Утром профессор поднялся раньше всех и, перед тем как взяться за новые опыты, уселся у окна, глядя во двор.
Первыми прошли на работу Василь Васильич и Валя Кац. Были они оживленны и веселы. Казалось, вчерашнее переутомление никак на них не отразилось.
– Как дела? – спросил Минц.
– Отлично, Лев Христофорович, – ответил Валя. – Сегодня после работы будем бассейн завершать. Вы к нам не присоединитесь?
– С удовольствием, – согласился профессор.
Настроение у него улучшилось. Налицо был остаточный эффект, возможно, длительного свойства.
Показался Корнелий Удалов! Он тоже спешил на работу. При виде профессора он кивнул ему и почему-то схватился за оттопыренный карман. Профессор не заподозрил ничего неладного и спросил:
– Как самочувствие, Корнелий Иванович?
– Лучше некуда, – ответил Удалов и подмигнул ему.
Вслед за Удаловым вышел подросток Николай Гаврилов с учебниками и тетрадками под мышкой и сказал матери, высунувшейся из окна ему вслед:
– Мама, не утруждай себя. У тебя давление. А картошку я почищу, как только вернусь с практики.
Это тоже был добрый знак. Профессор проводил Гаврилова взглядом и потом перекинулся несколькими словами с его матерью.
Убедившись, что препарат никому из его знакомых не повредил, профессор совершил разведочный поход в магазин к Римме.
Римма скучала. Ей не с кем было воевать и ругаться. Вместо обычной нетерпеливой толпы тунеядцев в магазине ошивались лишь два субъекта, их лица профессору были незнакомы.
Лев Христофорович купил у Риммы две бутылки лимонада и сказал тунеядцам лукаво: «Вы у меня еще напьетесь. Вы еще потрудитесь, голубчики». Тунеядцы огрызнулись, не поняв слов профессора. А Минц поспешил домой.
По дороге он повстречался со знакомыми малярами. Они несли кисти и ведра на новый объект.
– Привет, папаша, – сказали они профессору. – Славно мы вчера потрудились.
– Сегодня не переутомляйтесь, – заботливо проговорил Минц.
– Не беспокойся, не переутомимся, – ответили маляры. – Но и поработаем с удовольствием.
Счастливая улыбка не покидала лица профессора. Он дошел до угла Пушкинской улицы, и тут улыбка сменилась выражением крайней тревоги.
Посреди Пушкинской улицы, рядом с катком и генератором, стояли группой дорожники в оранжевых жилетах и пластиковых касках. Перед бригадой, как Суворов перед строем Фанагорийского полка, шагал Удалов, держа в одной руке темную, знакомую профессору бутылку, в другой – столовую ложку. Он наливал в нее жидкость из бутылки и протягивал ложку очередному ремонтнику.
– Это вакцина, – приговаривал Удалов. – От эпидемии гриппа. Из области прислали. По списку. Обязательный прием внутрь.
Рабочие и техники послушно раскрывали рты и принимали жидкость.
– Корнелий Иванович, остановитесь! – крикнул профессор, подбегая к Удалову.
Но Удалов сначала убедился, что последний член бригады принял лекарство, и лишь затем обернулся к профессору и отвел к стоящему поодаль дереву.
– Вы меня, конечно, простите, что без разрешения. Но в интересах дела, – сказал он вполголоса, чтобы не услышали дорожники. – Они сегодня у меня до ночи проработают, а то квартальный план горит. Это не повредит. Пусть хоть разок выложатся. Я и в конторе вакцинацию провел, и в диспетчерской. По моим расчетам, к вечеру план выполним и выйдем в передовики.
– Ну как же так, – укоризненно произнес профессор. – Вам же пришлось, наверное, ночью ко мне в комнату заходить. Вы же могли споткнуться, упасть…
Добрый профессор был расстроен.
– Не беспокойтесь, Лев Христофорович, – ответил Удалов. – Я же с фонариком.
Он обернулся к дорожникам и сказал зычно:
– За работу, друзья.
Но с дорожниками творилось нечто странное. Они не стремились к лопатам и технике. Напевая, они сошлись в кружок, и бригадир помахал в воздухе рукой, наводя среди них музыкальный порядок.
– Что происходит? – удивился Удалов. Бригадир поднял ладонь кверху, призывая к молчанию. Затем сказал:
– Раз-два-три!
И бригада затянула в четыре голоса сложную для исполнения грузинскую песню «Сулико».
Как пораженный громом, Удалов стоял под деревом. Окна в домах раскрывались, и люди прислушивались к пению, которому мог бы позавидовать ансамбль «Орэра».
– Что? Что? – Удалов гневно смотрел на профессора. – Это ваши штучки?
– Минутку… – Профессор поднес к носу пустую бутылочку. – Я так и думал. В темноте вы перепутали посуду. Это препарат для исправления музыкального слуха и создания хоровых коллективов.
– О, ужас! – воскликнул Удалов. – И сколько они будут петь?
– Долго, – ответил профессор.
– Но что тогда творится в конторе?
– Не убивайтесь, – сказал профессор, прислушиваясь к стройному пению дорожников, – можно гарантировать, что ваша стройконтора возьмет в области первое место среди коллективов самодеятельности.
– Ну что ж, – сказал печально Удалов. – Хоть что-то…
1973 г.
ПРОШЕДШЕЕ ВРЕМЯ
Новая модель машины времени, сооруженная профессором Львом Христофоровичем Минцем с помощью золотых рук Саши Грубина, помещалась на первом этаже, под лестницей дома №16 по Пушкинской улице. Она была замаскирована дверью в чулан, чтобы никто из детей, играя, не провалился случайно в другую эпоху.
Представляя собой тончайшую ленту, машина времени облегала изнутри раму двери и была покрашена суриком, так что посторонний взгляд никогда бы не заметил этого величайшего изобретения.
Если ты, открыв дверь в чулан, переместишь стрелочку на потайном циферблатике, а потом нажмешь синюю кнопочку, то окажешься в прошедшем времени.
Теоретически можно отправиться и к динозаврам, но только на это не хватало энергии, так что полвека были пределом.
Профессор Минц и узкий круг посвященных в составе соседей по дому и друзей – Александра Грубина, Корнелия Удалова и старика Ложкина – машиной не злоупотребляли и ее существование хранили в тайне. Полагали, что, когда наладят изобретение, отдадут его народу.
Порой кто-нибудь из экспериментаторов со всеми предосторожностями посещал прошлое. И это сходило с рук, пока не проштрафился Удалов.
Как-то вечером, с разрешения Минца, Корнелий Иванович решил заглянуть в пору собственного детства.
Минц контролировал опыт снаружи.
Удалов прошел в дверь чулана, набрал на циферблате 1948 год, нажал на синюю кнопочку и оказался в том же чулане, но не таком пыльном и загроможденном. Отодвинув доску в задней стене, Удалов вышел во двор. Двор был почти таким же, как сегодня, только сирень еще не разрослась и стол для домино был небольшим.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
