— И что же они придумали? — спросил Лесли.
— Послали в гавань капрала с револьвером, — сообщил Теодор. — Он должен сигналить выстрелом непосредственно перед тем, как король ступит на берег.
— А он умеет обращаться с оружием?
— Ну… э… — ответил Теодор, — мне пришлось довольно долго втолковывать ему, как это опасно… гм… словом… засовывать в кобуру заряженный револьвер с взведенным курком.
— Этот болван может прострелить себе ногу, — сказал Лесли.
— Ничего, — вступил Ларри. — Сегодня без кровопролития не обойтись. Надеюсь, Теодор, ты захватил с собой санитарную сумку?
— Не говори таких вещей, — взмолилась мама. — Я уже начинаю нервничать.
— Если вы готовые, миссисы Дарреллы, нам пора трогать, — подошел к нам Спиро, смуглый, суровый, похожий на оставившую свой пост горгулью с собора Парижской богоматери. — Там собирается очень плотская толпа.
— Плотная, Спиро, плотная, — поправила Марго.
— А я что говорить, миссы Марго? Но вы не беспокоить. Я всех распугать с дороги моими рога.
— Вот кому следует поручить составить толковый словарь, — сказал Ларри, когда мы забирались в «додж», размещаясь на широких сиденьях.
С раннего утра покрытые белой пылью дороги были заполнены осликами и повозками, которые везли в столицу крестьян по случаю великого события; пухлое облако пыли стелилось по обочинам, окрашивая траву и деревья в белый цвет, и в воздухе словно повисли крохотные снежинки. Город был наводнен публикой, как в день святого Спиридиона, если не больше, и толпы нарядно одетых горожан проплывали через главную площадь, словно влекомые ветром охапки цветов. Все улочки были забиты людьми вперемешку с осликами; масса эта двигалась со скоростью горного ледника, наполняя воздух звуком взволнованной речи и смеха, острым запахом чеснока и мощнейшим амбре нафталина, свидетельствующим, что из хранилищ бережно извлечены наряды, предназначенные для особых случаев. С разных сторон доносились начальные звуки духовых оркестров, крики ослов, громкие голоса уличных торговцев, возбужденные выкрики детей. Город гудел и пульсировал, точно огромный многоцветный благоухающий улей.
Ведя машину со скоростью улитки и непрестанно сигналя клаксоном, чтобы проложить себе путь в беспечной толпе, Спиро взял курс на гавань. Здесь налицо были все признаки рвения и исполнительности. Стоял наготове оркестр — сверкающие инструменты, безупречная униформа; только роскошные синяки под глазами двух музыкантов малость портили респектабельную картину. Рядом был выстроен батальон местных воинов, на редкость чистых и опрятных с виду. Пузатые представители духовенства с тщательно расчесанными бородами всех оттенков седины, яркими цветами ряс напоминающие стаю попугаев, оживленно переговаривались, тряся бородами и изящно жестикулируя пухлыми руками с безукоризненным маникюром. На пристани, где предстояло сойти на берег королю, томился в ожидании капрал. Судя по тому, как нервно он ощупывал кобуру и кусал ногти, бремя ответственности весьма тяготило его.
Но вот по толпе прошел взволнованный гул, все заговорили: «Король! Король! Король приближается!» Капрал поправил головной убор и приосанился.
Переполох был вызван появлением яхты Марко Паниотиссы. Войдя в залив, она стала выписывать зигзаги, а сам Марко, стоя на корме, отправлял за борт пачки греческих флажков.
— Я не заметила ракеты, а вы? — спросила Марго.
— Я тоже, но отсюда не видно мыса, — отозвался Лесли.
— По-моему, Марко молодец, — сказала Марго.
— Да-да, очень милое впечатление, — согласилась мама.
