Судя по всему, отплывать из Франции предстояло скоро. Гарфлёр оставался непокоренным, английскую армию косила болезнь, время двигалось неумолимо. На дворе стоял уже сентябрь. Неделя-другая — и придут осенние дожди с холодами, урожай благополучно ссыплют в хранилища за крепостной стеной, и пора военных кампаний закончится. Времени оставалось все меньше.
Война, начатая Англией, грозила завершиться крахом.
* * *
В тот вечер Томас Эвелголд бросил Хуку огромный мешок. Ник отпрянул, чтобы не расплющило тяжестью, однако мешок оказался на удивление легким и лишь упруго отскочил, ударившись о плечо.
— Пакля, — пояснил Эвелголд.
— Пакля?
— Для зажигательных стрел. По пучку стрел каждому лучнику. Сэр Джон велел все приготовить к полуночи, а перед рассветом ждать в траншее. Белли уже варит смолу. — Управляющий сэра Джона Эндрю Белчер, прозванный Белли, начальствовал над кухонной челядью и погонщиками. — Зажигательные стрелы когда-нибудь делал?
— Нет, — признался Хук.
— Берешь стрелу с широким наконечником, привязываешь к головке горсть пакли, окунаешь в смолу и стреляешь навесом. Две дюжины на залп.
Эвелголд двинулся к остальным отрядам, а Хук принялся вытаскивать обмотку для стрел — в мешке оказались лохмотья немытой овечьей шерсти.
Ник разложил шерсть на семнадцать кучек, потом каждый из его лучников разделил свою долю на двадцать четыре клочка, по одному на стрелу. Шерсть приматывали к наконечникам кусками тетивы, выданными Хуком, а потом, выстроившись у котла Белли, окунали паклю в кипящую смолу и приставляли стрелы к пням или бочкам, чтобы вязкая смола затвердела.
— А что будет на рассвете? — спросил Хук у Эвелголда.
— Французы надрали нам задницу. Завтра наша очередь, — мрачно пожал плечами тот, словно не ожидая от вылазки ничего хорошего. — У тебя сегодня кто-нибудь умер?
— Коббет и Флетч. И Мэтсон долго не протянет.
Эвелголд выругался.
— Хороший лучник, а ради чего гибнет? — Сентенар плюнул в сторону костра и добавил: — Когда смола высохнет, надо взбить шерсть, чтобы легче загоралась.
Всю ночь в лагере царила суета. К передней траншее, ближайшей к барбакану, таскали огромные вязанки дров, при виде которых становилось понятно, что замышляется на рассвете: барбакан окружала канава с водой, и при атаке ее надо было чем-то заполнить.
Латникам сэра Джона приказали надеть полные доспехи. Из тридцати латников, отплывших из Саутгемптонской гавани в тот день, когда над флотом пронеслись лебеди в знак удачи, теперь в дело годились лишь девятнадцать. Шестеро умерли, остальных пятерых одолевали рвота, понос и лихорадка. Оставшимся в строю латникам помогали облачаться пажи и оруженосцы, которые пряжками пристегивали латы к кожаным поддоспешникам, натертым жиром — так металл ложился удобнее и двигался легче. Поверх налатников затягивали пояс для меча, хотя многие шли в атаку с алебардами или короткими копьями. Священник сэра Уильяма Портера выслушивал исповеди и раздавал благословение.
Сэр Уильям приходился сэру Джону ближайшим другом и боевым побратимом. Они всегда дрались рука об руку, когда-то поклявшись защищать друг друга, при необходимости выкупать побратима из плена и в случае его гибели заботиться о вдове. Тонколицый и светлоглазый сэр Уильям, скорее походивший на ученого мужа, чем на воина, в доспехах выглядел неловко, словно природа предназначила его для библиотек или залов суда, а не для битв. Однако в мужестве человека, избранного в боевые соратники сэром Джоном, сомневаться не приходилось. Поправив шлем, он откинул забрало и коротко кивнул лучникам.
Те уже стояли наготове, в доспехах и с оружием. Большинство, как Хук, были одеты в короткую кольчугу на подкладке, укрепленную стальными пластинами. Вместо шлема кое-кто предпочел кольчужный капюшон с оплечьем. Левую руку от ударов тетивы защищал наруч, на поясе висел меч, из трех сумок со стрелами в двух были зажигательные и в одной — простые. Вместо привычной алебарды некоторые прихватили боевой топор. На накидках у всех — будь ты лорд, рыцарь, латник или стрелок — красовался крест святого Георгия.
— Бог вам в помощь! — напутствовал сэр Уильям лучников, которые в ответ пробормотали положенную благодарность.
— И дьявол раздери французов! — присоединился к напутствию сэр Джон, воодушевленный в преддверии настоящего дела. — Много труда не потребуется! Всего-то — отобрать у выродков барбакан! К завтраку обернемся!
