Она могла бы пить коктейли. Она вполне могла бы иногда работать секретаршей в приемной.
Я приношу парик на кассу и наблюдаю, как латиноамериканка с идеальными бровями, безукоризненным baby hair[23] и помадой цвета застарелого синяка вносит сумму в кассу. Повинуясь импульсу, я добавляю тонированный блеск для губ и флакончик лака для ногтей бледно-розового цвета балетных туфель и сырых куриных грудок. Нора, похоже, из тех девушек, которые делают маникюр дома.
На улице я звоню Эстебану.
– Готов удивиться?
– Папа римский носит моделирующее белье?
– Хуже. Я только что купила новую косметику.
Он хлюпает носом.
– Я так горжусь тобой, бебита. Я бы заплакал, но не хочу испортить свое лицо.
– Еще кое-что. Твой кузен, компьютерный гений, который делает поддельные удостоверения личности, он все еще в бизнесе?
– Диего? Да, все еще занимается. Тебе нужно удостоверение, бебита? А я все это время думал, что ты уже достаточно взрослая, чтобы пить, – говорит он, хихикая.
– Да, но у меня есть девичья мечта привести уровень алкоголя в крови в соответствие с моим возрастом. Для этого нужно сбросить несколько лет. Или перейти на этанол. Так что?
– Сейчас уточню и перезвоню.
Пока я жду, я наблюдаю, как мое дыхание конденсируется в зимнем воздухе, и тереблю бумажный пакет с моим париком. Неужели так легко уйти из своей жизни в другую? Это то, что сделал Дэвид Адлер? Внизу грохочет поезд L, и когда я представляю, как проваливаюсь вниз, вниз, вниз, проваливаюсь сквозь решетку в какой-то другой мир, у меня звонит телефон.
– Диего говорит, что может сделать тебе документы. Встретимся после работы, я подвезу тебя.
– Он быстро работает? У меня спектакль в Челси в восемь. Нужно посмотреть, как девственницам-мученицам отрезают сиськи.
– Бебита, твоя работа – полный трэш.
– Я не спорю.
– Да, Диего быстро работает, – продолжает Эстебан. – Он говорит, чтобы мы остановились в одном из тех мест, где делают фотографии для паспортов, и сделали пару снимков. Его гонорар – сто восемьдесят. Захвати парочку батончиков Chunky, если хочешь, чтобы он хорошо с тобой обращался.
– А он умеет получать удовольствие от жизни, – говорю я, поднимая сумку, и поворачиваюсь к дому.
– А еще страдает патологическим ожирением и, возможно, все еще девственник.
– Скажи ему, чтобы следил за своими сиськами.
* * *
Вернувшись в квартиру, я съедаю несколько кусочков клаб-сэндвича, который прихватила с собой, затем переодеваюсь в шелковую блузку. Я встряхиваю парик и натягиваю его на голову, задерживаясь перед зеркалом, чтобы нанести блеск для губ. Вивиан входит в квартиру, но выходит из нее Нора, подпрыгивающей походкой и вступительной песней из «Into the Woods» на губах. Норе приходится зайти в четыре винных погребка и супермаркет, пропахший увядшей зеленью, прежде чем она находит батончики Chunky. (У Жюстин было бы меньше проблем с поиском наркотиков в дождливую среду.) Затем она заходит в копировальный магазин, и мужчина с угрями по всему носу фотографирует ее. Она забирает снимки с благодарностью и радостью. Захлопнув дверь магазина, я снимаю парик. Пока что хватит Норы.
В половине шестого я жду Эстебана под офисным навесом. Он появляется в черной атласной куртке-бомбере и оливковых шароварах, с белой кожаной сумкой на груди.
– Теперь ты скажешь мне, зачем тебе на самом деле это удостоверение? – говорит он, поглаживая мое лицо, как оценщик, собирающийся снизить минимальную ставку. Я приучила себя не вздрагивать от его прикосновений.
– Давай просто скажем, что я подумала, что попробую побыть кем-то другим на некоторое время, – отмахиваюсь я.
Он фиксирует на мне взгляд, который он оставляет для пухлых белых женщин в кроп-топах. Но затем выражение его лица смягчается.
– Ты серьезно? Это опасная хрень, бебита. Если ты слишком надолго уходишь от себя, вернуться бывает трудно.
– Ты говоришь по собственному опыту?
Он снова натягивает маску.
– Ты не помнишь мой «год люрекса»?
– Этот план включает в себя минимум искусственных тканей. Обещаю.
Он ведет меня в сторону Юнион-сквер, к многоквартирному дому над магазином рамена. Заскочив внутрь, мы поднимаемся по лестнице, и Эстебан стучит в дверь на третьем этаже. Я слышу звук, напоминающий дыхание пациента с эмфиземой во время тренировки по аэробике, а затем появляется Диего, одетый в футболку с пятнами пота и жидкой бородкой, которая наполовину скрывает несколько подбородков.
– Она принесла все необходимое? – спрашивает он Эстебана.
– Спроси ее сам, кабронито, – отвечает он. – Она не надувная кукла. – Затем он поворачивается ко мне. – Прости моего кузена. Он не часто встречает дам с ртами, созданными для того, чтобы говорить.
– Очаровательно, – говорю я. – И если под «необходимым» ты имеешь в виду наличные, паспорт, фотографии и несколько шоколадных батончиков, то да, у меня все это с собой. А еще у меня в восемь открывается занавес.
Мы следуем за Диего в гостиную, заваленную стопками комиксов. У стены стоит набор винчестеров и мониторов, которые заставили бы мой собственный унылый ноутбук выйти из строя из-за комплекса неполноценности, если бы я когда-нибудь принесла его сюда. Я кладу гонорар на стол, и Эстебан наклоняется, чтобы рассмотреть фотографии Норы.
– О, бебита, – говорит он с той же сбивающей с толку мягкостью.
– Что не так? Парик? Тебе не нравится цвет? Мне больше подходят осенние цвета?
– Нет, красавица, – отвечает он. – Я всегда говорил, что тебе нужно одеваться в светлое. Просто не думаю, что когда-либо видел твою улыбку такой. Или вообще видел твою улыбку.
Диего протискивается между нами и садится в укрепленное рабочее кресло.
– Ей нужны только стандартные права?
– Что еще можешь? – спрашиваю я.
– ID, права на мотоцикл класса А, студенческий билет. Он дает скидку на Eurail и прочее дерьмо. Есть и другие вещи, – он указывает на выброшенную обертку, – но они стоят намного дороже.
– Обычные водительские права, – говорю я.
Хотя он адресует все вопросы Эстебану, я сообщаю выбранное мной имя, а также рост и цвет глаз. Когда он запрашивает домашний адрес, я даю ему адрес журнала.
– Ты можешь хранить любую почту, которая приходит на это имя, верно, Эстебан?
– А ты воспользуешься той корейской маской с муцином улитки, которую я тебе подарил?
– Обязательно, – обещаю я.
– И ты пришлешь фотографии? Красивые фотографии в масочке, которые будут жить в Интернете вечно, если ты обидишь меня?
– Договорились.
Я подписываю имя Норы электронной ручкой и смотрю, как оно появляется на экране убористым шрифтом. Диего сканирует фотографию и печатает ее на плотных карточках, затем возвращает карточку в устройство и печатает обратную сторону. Он пропускает заполненный документ личности через ламинатор.
– Голограмма не идеальна, но сойдет. Зачем