И правда, на гладкой поверхности залива возник огромный ковер из крохотных флажков; зрелище было впечатляющее. К сожалению, как выяснилось в ближайшие полтора часа. Марко ошибся в своих расчетах. Сигнальщик на северном мысу, коему поручили пустить ракету, был вполне надежным человеком, да только он не очень хорошо разбирался в типах судов, и следом за Марко на горизонте появилось не королевское судно, а небольшой грязноватый танкер, следующий в Афины. Ошибка в принципе не такая уж страшная, однако Марко в приливе чувств, охвативших в тот день многих корфян, забыл проверить клей, коим флажки были прикреплены к деревянным палочкам, чтобы не тонули. И в ожидании короля мы могли созерцать, как от морской воды клей растворяется и тысячи греческих флажков бесславно погружаются на дно залива.
— О, бедный Марко, мне так его жаль, — чуть не со слезами вымолвила Марго.
— Ничего, — попытался утешить ее Ларри. — Может быть, король любит кусочки дерева.
— Гм… я в этом… словом… сомневаюсь, — вступил Теодор. — Видите ли, эти палочки соединены в форме маленьких крестов. А это в Греции почитается весьма дурным предзнаменованием.
— Боже мой, — всполошилась мама. — Надеюсь, король не догадается, что это дело рук Марко.
— Самое умное, что теперь остается Марко, — заметил Ларри, — отбыть в добровольное изгнание.
— А вот и он наконец, — возвестил Лесли, когда королевское судно пошло величественно пахать несколько гектаров деревянных крестиков, точно плывя через некое военно-морское кладбище.
Опустили сходни, грянул оркестр, воины вытянулись в струнку, и группа служителей культа двинулась вперед, точно вдруг стронулась с места цветочная клумба. Как только сановники подошли к сходням, оркестр замолк, и под хор восхищенных «О-о-о!» появился монарх. Остановился, приветствуя встречающих, затем неспеша двинулся вниз по сходням. Настала великая минута маленького капрала. Весь в поту, он успел протиснуться поближе к сходням, и взгляд его был прикован к королевским ногам. Капрал помнил четкую инструкцию: подать сигнал, когда королю останется сделать до берега три шага. В этом случае крепость успеет произвести пушечный салют одновременно с вступлением монарха на греческую землю.
Король спускался не торопясь. Напряжение достигло предела. Капрал взялся за кобуру, в решающий миг выхватил револьвер и выстрелил пять раз метрах в двух от королевского уха. И сразу стало очевидно, что крепость не догадалась предупредить встречающих об этом Сигнале, вследствие чего стрельба, мягко выражаясь, застигла их врасплох; то же можно сказать о короле да и и всех нас.
— Боже мой, они его ампутировали, — взвизгнула Марго; в критические минуты она всегда теряла голову и путалась в словах.
— Не говори глупостей, это сигнал, — отрезал Лесли, направляя бинокль на крепость.
Между тем встречающие явно рассуждали примерно так же, как моя сестра. Они дружно набросились на злополучного капрала. На бледного протестующего беднягу обрушились толчки, тумаки и пинки; вырвав из рук револьвер, его энергично ударили рукояткой по голове. Худо пришлось бы ему, если бы в эту минуту крепостные пушки не извергли внушительное облако дыма, оправдав действия капрала. На смену негодованию пришли улыбки и смех, ибо у корфян хорошо развито чувство юмора. Один только монарх слегка опечалился. А тут еще, когда он сел в предназначенную ему открытую машину, возникла загвоздка: дверь почему-то упорно не хотела закрываться. Шофер сильно хлопнул ею, командир воинского подразделения хлопнул ею, руководитель оркестра хлопнул, стоявший поблизости священник хлопнул еще сильнее, но замок отказывался работать. Не желая признать свое поражение, шофер отошел на несколько шагов, разбежался и ударил дверь ногой. Вся машина содрогнулась, однако дверь продолжала упрямиться. Кто-то подал веревочку, но дверь не к чему было привязать. Дольше ждать было нельзя, и машина тронулась в путь; секретарь губернатора держал дверь рукой, наклонясь назад через спинку переднего сиденья.
