Каменева, он считался сравнительно мягким человеком, поскольку речь идет о его замечательной душевной доброте. Упрек этот превращается скорее в похвалу, но, быть может, верно и то, что сравнительно с такими людьми, как Ленин или Троцкий, Свердлов и им подобные, Каменев казался слишком интеллигентом, испытывал на себе различные влияния, колебался...
Спокойствие и рассудительность во всем, что касается дела, являются даже своего рода отличительной чертой Каменева как политического борца. Это заставляет считаться с ним как с замечательным мужем совета, и в ЦК партии Каменев всегда имел и будет иметь большой вес. Вне деловых отношений он обладает многими очаровательными чертами: прежде всего задушевной веселостью, большим живым интересом ко всем сторонам культурной жизни и редкой сердечностью в личных отношениях...»
Ленин ценил его как дельного администратора, поэтому сделал заместителем в правительстве и поручал в свое отсутствие вести заседания политбюро и Совнаркома. Ссора с Каменевым накануне революции, когда Лев Борисович категорически возражал против попытки большевиков в одиночку взять власть в стране, уже не имела для Ленина никакого значения.
А произошло вот что. 31 октября 1917 года Каменев опубликовал в газете «Новая жизнь», издававшейся Горьким, заметку, в которой говорилось: «Взять на себя инициативу вооруженного восстания в настоящий момент, при данном соотношении общественных сил, независимо и за несколько дней до съезда Советов было бы недопустимым, гибельным для дела революции и пролетариата шагом». Ленин простил Льву Борисовичу «октябрьский эпизод», а Сталин постоянно напоминал об этом партии и стране, поэтому Каменев, верный ленинский соратник, постепенно стал восприниматься как предатель.
Каменеву принадлежит крылатая фраза: «Марксизм есть теперь то, что угодно Сталину». Но он же одним из первых отказался от политической борьбы против генерального секретаря. Надеялся, конечно, что судьба переменится к лучшему, но все надежды возлагал на Сталина, думал, что настроение генсека переменится и он позовет старого товарища по политбюро...
В 1928 году Каменев осудил свою оппозиционную деятельность. В 1933 году в серии «Жизнь замечательных людей» вышла его книга о Чернышевском.
Когда после первой опалы Сталин разрешил ему вернуться в Москву из ссылки, которую Каменев отбывал в Минусинске, то он с удовольствием взялся руководить издательством «Академия» и Институтом мировой литературы имени А.М. Горького.
На съезде партии в 1934 году Лев Каменев произнес покаянную речь:
— На мне лежит печальная обязанность на этом съезде победителей представить летопись поражений, демонстрацию цепи ошибок, заблуждений и преступлений, на которые обрекает себя любая группа и любой человек, отрывающиеся от великого учения Маркса—Энгельса—Ленина—Сталина...
И он долго и старательно перечислял свои ошибки в надежде вернуть расположение своего недавнего соратника и приятеля, ставшего вождем и державшего в руках жизнь и Каменева, и многих других.
Свою речь Каменев закончил призывом:
— Да здравствует наш вождь и командир товарищ Сталин!
Со своей первой женой Ольгой Давидовной, сестрой Троцкого, Каменев разошелся. После его опалы Ольгу Давидовну убрали из Всесоюзного общества культурной связи с заграницей. В решении политбюро от 30 апреля 1929 года говорилось: «О.Д. Каменеву снять с ВОКС без объяснения причин».
В 1935 году Ольга Каменева возглавляла научно-исследовательский совет управления кинофикации при Совнаркоме. Ее тоже арестовали по «кремлевскому делу». Особое совещание при НКВД запретило ей в течение пяти лет проживать в Москве и Ленинграде. Потом ее вновь арестовали, а в 1941 году расстреляли в Орловской тюрьме.
«Лев Борисович жил не на своей квартире по Манежной улице, — вспоминает литературовед Эмма Герштейн, — а где-то на Арбате у своей второй жены. К себе приходил только писать в своем кабинете или читать вслух маленькому Юре сказки Пушкина. Иногда я печатала в его пустующем кабинете.
Это была огромная комната, уставленная в несколько рядов стеллажами с книгами. В центре этой великолепной, одной из лучших в Москве, библиотеки стояло конторское бюро с крышкой «гармошкой»...
Каменев работал над своей рукописью о Герцене. Случалось, что он просил меня через Ольгу Давидовну перепечатать набело какую-нибудь страницу с его поправками. Аккуратно подклеенные вставки были сделаны мелким, на редкость разборчивым почерком...
Каменев еще действовал на культурном и литературном фронте. Мандельштам задумал получить через меня протекцию Ольги Давидовны к Каменеву. Она согласилась, и Каменев принял Мандельштама в своем кабинете на Манежной. Затем они перешли в столовую, куда из любопытства явился и старший сын Каменевых, летчик по имени Лютик...
Мандельштам отозвался о Каменеве сдержанно: «Gelehrter». Мне было странно слышать такую характеристику о недавнем члене правительства, но он настаивал, указывая на ограниченность мышления Каменева и немецкую аккуратность в его кабинете».
«Gelehrter» — в переводе с немецкого «ученый». В устах Мандельштама оно прозвучало иронически, скорее как «большой ученый». Поэт рассчитывал встретиться с политиком, а Каменев давно перестал им быть.
Среди окружения Троцкого и Зиновьева были весьма решительные люди. Каменев вовсе не относился к их числу и не представлял никакой опасности. Сталин знал это, но для громкого процесса нужно было громкое имя, поэтому во главе мифического заговора оказался бывший заместитель Ленина...
В общей сложности арестовали больше ста человек — военнослужащих из комендатуры Кремля, слушателей военных академий и сотрудников Разведывательного управления Красной армии. Заговорщиков хотели связать с Троцким, белогвардейцами и иностранными разведками. Впрочем, посадили и совершенно простых людей, обслуживавших Кремль: закройщиков, плотников, уборщиц, швейцара и телефонистку.
Дело было настолько странным, что им заинтересовался приехавший в Москву французский писатель Ромен Роллан. 28 июня 1935 года Сталин принял Роллана. По поводу террористов в Кремле Сталин говорил:
— У нас в Кремле есть женщины-библиотекарши, которые ходят на квартиры наших ответственных товарищей в Кремле, чтобы содержать в порядке их библиотеки. Оказывается, что кое-кого из этих библиотекарш завербовали наши враги для совершения террора. Мы обнаружили, что эти женщины ходили с ядом, имея намерение отравить некоторых наших ответственных товарищей. Конечно, мы их арестовали...
Ромен Роллан был потрясен нелепым объяснением, но промолчал. Он принадлежал к тем европейским деятелям культуры, которые считали необходимым во что бы то ни стало поддерживать Советскую Россию в противовес нацистской Германии.
10 июля 1935 года начался процесс по делу «кремлевской библиотеки и комендатуры Кремля». 27 июля военная коллегия Верховного суда под председательством Василия Васильевича Ульриха вынесла приговор тридцати подсудимым.
Лев Каменев получил десять лет по статье 58-8 (подготовка и осуществление террористического акта) Уголовного кодекса РСФСР.
К пяти годам заключения в лагерь приговорили старшего сына Троцкого — Сергея Львовича Седова. Инженер по профессии, он подчеркнуто не интересовался политикой и отказался покинуть Россию вместе с родителями — наивно полагал, что ему