Выданный Мелисандой ломоть хлеба с куском копченой грудинки Хук сжевал по пути к передовым укреплениям. Рассвет еще не брезжил, прохладный ветер доносил с востока запах соленых топей, заглушающий густую вонь мертвых тел. Шуршали при ходьбе стрелы в мешках, у осадных окопов и на защитных укреплениях Гарфлёра, где гарнизон, как обычно, восстанавливал разрушенное за день, горели костры.
— Благослови вас Бог! — повторял священник, провожая лучников в путь. — Господь да пребудет с вами! Да сохранит вас Бог!
Французы, должно быть, почуяли неладное: городские катапульты перебросили через вал два огромных шара из досок и ветоши, обвязанные ивовыми прутьями и вымоченные в смоле и сере. Кувыркаясь в воздухе и рассыпая искры, они прочертили дугу в ночном небе и ударились о землю, брызнув во все стороны пламенем. Языки огня отразились в шлемах англичан, засевших в траншеях, и арбалетчики открыли стрельбу. Впрочем, стрелы либо пролетали над головами, либо попадали в парапет. Вслед стрелам с городских стен неслись выкрики и оскорбления, но то ли от усталости, то ли от растерянности французов они звучали неубедительно.
Передовая траншея англичан полнилась лучниками. Тех, кто запасся зажигательными стрелами, поставили вперед, остальные ждали позади с вязанками дров. Атакой командовал сэр Джон Холланд, племянник короля, хотя и в этот раз, как при высадке на берег перед вторжением, его сопровождал приемный отец, сэр Джон Корнуолл.
— По моему сигналу — дать залп зажигательными стрелами! — распорядился младший сэр Джон. — И поджечь барбакан!
Вдоль траншеи через каждые несколько шагов стояли железные жаровни с горящим битумным углем, от которого веяло едкой вонью.
— Окружить гарнизон пламенем! Выкурить дымом, как крыс! — взывал сэр Джон Холланд к лучникам. — А когда их окутает дымом, закидаем ров и возьмем барбакан штурмом!
На словах все выглядело легко.
Оставшиеся невредимыми английские пушки были заряжены камнями, облитыми смолой, голландцы пушкари с горящими пальниками ждали сигнала. Защитники города утомились, вместе со стрелами иссякли и выкрики. Обе стороны ждали. В лагере пропел первый петух, за ним закукарекали другие. Пажи, держащие запасные вязанки стрел, ждали в окопах позади траншеи, где священники служили мессу и выслушивали исповеди. Солдаты поочередно становились на колени, принимая причастие и Божие благословение.
— Прощаются твои грехи, — шепнул священник и Хуку.
Тот надеялся, что это правда. Про убийство Роберта Перрила он умолчал и, уже принимая причастие, засомневался, не выйдет ли ему боком такое жульничество. Он чуть было не выпалил признание, однако священник уже делал знак следующему, и Хуку пришлось отойти. Облатка прилипла к нёбу, он разразился внезапной молчаливой молитвой к святому Криспиниану. И вдруг подумал: а что, если и Гарфлёру покровительствует святой, который просит у Бога смерти англичанам?..
В траншее зашевелились. Сквозь плотные ряды лучников шел король в полных боевых доспехах, только без шлема, на налатнике поверх яркого королевского герба выделялся крест святого Георгия. Кроме меча в ножнах при Генрихе был широколезвийный боевой топор. Как и прочие латники, он предпочитал обходиться без щита — латные доспехи и без того надежно предохраняли от ударов. Окованные железом щиты отходили в прошлое.
Король дружески кивал лучникам.
— Захватим барбакан — и город наверняка падет. Господь вам в помощь, — повторял он стрелкам, проходя вдоль траншеи в сопровождении оруженосца и двух латников. Приближаясь к Хуку, он продолжил: — Я буду с вами. Если Бог назначил мне править Францией — он нас защитит! Господь вам в помощь! Будьте со мной, друзья, в правой битве за наши владения!
— Натянуть тетиву! — приказал сэр Джон Холланд, когда король прошел. — Теперь ждать недолго.
Хук, упершись концом лука в правую стопу, согнул цевье и накинул тетиву на верхний наконечник.
— Стрелять горящими стрелами! — рявкнул Томас Эвелголд. — До конца не натягивайте, иначе сожжете руку! Цельтесь выше! И дождитесь, пока смола разгорится получше!
Небо делалось серым. Выглянув в щель между корзинами с землей, Хук различил побитый барбакан. Скрепленные железом брусья, когда-то составлявшие внушительную стену, расщепило и снесло пушечными ядрами, но гарнизон упорно менял сбитые бревна на новые, и теперь бастион походил на уродливый холм, ощетинившийся деревянными столбами. От былой сорокафутовой высоты осталась едва ли половина, и все же барбакан по-прежнему оставался серьезным препятствием: крутые стены, глубокий ров, верхняя площадка на полсотни арбалетчиков и латников. С развороченной стены свисали флаги с ликами святых и гербами, из-за бревен то и дело показывались головы в шлемах, на изуродованной снарядами верхушке солдаты ждали нападения.
