кругу, кто-то мелкими шагами топтался прямо на чужой траектории и не горел желанием двигаться, кто-то выделывал какие-то фигуры в центре залы. Ну и вальс!
Я успела испугаться — как же, как же мы, но бояться оказалось совершенно нечего. Я поняла, как это бывает — когда тебя ведёт в танце умелый партнёр. Просто берёт и ведёт. Руками. Рукой, правой. Точно и уверенно. И ты как будто тоже можешь и умеешь, и вы летите, просто летите, не замечая препятствий. Или эти препятствия сами благоразумно убираются из-под ваших ног, и нет, никаких происшествий не случается, никто ни на кого не наступает. Я не была уверена, помню ли, какая нога куда идёт, но оказалось — что-то помню. Да прекрасно я всё помню! Выдыхаю, окончательно расслабляюсь и даже осмеливаюсь взглянуть на партнёра. Идеально сидящий фрак, белоснежный шейный платок с искрящейся булавкой — наверное, наимоднейшего фасона. Соколовский смотрит с некоторой усмешкой.
— Всё в порядке, Ольга Дмитриевна?
— О да, в полном, благодарю вас. Давно не танцевала… так, наверное, никогда не танцевала.
— Но вы определённо учились.
— Немного, совсем немного, — знала бы, что вот так свезёт, училась бы больше.
— Я думаю, нам с вами хватит.
Молчим, улыбаемся. Летим.
— Вы так долго задержались, что-то случилось? — спрашиваю.
Нужно же говорить, не просто так же на него таращиться! А говорить лучше о нём.
— О да, — кивнул он. — Некое происшествие, которое нужно было разъяснить.
— Из тех, о которых не пишут в газетах? — вспомнила я слова Егора Егорыча.
Снова усмешка.
— Думаю, что-то напишут в конце концов. Знаете, эта история совершенно не для бальной залы, уверяю вас. Лучше расскажите, как вы провели это время в городе.
— Неплохо, — кивнула я. — Ездили в театр, навещали знакомцев Софьи Людвиговны, и ещё благотворительность всякая, тоже, знаете ли, случается.
— Понимаю, да. Скажите, вам не дают выходных?
— Нет, договора об этом не было. У меня есть свободное время, может быть, если я соберусь, скажем, в лавку, то никто не возьмётся составить мне компанию. Но, — тоже усмехнулась я, — это не точно.
Он кивнул понимающе.
— Нам бы поговорить о разных странностях… я обдумываю один вариант, расскажу ещё.
Музыка тем временем завершалась, он повернул меня под рукой, вышло красиво, но от резкого поворота закружилась голова. Я остановилась и невольно вцепилась в его ладонь.
— Всё хорошо, Ольга Дмитриевна? — серые глаза смотрели с беспокойством.
— О да, благодарю. Немного закружилась голова, уже всё в порядке. Это был замечательный вальс.
— Я рад, — он уже вёл меня к Софье Людвиговне. — Как насчёт других вальсов?
— С удовольствием, — просияла я.
Танцевать на балу, да с умелым кавалером — это же мечта!
Софья оглядела нас пристально, но мы молча поклонились друг другу, Соколовский поклонился Софье и сказал, что будет рад и дальше танцевать со мной.
Следующий танец я пропустила, там все выделывали какие-то фигуры, показавшиеся мне мудрёными. А потом объявили польку, и господин Мельников возник рядом — ещё и объявлять не закончили.
— Ольга Дмитриевна, дозволите пригласить вас?
Ну, я согласилась. И пожалела о своём согласии тут же. Потому что уважаемый Фёдор Алексеевич не попадал в музыку, не успевал повернуться в нужною сторону, скакал, думая, что это ему поможет, и — о ужас — дважды толкнул соседние пары, что, естественно, обществом не приветствовалось. Он краснел, бледнел, пыхтел, извинялся, а я чувствовала себя в этом действе остро лишней. Ну и скакал бы сам, да?
К счастью, полька быстро закончилась. К слову, я видела пролетавшего мимо Соколовского с хозяйкой дома — они вообще не скакали, а скользили и летели, ну да он вообще сегодня будто не ходит, а летает. Мельников же привёл меня к Софье, рядом с ней на банкетке сидел господин Вересов, он занимается каким-то строительством, как мне помнилось, мы как-то ездили в гости к ним домой, и нас принимала его супруга и дети — сын и дочь. Мельников принялся многословно и путано извиняться передо мной, а потом пошёл так же поступать с теми, кто ещё пострадал от него в танце, и я выдохнула. Пристроилась к банкетке сбоку, и постаралась слиться со стеной.
— Ольга Дмитриевна, вы ведь знакомы с моим сыном? — спросил господин Вересов.
— Да, Иван Владимирович, знакома, — подтвердила я.
— Отлично, — он оглянулся, сделал знак… и перед нами возник тот самый сын.
Звали его Владимиром, и лет ему было восемнадцать, что ли. Он обучался в местном коммерческом училище, и после выпуска должен был начать работать в отцовском деле. Юноша вытянулся передо мной, поклонился, подал руку и повёл меня в следующий танец. Это было что-то с фигурами, он тех фигур не знал, ровно как и я.
— Мне неловко, Ольга Дмитриевна, но может быть, мы прогуляемся по саду? — он вздохнул.
— О да, — кивнула я, — отличное решение. — Здесь есть сад, в котором можно гулять?
— А вы не знаете? Идёмте, я покажу.
И мы вышли из бальной залы, через комнату с бильярдным столом, сейчас накрытым тканью, прошли в следующую… и это оказалась великолепная оранжерея.
— Какая красота!
Громадные фикусы, крохотные фиалки, кофейное дерево, лианы, ползущие по резным деревянным ширмам — это великолепно! Я шла и восторгалась, и не заметила, как едва не налетела на негромко беседующую
