– Вы хотели, чтобы его выписали? – вытаращила глаза Жаклин. – Но он же слишком болен, он не сможет…
– Я его привезла, он может нам понадобиться, – сказала детектив Шарвийфор. – На тот случай, если Луи придет в себя. Мсье Перес сам хотел приехать.
Шарвийфор сияла, но голос ее дрожал. Неизвестно, когда она в последний раз спала или ела. Втроем мы молча вышли из палаты.
– Где он? – поинтересовался я.
– В холле. Я надеялась, вы найдете для него койку.
– Сейчас разберемся, – сказала Жаклин и убежала.
Мы с Шарвийфор зашагали по белому больничному коридору.
– Насчет этого, – начал я. – Доказательств. У меня есть идея. Жаклин ее одобрила, и я думаю, что и Водена удастся уговорить. Раз приехал Перес, он тоже нам пригодится.
Но, выслушав мое предложение, Шарвийфор уставилась на меня, как будто я сбрендил.
– Нет. Категорически нет.
– Но почему? – мгновенно разозлился я.
Она по-прежнему буравила меня взглядом.
– Потому что, доктор Даннаше, это ненормально.
– Но ведь сейчас вы готовы принять любую подсказку? – упорствовал я. – Выбор у вас невелик. Ребенок в коме, отец мертв. И никаких доказательств, указывающих на убийцу.
– Доктор Даннаше, я не могу вам этого запретить, – наконец сказала она. – Но и участвовать не могу. Если вы готовы попробовать, желаю успеха.
– У вас есть идеи получше? – взорвался я.
– Вообще-то да. Я собираюсь допросить Натали Дракс и допрашивать ее буду до самого конца. У нас есть новые факты. Рассказ Филиппа Мёнье о том, что происходило в больнице Виши, и переданный вами рассказ Натали о том, как Луи падал с обрыва. Вот вам два несоответствия. Я думаю, если мы выложим их Натали, она сломается.
Я пошел искать Жаклин; она сидела в холле с Марселем Пересом и Люсиль Дракс. Все трое что-то серьезно обсуждали – наверняка Жаклин выложила им мою идею. Перес выглядел кошмарно: он приехал с портативной капельницей, лицо небритое, от него несло перегаром. Надо думать, эта дрянь будет выходить из него еще долго.
– Рад вас видеть, – сказал Перес.
– Поможете мне? – спросил я.
– Мы оба поможем, – сказала Люсиль.
– Детектив Шарвийфор заявила, что это ненормально.
– Может, она и права, – сказал Марсель Перес, – но что мы теряем?
Мы все нервно улыбнулись и отправились к Водену. Воден собирался домой, и мы застали его врасплох.
Он впустил нас в кабинет, сердито кинув мне:
– Паскаль, тебе не полагается быть тут. Я же просил тебя взять отпуск?
– Я возьму отпуск, – ответил я. – Но прежде нужно сделать одно дело.
Мы все говорили по очереди – Жаклин, Марсель Перес и я. Но добила Водена Люсиль Дракс.
– Я потеряла сына, – завершила она свою тираду. – Мой внук лежит в коме. Если есть хоть какая-то возможность вступить с ним в контакт, я готова попробовать. Неужели вы откажете мне в этом, мсье Воден?
Ги был в ужасе, но все же позволил провести, как он выразился, «эксперимент». Он посмотрит сквозь пальцы, если в это время его не будет в больнице. Но при некоторых условиях. Контролировать состояние ребенка. Рядом с Луи должны находиться Жаклин и Люсиль Дракс. Эксперимент следует записывать на камеру, а в случае пожарной тревоги – прекратить немедленно. Времени у нас – до утра. Если тянуть, настанет хаос. Лесной пожар приближается, и, возможно, придется эвакуироваться, хотим мы этого или нет. Из леса все сильнее и навязчивее несло гарью – с этим не поспоришь.
– И запомните, – заключил Воден. – Официально в отделении ничего не происходит. Тебя, Паскаль, здесь нет, ты в отпуске по болезни.
Так и договорились: я остаюсь на ночь в отделении с Луи, а вместе со мною будут Жаклин Дюваль, Люсиль Дракс и Марсель Перес, которого уже поселили и который бродил по больнице в пижаме.
Заглянул Жорж Наварра и сказал, что Шарвийфор до сих пор допрашивает Натали Дракс.
– Стефани очень жестко ее ведет, – сказал Жорж, – но пока Натали Дракс от первоначальных показаний не отказывается. Она категорически отрицает, будто говорила вам, что видела лицо сына в момент падения. Заявляет, что вы все выдумали.
Во мне вскипел гнев. Она это говорила. Я так ясно это помню. Помню ее горе, слезы и молчаливое достоинство, которое она пыталась изобразить; помню, как растаял от жалости…
– Она врет.
