происхождения, принадлежавшей, как можно предполагать, к классу богатых откупщиков. Родители его были христианами и дали своему старшему сыну строгое христианское воспитание. «Я вскормлен, – говорил впоследствии о себе Иероним, – на католическом молоке с самой своей колыбели и был тем более предан церкви, что никогда не был еретиком». Начальное образование он получил дома, а для его завершения отправился в Рим. Этот большой город встретил провинциального юношу множеством искушений, и позже Иероним со стыдом признавался, что «во время скользкого странствования своей юности» вел в Риме нечистую жизнь. Но постепенно он преодолел все соблазны и, по-видимому, завершил свое образование крещением.
Из Рима Иероним отправился со своим другом Бонзом в путешествие по Рейну и Галлии. Примерно на это же время падает и его «обращение» – душевный перелом, сделавший из светского щеголя монаха, аскета и учителя церкви. Так, по крайней мере, можно истолковать собственные слова Иеронима: «Ты сам ведаешь, Господи,… как после учения в Риме, на полуварварских берегах Рейна, когда мы с ним (Бонзом) делили пищу и кров, я первый восхотел чтить Тебя». С этого времени Иероним всецело посвятил себя аскетическим подвигам, молитве и духовным изысканиям. Какое-то время он еще прожил в Риме, много времени проводя в Аквилее (где его друзья образовали небольшой полумонашеский кружок), но потом решил отправиться в сирийскую пустыню и отшельничеством очиститься от грехов юности. Его отъезд из столицы был для многих неожиданным, так что появились даже слухи о его бегстве или ссылке. Но сам Иероним в письме к римскому архиепископу Дамасу писал: «И не думай, что это был чей-нибудь приговор относительно меня (жить в пустыне), я сам решил сделать то, чего заслуживал».
О своем путешествии по Фракии и Малой Азии Иероним писал в другом письме своему приятелю Руфину: «После того, когда от сердца твоего оторвал меня внезапный вихрь, когда прилепившегося к тебе любовью отторгла жестокая разлука, вот надо мною дожди и бурное море повсюду, море и свод небес… Когда Фракия, Понт, Вифиния, весь путь по Галатии и Каппадокии и земля киликийская истомили меня палящим зноем, Сирия, наконец, явилась мне, как надежнейшая гавань для потерпевшего крушение. Здесь я испытал всякого рода болезни, какие только могут быть…» Из четырех спутников Иеронима двое умерли в Антиохии, двое других пали духом и вернулись в Венецию. Сам Иероним тоже долго был болен, но не изменил своих намерений.
По выздоровлении, около 374 г., изучив греческий язык, он поселился в Халкидской пустыне, где провел пять лет в суровом отшельничестве и ученых занятиях. В это время он пишет принесшее ему широкую известность житие египетского отшельника Павла и свой комментарий на книгу пророка Авдия. Чтобы преуспеть в последнем начинании ему пришлось изучить еврейский язык. Он дался ему очень нелегко. «Какого это мне стоило труда, – вспоминал позже Иероним, – сколько я преодолел затруднений, сколько раз отчаивался, бросал, начинал снова… но, благодаря Бога, теперь я пожинаю сладкий плод горьких семян науки…» И в самом деле, свободное владение тремя языками – еврейским, латинским и греческим – сразу выделило Иеронима среди тогдашних церковных авторитетов Запада, потому что подобная филологическая осведомленность была в то время редчайшим явлением. Тогда же он перевел с греческого на латинский язык (внеся в нее обширные дополнения) историческую хронику Евсевия Памфила по всемирной истории, которая по сей день имеет большое значение при изучении древности.
Жизнь Иеронима в Халкиде не была только кабинетным затворничеством ученого. Приходилось много работать физически. Он писал в одном из писем: «Ежедневно руками своими и собственным потом стяжаем пропитание себе, помня написанное апостолом: «Кто не работает, пусть не ест»». Но отшельничество все равно доставляло ему величайшее духовное наслаждение. В «Письме к монаху Илиодору» Иероним создал целый гимн пустыне: «О пустыня, зацветающая цветами Христа! О уединение, где родятся те камни, из которых строится в Апокалипсисе град великого царя! О безлюдье, веселящееся присутствием Господа». Эти письма имели большой успех в Италии и принесли Иерониму первую литературную славу. Впрочем, и ему монашеская жизнь давалась не без труда. Он сам описывал в одном из писем, как трудно было обуздывать ему свою плоть: «И вот я, тот, кто ради страха геенны обрек себя этой тюрьме, я, член общества диких зверей и скорпионов, – часто в мечтах присутствовал в хороводе дев. Лицо было бледно от постов, а ум кипел желаниями; в охлажденном теле и в плоти, умершей еще раньше самого человека, бушевал пожар страстей…»
Конец монашеской жизни Иеронима положила церковная смута, переживаемая в то время Сирией. Здесь шла упорная борьба между православными и арианами, и в Антиохии были рукоположены сразу три архиепископа: Павлин, Мелетий и Виталий. Раздоры проникли даже в халкидонское уединение. Иероним жаловался в письме к папе Дамасу: «Неутишимый враг последовал за мной в пустыню, так что теперь я в уединенной жизни выношу борьбу еще худшую, чем до поселения в пустыне. С одной стороны ярится арианское безумство, поддерживаемое охранителями мира. С другой стороны церковь в Антиохии разделенная на три партии, стремится захватить и меня в себя». В другом письме пресвитеру Марку он пишет: «Зачем они называют меня еретиком, когда я соглашаюсь с Западом и Египтом? Мне не уступлено ни единого уголка в пустыне. Меня ежедневно спрашивают о моей вере, как будто я вновь родился без веры. Я исповедую как они желают, – это не нравится им; я подписываю – они не верят мне. У них одно только желание – отделаться от меня. Я готов уйти».
И действительно, вскоре Иероним удалился из пустыни в Антиохию, и присоединился к общине Павлина. Последний рукоположил его в пресвитеры. Однако и здесь Иероним пробыл недолго. В 380 г. он уже был в Константинополе, где Григорий Богослове руководил его занятиями по изучению Св. Писания. Григорий был большим поклонником Оригена. Иероним тоже примкнул к его школе и принялся переводить на латынь творения знаменитого александрийца.
Из Константинополя он отправился в Рим. Тамошний архиепископ Дамас относился с большой любознательностью к трудным в толковании местам Писания. Никто лучше Иеронима, сведущего в языках и знакомого с трудами древних и современных толкователей, не был способен просветить его по этой части. Убедившись в глубоких познаниях Иеронима, архиепископ предложил ему стать своим секретарем и заняться дано уже назревшим делом: просмотреть и исправить по греческим и еврейским подлинникам латинский текст Святого Писания.
В первые годы своего пребывания в Риме Иероним за его аскетический образ жизни, за ученость и красноречие пользовался всеобщим уважением и широкой известностью (достаточно сказать,
