Когда Нат, Вилл и Эсме вошли в кабинет, в их сторону повернулись, стуча по полу копытами, два крылатых быка с человеческими лицами и длинными прямоугольными бородками. Их волосы, их бородки и кончики их хвостов были аккуратнейшим образом расчесаны и завиты. Рук они, конечно же, не имели, а потому каждому из них помогала в работе пара здоровенных обезьянов в красной униформе с желтым кантом, что обозначало иммиграционный контроль.
— Vašu putovnicu, molim! — сурово сказал один из быкочеловеков.
Нат вытащил паспорт. Один из обезьянов раскрыл его перед лицом своего начальника.
— Imate li što za prijaviti?
— Нет, мне нечего заявить. В смысле, кроме того, что я не хорват.
Оба крылатых быка недовольно нахмурились, однако язык сменили.
— Вам нечего заявить, и все равно вы в этом кабинете. Как вы думаете, почему вы здесь, если должны быть в другом месте? Вы считаете нас за дурачков?
— Нет, это скорее уж по моей части, видите? — Идиотически ухмыляясь, Нат ткнул пальцем в свои бумаги. — Икабод Дурила. Это я он самый и есть.
Повисла долгая тишина. Затем человекобык указал кивком на дальнюю дверь в стене:
— Видите эту дверь? — (Один из обезьянов торопливо подбежал к двери и открыл ее.) — Как только вы ее минуете, вам можно будет навсегда забыть про этот кабинет. Но чтобы это произошло, вам нужно сперва пройти мимо нас. — (Обезьян захлопнул дверь и вернулся в прежнюю позицию.) — Поэтому я бы вам очень советовал…
— Это подделка, — заявил второй бык; к полному Виллову изумлению, обезьян держал перед ним не Натов паспорт, а его собственный. — Это все сплошные подделки!
— Нет, нет, — умиротворяющее закудахтал Нат, качая головой из стороны в сторону.
— Транзитные визы, пункты прибытия — все не так! — Крылатый бык повернулся от паспортного обезьяна к другому, который держал перед ним открытую книгу размером с телефонный справочник. — Согласно этим данным, вы должны были быть направлены в Ур.
— Но я же не сам выбирал, куда мне ехать, — возразил Вилл. — Они посадили меня на поезд и привезли прямо сюда. А это все документы, выданные мне чиновниками лагеря «Оберон», и, если там что-то не так, это их вина, а не моя.
— Вы были обязаны удостовериться, что все полученные вами документы оформлены правильно и что вы имеете законное право на их получение. — Бык коротко кивнул, и обезьян подсунул ему под нос другой паспорт. — В документах этой девочки не указан год рождения.
— А мы не знаем, — сказал Вилл.
— О! Как же такое может быть? — Таможенник повернулся к Нату. — Уж вы-то, как ее отец, непременно должны это знать.
— Я не присутствовал при ее рождении, — сказал не моргнувши глазом чистейшую правду Нат. — Но мне кажется довольно очевидным, что моей дочери девять лет. Так что запишите ее годом Кузнечика.
Эсме сидела на груде их багажа и баюкала куклу, вырезанную из кукурузного початка. Теперь она вскинула глаза, расплылась от уха до уха и сказала:
— Я люблю кузнечиков.
— В наши служебные обязанности входит не помощь всем вам в ваших подделках, а изучение ваших документов на предмет наличия несуразностей. Вот ваш, к примеру, паспорт — настоящая сокровищница разнообразных нелепостей. Он напечатан на бумаге такого сорта, какой никогда не использовался никакими официальными органами. В нем нет положенных водяных знаков. Шрифт попросту смехотворен. Печати, сколько я могу понять, были неумело вырезаны на сырой картошке. Даже фотография какая-то сомнительная, вы ничуть на нее не похожи.
— Правду говоря, — сказал Нат, взглянув на свои часы, — я не понимаю, с какой такой стати мы с вами все еще разговариваем. Вы ведете себя чрезмерно обструктивно. Я гражданин, и я знаю свои права.
— Права? — презрительно фыркнул первый бык. — У вас нет никаких таких нрав. Только обязанности и привилегии. Обязанности я мог бы перечислить, но это долго, а привилегии полностью зависят от моей доброй воли. Они могут быть отозваны без всяких объяснений и без права на апелляцию по малейшему моему капризу. Вам бы стоило это запомнить.
— Кроме того, — добавил второй крылатый бык, — одной только наглости никак не достаточно, чтобы сделать субъекта гражданином. Так что ты, чужеземец, мог бы не тратить попусту сил на свои спектакли. Мы все это видели, и не раз.
На мгновение могло показаться, что Нат не находит слов для ответа. Затем, беззаботно поцокав языком, он сказал:
— Мне кажется, что эта проблема может быть разрешена достаточно легким образом. — Несколько купюр, извлеченных им из бумажника, исчезли, за исключением маленького уголка, между двумя стопками каких-то желтых машинописных листов. — Я уверен, что, изучив эти бумаги, вы сразу увидите…
Вилл никак не думал, что глаза этих быков могут раскрыться шире, чем были раскрыты до того, и что выражение их лиц может стать еще более возмущенным. Теперь он увидел, что все в этом мире возможно. Оба чиновника как один гордо вскинули головы, их ноздри трепетали от святого негодования, они рыли линолеумный пол копытами и яростно хлопали крыльями. Один из них задел краем крыла железный шкафчик с делами, чуть не смахнув на пол гору скоросшивателей.
— Помести вещественные доказательства этой оскорбительной попытки подкупа официального лица в пакет для вещественных доказательств, — сказал один из быков ближайшему обезьяну.
— Затем помести этот пакет в папку временного хранения! — приказал второй.
— Вложи туда же фотокопии всех документов, относящихся к данному делу и имеющихся на настоящий момент.
— Присвой этому делу порядковый номер.
— Сделай перекрестные ссылки и разошли копии материалов по всем соответствующим отделам.
— Подготовь бланки для официального заявления о выявленном преступлении.
— Фиксируй все предпринимаемые меры и все проходящие по делу документы в регистрационном журнале.
Пока обезьяны метались по кабинету, хлопая ящиками и дверцами шкафов, отталкивая друг друга от ксерокса и собирая быстро растущую кучу бумаг, один из быков подошел к Нату вплотную и угрожающе сказал:
— Теперь ты на собственной шкуре узнаешь, что здесь, в Вавилоне, любая попытка подкупить чиновников правительства Его Отсутствующего Величества воспринимается с крайней серьезностью.
— «Подкупить» — это очень грубое слово, — запротестовал Нат. — Я ведь только…
— Так как ты очевиднейшим образом не гражданин, — оборвал его другой бык, — у тебя нет права на бесплатного адвоката. В случае если у тебя есть деньги, чтобы нанять адвоката, эти деньги будут конфискованы. Все, что ты скажешь, подумаешь или не захочешь признать, может и будет использовано против тебя. Тебе никогда не будет сообщено, по каким обвинениям ты арестован, а также не будет позволено ни увидеть тех свидетелей, которые могут быть вызваны в суд для дачи показаний о твоей виновности, ни получить информацию, сколько им за это заплатили. В период заключения ты будешь обязан платить за камеру и за свое содержание по рыночным ценам. Если это окажется тебе не по карману, тебя будут регулярно бить. У тебя не будет права на медицинское обслуживание. У тебя не будет права на выздоровление. У тебя не будет права на похороны. Ты хорошо меня понял?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
