— Финишный рывок у меня плохо отработан, — озабоченно объясняла она Толику. — Тренироваться надо больше. Впереди — областные соревнования. На них я рассчитываю выступить значительно лучше. Смущает одно — проблема свободного времени.
А Толику время, прямо скажем, девать было некуда. В пионерский лагерь он опоздал из-за болезни, в деревню бабушка ехать отказалась, а сам себе найти занятие он не мог и не умел. Вот с утра до вечера и ждал, когда можно будет включить телевизор. Да и телевизор-то смотреть без бабушки было не очень интересно.
Бабушка же не знала ни минуты покоя, особенно когда записалась в народную дружину и стала старостой ансамбля песни и пляски пенсионеров.
Однажды утром, когда бабушка занималась гантельной гимнастикой, папа хрустел на кухне горелой колбасой, а мама торопливо складывала вещи в чемодан, чтобы ехать в санаторий «подальше от этого ада», как она выразилась, Толик не встал с постели.
— Ты поосторожней лежи-то, — посоветовала бабушка, — а то опять долежишься до болезни какой-нибудь.
— Странно у нас получается, — сказал внук, — всем ты помогаешь с утра до позднего вечера, а на родную семью ноль внимания.
— Раньше я приносила пользу одной только нашей родной семье, а сейчас приношу пользу обществу и себе, — ответила Александра Петровна, отдыхая после зарядки. — Раньше я была всего-навсего бабушкой, а теперь я, можно сказать, общественный деятель городского масштаба. Вот сейчас мы впервые в стране, да и во всём мире, организуем комитет по работе с ленивыми детьми. — И она ушла принимать холодный душ, а потом и вообще ушла из дому.
Мама чмокнула сына в щёчку, сказала:
— Вот я отдохну, подлечусь и смогу заменить вам бабушку. Не болей, долго у телевизора не сиди, слушайся папу, он у нас один, отвечай на мои письма аккуратно.
Оставшись один, Толик решил серьёзно подумать о своей жизни и обязательно что-нибудь придумать. Конечно, хорошо бы вот так проваляться весь день в постели с книжечкой в руках. А завтра — что? Тоже вот так проваляться в постели с книжечкой в руках?
А послезавтра?
А послепослезавтра?
Уж если говорить честно, то неплохо бы вот так и жизнь прожить — назло бросившей его бабушке. В этом нет ничего плохого. Одному нравится бегать, другому нравится прыгать, третьему ещё что-нибудь нравится, а Толику лежать приятно.
Но лежать нельзя. Лень развезёт. Он тяжело вздохнул, закрыл глаза и перевернулся на спину. Во всём бабушка виновата! Её сейчас и бабушкой-то назвать нельзя. Пусть она гордится, что стала общественным деятелем городского масштаба, но пусть ей будет стыдно за то, что она перестала быть нормальной бабушкой. Она второе место в беге на пятнадцать метров без барьеров занимает, а внук с горя все себе бока отлежал.
А тут ещё есть захотелось. Раньше-то, бывало, ещё и есть не хочешь, а бабушка уже вовсю гремит на кухне кастрюлями и сковородками.
Тогда — что же получилось? Значит, он без бабушки, как ноль без палочки?
Значит, действительно у неё личная полнокровная жизнь, а у него — пустота в желудке?
Нет, он сам сейчас же загремит кастрюлями и сковородками! Не такое уж это сложное дело! Обойдёмся и без бабушки!
Вскочив с постели, Толик бросился на кухню, включил газ, насыпал в кастрюлю побольше картошки и поставил на плиту.
— Сами прокормимся! — жалобно крикнул он. — Ещё как прокормимся! — ещё жалобнее крикнул он.
Неожиданно ему стало весело. В самом деле, сколько можно зависеть от бабушки? И вообще зачем от кого-то зависеть, когда сам не дурак и кое-что умеешь делать? Вот если бы знать, как жарят картошку да ещё с маслом или хотя бы с колбасой, тогда бы ему и горевать не о чем! Но и варёную картошку есть можно.
Не подумайте, что Толику очень уж хотелось заниматься всякими домашними делами. Но в Толике проснулся, как говорится, настоящий мужчина, то есть человек, который не боится никаких трудностей — ни больших, ни маленьких, не растеряется в любой обстановке, всегда найдёт себе дело и ни от кого ни в чём не зависит.
Чтобы стать настоящим мужчиной, — а это дано далеко не каждому, — надо учиться всё делать самому, и от этого будешь таким сильным, что людям рядом с тобой жить станет легче, потому что они всегда могут надеяться на твою помощь во всём.
Однако настоящий мужчина проснулся в избалованном мальчишке не надолго, минут этак на одиннадцать-двенадцать, потому что быть настоящим мужчиной очень и очень нелегко.
