Аргосцы возглавили отпор, а за ними еще с десяток зингарцев и аквилонцев, и в их числе, несомненно, Дюгарри, Сибилио, Ильескас, Вильяс пришли на подмогу матросам. Самые горячие спорщики, к счастью, оказались не менее ретивыми бойцами.
Общими усилиями пиктов удалось оттеснить обратно к борту. Ловкач с палицей по-прежнему показывал чудеса жонглерского искусства, но теперь уже ему приходилось отбиваться. В конце концов Вьялли оказался с пиктом лицом к лицу, и два мастера боя — при этом манера у них была весьма похожа — принялись выяснять отношения. Делали это они довольно своеобразно: пикт пытался достать Вьялли палицей, а тот, то создавая завесу из сверкающего металла, то язвя противника змеиными выпадами, не давал ему подступить поближе. Сколько бы продлился этот танец, будь визави наедине, неизвестно, скорее всего, успело бы сесть и снова взойти солнце, но вокруг кипел бой. В отличие от хладнокровного градоначальника Вальбузо, дикарь увлекся поединком, захваченный его бешеным рваным ритмом. Он позабыл, что кроме этого нескладного высокого белого человека, волосы которого были зачем-то омерзительно коротко и ровно обрезаны, а на лице — как это непонятно! — отсутствовали всякие следы боевой раскраски или татуировки, и лаже кольца не было в ухе или в носу, что кроме него рядом были и иные враги, и было их немало. Пикт и не заметил, как остался почти один — матросы и месьоры прижали его соратников вплотную к борту, — и Дюгарри, зайдя слева, ничтоже сумняшеся нанес пикту режущий удар в бок, чуть ниже ребер. Меч у зингарца был отточен на славу и явно не пылился в фамильных чертогах, чинно и бесполезно повиснув где-нибудь поверх ковра на стене. Пикт не успел завершить удара, намеченного в челюсть аргосцу. Глаза его остекленели — вероятно, пикта поразил болевой шок, — и он пал. Смерть наступила мгновенно. Лишившись главного своего защитника, остальные пикты либо скоро и бесславно погибли, либо вынуждены были ретироваться за борт.
Воздев к зениту клинки, трое аргосцев, стоя у очищенного фальшборта, вскричали: «Аргос! Аргос! Аргос!» Троекратное это восклицание все реже звучало ныне над сушей и морем, ибо месьоры городов ссорились в основном меж собой и все более подминавшей под себя остальное побережье королевской Мессантией. Но сегодня был их день. Морская слава Аргоса воссияла заново.
Но в тот же миг торжество было испорчено. Пикты наконец-то добрались до носа и взобрались-таки наверх. Узкая и довольно короткая надстройка заполнилась лязгом мечей, гортанными криками пиктов и отрывистыми возгласами хайборийцев. Месьоры бились умело, но пиктов было много, и они, используя мощь и внезапность атаки, стали теснить месьоров, угрожая сбросить их вниз.
Прийти на помощь было больше некому: схватка у бортов продолжалась в прежнем бешеном ритме, а зингарская гвардия на корме не могла оставить свои позиции, хотя основной напор там был отражен почти без потерь.
Вот тогда, увидев, что Фрашку сражается не столь уж далеко от носа и опасность в случае успеха там пиктов будет в первую очередь угрожать ему, Гонзало тряхнул стариной. Оставив командование экипажем на Гвидо, он, не раздумывая свалился прямо на головы дикарям.
В правой руке у Гонзало был абордажный палаш, левой он держался за канат, а в зубах сжимал длинный морской нож. Мягко, как кот, капитан опустился у самого основания мачты. Вот тогда все увидели, что значит настоящая абордажная резня!
Гонзало отнюдь не выглядел могучим воином, и думалось, что пикты легко разрубят его на кусочки и выкинут акулам. Не тут-то было! Расположившись так, что за спиной у него врагов не осталось, Гонзало дрался явно не по-благородному, пуская в ход мерзейшие приемы, достойные разве только приморских окраинных кварталов Кордавы, где скрываются от властей всякие негодяи, и доживают век в нищете и болезнях отходившие свое моряки. Он действовал не только палашом и кинжалом, но и рукоятями оных, раздавая зуботычины, ногами, нещадно пиная пиктов по обнаженным голеням кованым морским сапогом и даже головой. Пикт, изловчившийся подобраться поближе к капитану и даже ухвативший его за плечи, повалился навзничь со сломанным носом, уронив случившегося за спиной товарища. Хлынувшая из рассеченного лба кровь чалила упавшему глаза, и он, не видя ничего, стал существенной помехой своим соратникам.
Раскидав таким образом ближайших соперников, капитан заставил пиктов считаться с собой как с серьезной боевой единицей. Пока те вытанцовывали перед ним, угрожающе потрясая мечами и дубинами — метать дротик или стрелять из лука было рискованно, ибо из-за толчеи на носу немудрено было угодить в своего, — месьоры разобрались с боевым порядком, сообразили, как проще сладить с врагом, да к тому же с палубы политься за своего приемного отца пришел Фрашку, и еще Тэн И, вполне убедившийся, что доверенное лицо короля Хорса владеет мечом ничуть не хуже, чем пару лет назад, и вполне может обойтись без охраны.
Хорса же, на шее у коего под кольчугой кхитаец узрел заветный шарф графини, впал в настоящее боевое неистовство, круша врагов направо и налево. Единственное, чего надо было опасаться, так это попыток пиктов снять не в меру ретивого рубаку стрелой. Однако поток стрел постепенно иссякал. Большинство пиктов перебрались на корабль и дрались там. У тех же, кто остался в каноэ, была иная забота — держаться за «Полночной звездой», ибо опускать паруса никто не собирался, и судно шло вперед, да и ветер продолжал усиливаться, и запас стрел у пиктов тоже не был неисчерпаем.
Глава VIII
Все собрались на стоянке. Щиты были закончены, и Конан с удовлетворением убедился в надлежащем их качестве. Ждали только Полагмара и Евсевия, засевшего с луком где-то на противоположном берегу, охраняя вельбер. Как ни силился король определить их местоположение, это ему не удалось.
— Вельбер за кустами прямо перед тобой, — пояснил Серхио. — А вот где твой болтливый аквилонец, я не знаю. Он кто, стражник?
— Ученый, — коротко отвечал Конан, покидая реку и возвращаясь на полянку, оставив Серхио и задумчивости.
Майлдаф опять забрался на дерево, а на берегу остался Арриго — ждать гандера и Евсевия. Остальным Конан вкратце объяснил свой план.
— Иного нам не остается, — закончил он. — Если кто измыслит лучше, я готов выслушать. Мне и Арриго такое не удалось. Если барон принесет добрые вести…
Речь короля прервалась криком чайки.
— Это Евсевий, — раздалось откуда-то сверху.
— Бриан, если будешь орать, пойдешь на корм крокодилам! — пригрозил Конан.
В ответ раздался похожий крик: на сей раз киммериец опознал военачальника.
