Его уложили на веранде, подложив под голову свернутую куртку, налили виски; потом он попросил поесть и умял здоровенный кусище холодной жареной свинины.
Казалось, после этого силы вернулись в его измученное тело, и он смог уже сесть, слабо чертыхаясь. Его лицо побледнело и осунулось, а белки глаз покрылись кровавыми прожилками; одежда висела на нем клочьями, и нервы были так напряжены, что его губы постоянно тряслись, и он почти не мог говорить.
Наконец его распухшая правая рука была обмотана множеством тряпок на манер повязки.
— Так я говорю, приятель, с тобой же были Вестовер и Манделл. Что с ними-то стало?
— Они отправились к дьяволу.
Неудержимый приступ дрожи сотряс тело Макгрюдера.
— Что-что случилось, говоришь?
— Да не могу я думать про это!
— Тебе, полагаю, лучше выговориться, приятель.
— Может быть!.. Ну вот… Мы втроем добрались до хижины Уоллисов. И в первую же ночь явился Одиночка Джек…
— С ним кто-нибудь был?
— Никого. Кроме этого дьявола. И первой же пулей он уложил Вестовера наповал, потом свалил Манделла, влепив ему кусок свинца в брюхо прямо у меня под носом. А потом, когда в доме погас свет, они со своим волком ворвались во тьме к нам, и Команч оставил на мне вот это!
Он кивнул на замотанную руку.
— Потом мы вырвались через заднюю дверь и смылись, хотя я никогда не пойму, почему этот дьявол не уложил нас всех прямо там… Быстро же он нас выследил! И гнал вниз по Большому Серебряному тракту. Я отстал от братьев Уоллис. Три дня мчался, а он висел у меня на хвосте…
Макгрюдер вздрогнул, перекосившись от боли.
— Плесни-ка мне еще глоток виски, приятель! — попросил он.
Ему поднесли ко рту фляжку с виски. Глотнув, он кое-как поднялся на ноги.
— Где Шодресс? Пусть кто-нибудь из вас проводит меня к нему. Я не хочу оставаться один. Даже на улицах этого проклятого города. Сколько еще буду жить, никогда ни за что не останусь один!
Глава 26
ДВЕ КАПЛИ БЕСЦВЕТНОЙ ЖИДКОСТИ
В сумерках того же дня доктор Рудольф Майерс шел по направлению к дому Гранжей. Доктор, как правило, предпочитал приходить по вызовам до рассвета или в вечерних сумерках, потому что при ясном свете солнца всегда чувствуешь хоть малую надежду, но во тьме все ужасное и непознаваемое, в том числе и страх смерти, придвигается к нам вплотную, и шепот, в котором на закате мы распознаем простой порыв ветра, встревоживший листья, становится ночью недобрым бессловесным пророчеством — смутным предостережением судьбы.
Доктор Майерс с пронзительной остротой ощущал такие вещи и потому избрал для праздного времяпрепровождения дневные часы, а делом начинал заниматься, когда ложились первые тени. По этой самой причине он и приближался к домику Гранжей в сумерках. На ходу он небрежно покачивал своей тросточкой, демонстрируя манеры джентльмена, только что прибывшего с Востока, — и время от времени свистом подзывал Джерри, здоровенного мастиффа, который не спеша трусил перед ним, кидаясь то к одной, то к другой стороне улицы и обнюхивая чьи-то неведомые следы. Доктор Майерс немного опасался носить оружие, чтобы ненароком как-нибудь кто-то не вынудил использовать его, но он приобрел пса, способного разорвать человека в клочья, и надеялся, что тот будет ему достаточной защитой. И у него не было случая пожалеть о своем выборе, поскольку Джерри, хотя и был глупым и упрямым животным, но, уж во всяком случае, был великолепным бойцом.
Увидев, что дом Гранжей уже почти рядом, доктор остановился, чтобы еще раз хорошенько обдумать то, что он собирался сделать, и заодно полюбоваться мерцанием желтых лучей лампы, которая светилась за приоткрытой парадной дверью дома. В прошлом у доктора Майерса были разные сомнительные делишки, на которые мир смотрит неодобрительно, однако же ни одно из них и в сравнение не шло с тем, к чему он сейчас готовился.
Он нащупал в кармане жилета маленький флакончик. Тот содержал в себе бесцветную и почти без запаха жидкость, которая распространяла вокруг себя слабый аромат дробленых персиковых косточек. Всего лишь капля или две на стакан воды понадобились бы, чтобы положить конец делу и жизни молодого Дэвида Эпперли. И тем же ударом доктор Майерс окончательно приобретал дружбу Шодресса. Выполнив это, он вполне прилично устраивал свою судьбу.
Этим же самым вечером он имел удовольствие наблюдать и за тем, как бесчинствующая ватага ковбоев Шодресса неслась по улице, выгоняя его конкурента, Гудриха, вон из Джовилла. И по ошарашенному, испуганному и взбешенному лицу медика Майерс понял, что тот не собирается возвращаться обратно в ближайшее время.
Затем, разумеется, настало время для получения информации из дома Гранжей. Юный Оливер пришел к нему еще днем и оказал, что, поскольку другого врача поблизости нет, они нуждаются в услугах доктора Майерса. Сможет ли он прийти тотчас же?
Доктор рассыпался в извинениях — он завален работой, но как только он с ней управится, так сразу и придет.
Он и вправду пришел, хоть и несколько часов спустя, и теперь курил сигарету и успокаивал свои нервы, обдумывая фактическую сторону дела. Очень легко усмирить встревоженные нервы и рассеять опасения, стоит только взять себя в руки и просто вспомнить кое-какие реальные факты. Каковы же они были, эти факты?
Вон в том домике лежал молодой человек с тремя страшными ранениями от пуль, выпущенных самыми умелыми руками в округе. Было просто чудом, что Дэвид Эпперли остался жив. И очевидно, будет вполне естественно, если его силы иссякнут, если его внезапно схватит судорога и если его сердце прекратит свою деятельность… Ведь непонятно — и это знают все, — как он еще дышит…
Если же после этого над его губами будет витать легкий аромат дробленых персиковых косточек, кто в Джовилле способен определить, что это за запах? Конечно же никто, кроме того самого доктора Гудриха, которого с такой предусмотрительной поспешностью выпроводили из города!
Рассуждения доктора, на его взгляд, были вполне безупречны, и, прежде чем сигарета была им наполовину выкурена, доктор знал в точности, что необходимо делать и как он это сделает. Он взвесил все последствия и перестал чего-либо опасаться.
Можно было идти дальше. В этот момент доктор вдруг осознал, что Джерри куда-то исчез. Он с беспокойством свистнул. Никакого результата. Но ведь он только что видел его, видел, как огромный зверь непонятно зачем помчался между стволами деревьев по направлению к домику, куда он теперь и сам поспешил.
Не прошел доктор и пятидесяти ярдов, как споткнулся обо что-то лежащее на тропинке. Это не был поваленный ствол, поскольку под носком его сапога что-то мягко подалось.