Тем более, в кармане своего пиджака Толик обнаружил шоколадную плитку под названием «Стрекоза и Муравей». Восторженно ойкнув, он тут же проглотил неожиданную находку и стал думать: откуда могла оказаться у него шоколадка?
Тут ему стало лень думать, и он с трудом добрался до кровати и лёг, еле дыша. Организм его изо всех сил с чем-то боролся. Толик хотел пошевелить рукой, но раздумал. Что-то проникло ему не только в головной и спинной мозг, но даже в пятки.
К счастью, в это самое время вернулась бабушка. Едва взглянув на внука, она сразу почувствовала недоброе и торопливо завспоминала правила оказания первой помощи. Ах, да! Надо сделать искусственное дыхание!
Александра Петровна стащила внука на коврик, подложила подушку и уверенными, тренированными движениями стала сгибать и разгибать ему руки.
— Раз, два! Раз, два! — сама себе командовала бабушка. — Раз! Два! Дыши, голубчик, дыши! Раз! Два! Ротик-то раскрывай! Вот так! Раз! Два!
На щеках внука появился слабый румянец.
— Глазки открой! Глазки открой! — командовала бабушка уже не самой себе, а Толику. — Вот так! Вот так!
И Толик открыл сначала один глаз, затем второй и очень тихонько попросил:
— Отстань…
— Спасать тебя надо, дорогой, спасать, а от чего спасать, сама пока не знаю!
— Оставь меня в покое. — И Толик закрыл сначала один глаз, затем и второй.
Бабушка взвалила внука на спину, сама себе скомандовала:
— В областную психиатрическую больницу как можно быстрее — бегом марш!
Конечно, все прохожие во все глаза глазели на бегущую по улице бабушку, на спине которой висел внук. Один милиционер на всякий случай, для порядка, даже посвистел в свой свисток и стал смотреть в другую сторону, где ничего особенного не происходило.
Старший санитар Тимофей Игнатьевич помог Александре Петровне поднять внука на четвёртый этаж, спросил:
— Чего опять с выдающимся человеком приключилось? На сей раз у него хоть вес внешней раздутости соответствует. В кого он у вас такой болезненный? Мало, мало применяем мы методы физического воздействия на организм. Мой, ныне, правда, покойный, папаша возьмёт, бывало, ремень и ласково так спросит: «Ну, чем болеть собираемся?» И использует этот ремень по назначению. И все дети здоровыми выросли, все в люди вышли. Я вот до старшего санитара дослужился.
— Никогда бы на такое изуверство не пошла. Не для того дети на свет появляются, чтоб их ремнём калечить.
— Зачем же калечить? — возмутился старший санитар Тимофей Игнатьевич. — Профилактика. Предупреждение. Закалка организма. Повышение его сопротивляемости самым различным заболеваниям.
Увидев Толика, психоневропатолог Моисей Григорьевич Азбарагуз всплеснул руками, потом ими же схватился за голову, помолчал и сказал:
— Это организм или судьба! Я только что закончил научное описание его последнего заболевания и выздоровления… Быстро анализ крови, температуру и самый возбуждающий укол! Быстро, быстро! Срочно, срочно! На всякий случай — кислородные подушки! Это же лень! Типичная лень!
— Лень? — растерянно спросила бабушка Александра Петровна. — Откуда? Не может быть! Я же его на самостоятельный путь развития перевела. Я по вашей научной теории действовала, в которую глубоко поверила!
— Я расстроен не меньше вашего, Александра Петровна, если не больше. Мы так мало знаем о причинах возникновения лени и способах её лечения, что на каждом шагу нас подстерегают всё новые и новые загадки. Будем лечить. Изучать. Экспериментировать. Наблюдать.
— И на сколько вы это растянете?
— Намеренно никто ничего тянуть не собирается. Но болезнь вашего внука почти совершенно неизвестна научному миру. Излечить человека от лени — это вам не зуб удалить.
— Я же в точности следовала вашим указаниям, — продолжала сокрушаться бабушка. — А что же получилось? Ведь если бы я осталась нормальной бабушкой, а не пошла бы в общественные деятели городского масштаба, внук-то и не заболел бы, может?
— В принципе моя научная теория у меня лично не вызывает сомнений, — строго и обиженно сказал Моисей Григорьевич. — Вполне возможно, что очередная болезнь Толика — очередная научная загадка. Вот и будем её разгадывать.
— Загадка это или болезнь?
— И загадка, и болезнь. Вы слишком просто, то есть очень упрощённо, смотрите на клиническую действительность. Напомню вам старую, но вечно справедливую и глубокую истину: болезнь легче предупредить, чем излечить. Особенно это относится к заболеваниям, связанным с ленью. — Было похоже на то, что Моисей Григорьевич или начинал сердиться, или готовился прочитать научную лекцию.