Потом я вспомнил ее нежный и одновременно решительный голос, когда я звонил ей из Виши. Я никогда не делала ему плохо. Она любила своего сына. Этого мне было достаточно. Ведь так? Меня воротило от того, что отчасти я в ней сомневался. И еще больше воротило от того, что сомнения не уходили, разрастались, несмотря ни на что.
– Желаю вам удачи, – сказал Жорж, узнав о наших планах. – Что ни говори, это хорошая идея. Может, Шарвийфор передумает, если не раскачает мадам Дракс.
Но говорил он как-то неуверенно.
Мы начали в шесть, едва ушел Воден. В эксперименте мне предстояла пассивная роль, но я все равно волновался. Я принял 20 мг снотворного – сначала впал в тошнотворную суетливость, потом начал засыпать. Мою кровать поставили рядом с Луи, и я лежал, погружаясь в эйфорию. В палате было тихо, лишь тихонько шипели два аппарата искусственного дыхания Кевина и Анри; этот звук меня убаюкивал. Прежде чем я провалился в сон, наступил прекрасный, пресветлый момент, когда все на свете казалось таким простым, ясным и совершенным.
Снотворное подействовало хорошо: как сказала мне потом Жаклин, я отключился в половине седьмого. Едва я заснул, она включила камеру наблюдения и магнитофон, позвала Люсиль Дракс и Марселя Переса, и они втроем заступили на дежурство подле меня и Луи, и стали ждать. На тумбочку положили ручку, лист бумаги и планшет. Но ничего не происходило.
Ничего, ничего, опять ничего. Прошел час, потом два, и наш план уже казался безнадежной глупостью, но они все равно не уходили. Да и выбора не было. Время шло, они спали по очереди, сменяя друг друга. К полуночи отчаяние объяло их болезненным холодом. Я лежал и почти не шевелился. Луи лежал рядом: дыхание слабое, едва уловимое, длинные ресницы сомкнуты, рука обнимает игрушечного лося.
К часу ночи Шарвийфор и Наварра привезли в больницу измотанную, но озлобленную Натали. Они так ничего и не вытянули из нее, поэтому тихо злились. Жорж Наварра убедил детектива присутствовать на эксперименте и понаблюдать за Натали, на тот случай если Луи что-нибудь сообщит через меня. Шарвийфор, зная, что сама не справилась, в конце концов согласилась. Они договорились, что Натали поместят в соседнюю комнату, Наварра останется с ней, сделает там выход на монитор и с камеры будет снимать, как ведет себя Натали. Одному богу известно, что творилось тогда в ее душе. Наверное, она просто пыталась выжить. Могу вообразить, как она захлопнулась, подавила любое желание вслушаться в себя. Когда на меня накатывает цунами воспоминаний, обдирая мысли до кости, я вижу глаза Натали, и мир уходит из-под ног. Потому что ее глаза, которые я помню, не выдавали ничего; абсолютно ничего.
Я спал. Перес, Люсиль, Жаклин и Шарвийфор дежурили у постели. В соседней комнате сидели Натали и Наварра.
В четыре утра Марсель задремал, а потом очнулся. Как он мне потом рассказывал, ему приснился Луи. Будто Луи пришел в Gratte-Ciel, и они разговаривали. Перес не помнил, о чем шла речь, но оба радовались встрече. А потом Марсель проснулся. Сон еще не выветрился из головы, и Марселю пришла в голову идея, такая простая и очевидная – странно, что он раньше не догадался. И Перес поделился этой идеей с остальными. Не понадобятся ни ручка, ни бумага. Просто Марсель Перес поговорит с Луи, как раньше. Перес откашлялся и тихо спросил:
– Луи, расскажи мне, что произошло тогда в горах?
И я открыл глаза и заговорил.
Мухаммед тоже приехал с нами в Алькатрасе, но мы оставили его в багажнике, а сами стали есть на пикнике.
– И что же ты ел на пикнике? – спрашивает Жирный Перес, потому что любит поесть – от этого он такой толстый и его зовут Жирный Перес, а никакой не мсье.
– Что-то, еду ел. У вас что, мозги усохли?
– Какую еду ты ел? – (Ну вот, я же вам говорил.) – Постарайся вспомнить.
– Вам что, прямо по списку? Ладно. Расскажу, что у нас было в корзинке, мсье Перес. У вас, наверное, слюнки потекут. Хлеб, паштет, сыр и saucisson sec, которую по секрету зовут ослиной пиписькой, потом еще вино для папы с мамой, а мне кола. И во всем этом очень много всяких безвредных бактерий, в еде вообще всегда полно безвредных бактерий, а иногда и вредных – я ведь однажды болел сальмонеллезом. Маман сказала, чтобы я ел помедленней, а то у меня заболит живот – она вечно боится, что меня вырвет или что я случайно проглочу болтик, это запросто. Я однажды случайно проглотил трехсантиметровый болтик. Не верите – спросите у Маман. Она вам скажет, что я не вру.
– Я знаю, что ты не врешь, Луи. Рассказывай дальше.
– Про еду? Опять про еду?
– Рассказывай о чем хочешь.
