– Это единственно возможный вариант. Но сейчас у меня нет времени обсуждать этот вопрос. О твоём переезде мы тоже поговорим вечером, – возвращает мне документы. – Во сколько ты заканчиваешь?
– В восемь.
– Хорошо, я успею. Зайду за тобой на отделение. Без меня на улицу не выходи.
– Не надо на отделение, – кричу уже ему вдогонку, на что получаю вопросительный взгляд в свою сторону.
– Просто… вы же знаете, что такое женский коллектив. Тем более, когда речь идёт о медперсонале. Мне бы не хотелось, чтобы по больнице пошли слухи о нас с вами.
– А когда у тебя начнёт расти живот, что будешь делать? Скажешь, что потолстела и жир локально отложился?
– Пока что поступлю как Скарлетт О'Хара – подумаю об этом позже. Давайте я выйду на парковку и там вас подожду?
– Нет.
– Почему?!
– Потому что я не хочу, чтобы ты одна шаталась по улице вечером.
– Но не поздно ведь. Тем более я буду на территории клиники. Послушайте, Игорь Сергеевич, вы сами настояли на том, чтобы поддерживать контакт весь период беременности. Так что нам с вами ещё долго придётся… общаться. Если мы не будем идти друг другу на уступки, то это будет сложно.
Не знаю, как мне удаётся выдержать на себе долгий, хмурый взгляд Воскресенского и не отвести свой.
– Позвонишь мне, как только сдашь смену. Из клиники выйдешь, только когда я подъеду на парковку, не раньше. Считай, что это первый уступок с моей стороны. Следующая очередь за тобой, – говорит и не дожидаясь моего ответа, выходит с отделения.
А мне только и остаётся гадать, чего мне теперь будет стоить этот его “уступок”. Хотя, сейчас у меня есть дела куда более срочные.
Сев на скамейку, достаю из сумки телефон и набираю мамин немецкий номер.
– Алиса, зайка, наконец-то ты позвонила! Я боялась сама тебе набирать, думала вдруг работаешь, – слышу на том конце провода мамин голос и на душе тут же становится теплее. Как же я по ним с Вадиком соскучилась…
– Мам, я и правда на смене, так что не надолго звоню. Как там Вадик?
– Он так смешно морщится, когда слышит иностранную речь врачей, – по голосу слышу, что мама улыбается. – По тебе сильно скучает. Всё время спрашивает, когда ты к нему приедешь.
– Я тоже очень скучаю. А как самочувствие у него?
– Неплохо. Ему здесь назначили новые препараты и приступы удалось купировать. А на среду уже назначена операция.
– Вот я как раз по этому поводу. Мам, я думаю, что на днях уже смогу перевести тебе весь остаток суммы…
– О чём ты, Алис? Операция Вадима полностью оплачена.
– В смысле? Ты что-то путаешь наверно.
– Да нет, не путаю. Я вот как раз буквально час назад говорила с хирургом Вадика. Он сказал, что деньги за операцию поступили на счёт клиники ещё восемнадцатого числа. А тебе в фонде разве не сказали? Алис, я ничего не понимаю.
– Эм… нет. Нет, всё правильно, мам. Это просто я перепутала. Да, вот сейчас смотрю в сообщениях, что действительно мне на почту приходило письмо от фонда… Всё, мам, ладно, мне бежать пора. Я тебе завтра ещё позвоню.
Попрощавшись с мамой, лезу в календарь на телефоне. Восемнадцатое число… это тот день, когда мне делали ЭКО.
Получается, Воскресенский ещё тогда перевёл деньги. Перевёл, даже не зная, забеременею я или нет.
Глава 20
Глава 20
– Господи, эта Гаврилова меня умотала! Вставать сама с постели она не может, но в утку ходить категорически отказывается. Спрашивается на кой хрен тогда пить столько воды?! – этот вопрос Леся видимо адресовывает мне, потому что, упав на диван в сестринской, выжидающе смотрит именно в мою сторону.
– Эм… я не знаю. Её замучила жажда?
– Совесть… её к сожалению вообще не замучила! А пьёт она как верблюд, потому что видите ли в интернете вычитала, что для того, чтобы похудеть, надо пить по два литра воды в день. Вот она и пьёт. И писает. Каждые пять минут, блин! Это ж надо! Что ж она в своём интернете не вычитала, что для того, чтобы похудеть неплохо бы было перестать булки уплетать за обе щёки?! При её скоростях хлебобулочные заводы скоро справляться перестанут! А вообще, с её-то анамнезом и целым букетом хронической гадости, почки на удивление работают как часы! А мне её тягать приходится каждый раз до туалета, потому что “она не опуститься так низко, чтобы испражняться под себя”, – эту фразу Леся произносит явно копируя интонацию Гавриловой. – А то, что такими темпами у меня позвоночник скоро в трусы осыпется и под себя ходить уже я буду, это ничего!
Смотрю как Леся кряхтя пытается размять поясницу и так стыдно становится, что даже не знаю, куда взгляд деть. Вообще-то Анна Викторовна мне поручила заботу о Гавриловой, и по факту это я сейчас должна стонать и хвататься за надорванную спину. Так что можно сказать, утренние извержения моего желудка в данной ситуации оказались настоящим везением. Потому что я даже представить не могу, что было бы с моей беременностью, если бы я хоть раз попыталась поднять эти сто двадцать килограмм живого веса. Боюсь, что болями в спине я бы не отделалась, а просто-напросто потеряла ребёнка.
От одной только гипотетической мысли у меня по позвоночнику бегут мурашки.
Только вот боюсь долго изображать из себя больную гриппозницу у меня не получится. Не сегодня, так завтра Анна Викторовна всё равно навесит на меня либо ту же Гаврилову, либо любую другую тяжелую работу и что в таком случае делать, я не понимаю.
Точнее как раз понимаю прекрасно, что должна поставить её в известность о своей беременности и перейти на лёгкий труд. Но как представлю какое количество вопросов начнётся ко мне, когда все узнают о моём положении, как тут же охватывает нервный мандраж. И первое, что у меня спросят – кто отец ребёнка.
И вроде осознаю прекрасно, что этот момент так или иначе неизбежен, а всё равно хочу максимально его оттянуть. Хотя бы до тех пор, пока я не пойму, как мне отвечать на вопросы коллектива. Да той же самой Леси, потому что если остальные будут просто шушукаться у меня за спиной, то они с Наташей спросят напрямую, учитывая, что мы всё-таки подруги…
– Алис, ты меня слышишь вообще?!
– Что?
– Я говорю, со мной-то всё понятно. Я задержалась из-за того, что Гаврилову на унитаз усаживала, а ты чего до сих пор домой не идёшь? Время видела?
Достав из сумки мобильный телефон, смотрю на часы. Восемь пятнадцать, а Воскресенский всё ещё не подъехал и даже не звонил. И вроде понимаю, что не обязана слушаться его и сидеть в клинике до тех пор, пока он меня отсюда не заберёт. А внутри всё равно какой-то внутренний стопор стоит. К тому же я ведь сама завела этот разговор про уступки. И он мне уступил. Пусть в свойственной ему манере, но всё же уверена, что для Игоря и это было большим шагом, учитывая его непримиримость и практически маниакальную тягу к контролю. Так что теперь за мной очередь.
