Иоганн Лаш, пожилой брюнет в темно‑синем утепленном камуфляже, прибыл в Нордайх в тот момент, когда я уже хотел отдать приказ бойцам покинуть берег. Появился он не один, а под прикрытием минометной батареи, тайно разворачивающейся на окраине поселения, ее засек Лихой, и при поддержке пяти сотен вооруженных с ног до головы местных ополченцев. Видимо, немцы нас серьезно опасались, да и ладно, это их дело, хотят себя страхами тешить, пусть так, и будет, а я собирался им предложить всего лишь торговое сотрудничество, и не более того.
Увидев такое дело, что возможен конфликт, Серый приказал своим группам занять оборону в районе порта, и на самое высокое здание посадил артиллерийского наводчика. Он готовился к реальному бою, но я, почему‑то, был уверен, что мы с немцами разойдемся миром. Так оно и оказалось.
В сопровождении всего двух воинов, Лаш прошел через Нордайх и спустился к морю. Немцев встретили, отобрали у них оружие и проводили в развалины одного из домов, где я временно остановился. Место для переговоров, не самое лучшее, но другого на берегу не было. А большая глухая комната, на первом этаже трехэтажного дома, в которой горел жаркий костер, по крайней мере, защищала нас от промозглого морского ветра.
Глава местной общины остановился на входе, огляделся, чему‑то нахмурился и присел на бревно рядом с костром, как раз между мной и переводчиком. Следом появились его сопровождающие, расположившиеся справа и слева от него. Теперь можно было разговаривать, но никто не хотел начинать первым, и я, не торопясь, подвесил на треногу из арматуры, над костром, тяжелый чугунный чайник. После этого, вынул из кармана легкой, но теплой, синтепоновой куртки, портсигар, вынул тонкую турецкую папироску, и молча протянул Лашу.
— Найн, — немец мотнул головой.
«Понятно, не курит», — это слово я даже без перевода понял. После чего прикурил от веточки, выпавшей из костра, и спросил Лаша:
— Как поживаете, Иоганн?
Переводчик перевел мои слова, и тот ответил:
— Хорошо. Вы ждали меня для того, чтобы спросить об этом?
— Нет, конечно. Но надо же с чего‑то начинать наш разговор. Почему бы и не с этого вопроса…
— Что вам нужно на наших берегах?
— Ищу людей, с которыми можно торговать.
— Знаем мы эту торговлю, — недовольно пробурчал немец. — Сегодня товары привезли, а завтра с моря придет эскадра, которая все выжжет и наших людей в рабов обратит.
— Я не из Людей Океана, хотя, лукавить не стану, при возможности, могу и ограбить кого‑нибудь. Время такое.
— Вот то‑то же. Нам не надо ни с кем общаться. Давным‑давно, после нашествия океанских налетчиков, наши предки закрылись от всех и ограничили свои контакты с внешним миром, и теперь мы сами по себе.
— Ну и зря. Скоро, на вас насядут дикари. И что вы тогда будете делать?
— Сражаться!
— Это само собой. Но сколько ваш анклав продержится?
Раш помедлил, шмыгнул носом, протянул ладони к огню, погрел их, и произнес:
— Сколько надо, столько и будем оборону держать. У нас оружия и боеприпасов много, любую орду перемелем, засядем в Вильгельмсхафене, и никто нас оттуда не выбьет.
— Угу, до тех пор, пока будет что кушать и бойцы на ногах крепко стоять смогут. А потом все, ту‑ту, приехали. Вас голыми руками возьмут и на вертел, как цыпленка насадят.
— Ну, допустим, мы будем с вами торговать… Что вы можете нам предложить?
— То же самое, что и всем. В боеприпасах вы не нуждаетесь и оружие имеете, так что для вас будет интересно топливо, которого, даже если вы сумели наладить свою переработку старых запасов сырой нефти, у вас все равно немного, по крайней мере, техники я у вас не наблюдаю. Кроме того, одежда, продовольствие, медикаменты, алкоголь и табак.
— Это хорошо, — Раш согласно мотнул головой, и спросил: — А кто это все, про кого вы говорите? С кем у вас ведется торговля?
— Скандинавские ярлы, Калининград, Петербург, Алжир, Сицилия, да и мало ли еще кто.
— Значит, мы не одни сохранили прежний образ жизни?
— Нет. Многие уцелели.
— А наши люди уже думали, что все, кроме родного анклава и не осталось никого, весь мир под дикарями. Последний раз, с кем‑то со стороны, мы общались восемь лет назад. Тогда к нам из Ганновера приезжали торговать, а до них гонец из Гамбурга девять лет назад был, просил помощи воинами.
Немец снова задумался, и я поторопил его:
— Так что, поторгуем?
— А что вы хотите купить? Нам и предложить‑то, особо нечего.
Ухмыльнувшись, я вспомнил свои разговоры с нашим пленником Антоном Мейером, которого отпустили на свободу пару часов назад, и сказал:
— У вас золото имеется, да и оружие на продажу есть, ты ведь сам сказал, что в анклаве его много.
— Подумать надо.
Лидер анклава, вместе со своими, то ли охранниками, то ли советниками, встал и повернулся на выход, а я бросил ему в спину:
— Сегодня мы уходим из ваших земель. В начале апреля пойдем с караваном на Балтику, и к вам заскочим. Надумаешь с нами дело иметь, пусти в небо пять сигнальных ракет, мы их здесь оставим.
Раш передернул плечами и вышел, а мне оставалось только удивиться странному поведению этого человека. Другой на его месте, ухватился бы за идею торговли с руками и ногами, и попытался бы выжать из этого все, что только возможно. А этот гражданин нет, сам себе на уме, хотя наши пленники Майер и Шпек отзывались о нем, как о весьма умном лидере, при котором, за минувшие пятнадцать лет, численность населения анклава увеличилась втрое, и были решены многие проблемы. Почему он ведет себя как инфантильный дебил, мне было непонятно. Но голову я себе этим вопросом не забивал, других дел хватает, а впереди был рейд в Британию, где в районе Портсмута нас уже должен был ожидать Тедди Аргайл, встреча с которым назначена на промежуток с пятнадцатого по двадцать пятое января.
После ухода германского лидера, мы погрузились на фрегат, и «Ветрогон» взял курс на Ла‑Манш. По пути пытались зайти в Амстердам, но из этой затеи ничего не получилось. Гавань была настолько захламлена, что в нее даже на мотоботе проникнуть было проблематично, так что от этой затеи отказались. Остальные портовые города на нашем курсе, такие как Гаага и Кале, мы видели раньше и ничего интересного там не обнаружили. В общем, на момент, после встречи с Иоганном Рашем, нам пока не фартило, но впереди были еще берега Франции, да и Британию обследовать стоило.
Пару дней назад фрегат прибыл в Портсмут, где все обстояло точно так же как и везде. Разруха, заросли кустарников на руинах, дикие животные, протоптавшие себе тропы по проспектам и улицам, кучи древнего хлама и ничего интересного. От базы британских ВМС не осталось ничего, а от знаменитого военно‑морского госпиталя только один глубокий котлован, и все. Искать в этом месте было нечего. Сие есть непреложный факт.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
