— А что у вас осталось на память о Высоцком? — Что осталось? Храню горнолыжные ботинки, которые Володя привёз из Франции… Это было в 1975 или 76 году, тогда с инвентарём было очень туго. Володя услышал об этом и говорит:
— Я тебе привезу.
— Ну, это дело тонкое и точное…
— Ничего, сделаем!
Мы сделали мерки: я поставил ногу на картон — очертили, вырезали… Вернулся довольный:
— Я всё-таки тебе привёз!
Привёз ботинки известной итальянской фирмы, для того времени просто роскошные ботинки! И рассказывает, как всё это происходило:
— Пошли мы с Мариной выбирать. Ходим-ходим… Какой-то одесский еврей держит лавочку этого горнолыжного инвентаря… Начал выбирать нам, прикладывает твои мерки. А потом говорит: «Вообще, инвентарь — дело тонкое. Пусть лучше ваш друг сам сюда приедет».
Володя рассказывал и хохотал:
— Вот так! Надо было тебе самому поехать и купить! А то я ношусь с твоими мерками…
Да, помню ещё один его смешной рассказ… Как-то мы приехали на Малую Грузинскую — это было уже после фильма «Место встречи изменить нельзя». А тогда шло какое-то дело, связанное с автомобильной аварией. И как раз накануне у него был следователь, который это дело вёл. И Володе посоветовали пригласить его к себе… Следователь пришёл с женой, чувствовал себя хозяином положения. Первое, что он спросил: «Где тут коньяк?» Володя в лицах всё это показывал — и жену, и самого следователя… «Вот ты, Володя, снялся в фильме. Ну, что это такое? Разве это похоже на правду? Ты приди ко мне в кабинет, посиди, посмотри… Если ты ещё когда-нибудь будешь играть следователя — делай с меня! Вот жена скажет…»
Ещё рубашка Володина лежит… Я, как двадцать пятого вышел из дома, так до похорон и не вернулся. Там ещё пришлось поехать к Володарскому на дачу — выводить его «из пике»… Марина сказала, что надо поехать, а то он даже не знает, что умер Володя. И всё время в одной рубашке, а жара… И Марина дала мне Володину.
Да ещё французский диск, который Володя подарил нам с женой: «Лёне и Тане — с дружбой! В. Высоцкий». Вот и всё, что у меня осталось… Володя часто мне говорил:
— Ты собери кассеты. У меня есть человек, у которого все мои песни — он тебе запишет.
Ну, я и прособирался… Тогда казалось, что жизнь будет вечной и всё ещё впереди.
Сентябрь 1989 г.
Анатолий Павлович Федотов
Мог ли я ему помочь?
С Владимиром Высоцким я познакомился в 1975 году. Помню, что дело шло к осени — конец сентября или начало октября… У Высоцкого поднялась температура, и Вадим Иванович Туманов вызвал Олега Филатова. А Олег по специальности травматолог, поэтому и попросил меня… Филатов заехал за мной — вот тогда в первый раз я попал на Малую Грузинскую.
Высоцкий был с Иваном Бортником, у них резко подскочила температура — под сорок! Температуру мы сбили… Потом я заехал ещё раз, стали видеться почти каждую неделю, а чуть позже — и каждый день… И так до самой смерти.
Володя мог вызвать меня в любое время суток, иногда звонил в три-четыре часа ночи:
— Толян, приезжай!
В последние годы бывали уже приступы удушья, возникало чувство нехватки воздуха. Приходилось делать уколы. Конечно, эти ночные «телефоны» стоили нервов…
— Мне плохо! Не могу, приезжай…
Если уезжал из Москвы дня на четыре и не предупреждал Володю — он сердился:
— Толян, разве так друзья поступают?!
Вообще говоря, физика у Володи была достаточная — физически он был очень одарён от природы… Детский ревмокардит? Может быть, в конце концов это и сказалось… Ведь главной причиной смерти была миокардо-дистрофия, то есть почти полная изношенность, истощённость сердечной мышцы. Изношенность от всяческих перегрузок — ведь Володя был земной человек.
Про 1969 год он мне рассказывал: открылось сильное кровотечение, давление упало до критической отметки. С кровотечением Высоцкий попал в реанимацию, целые сутки Марина сидела рядом с ним. Тогда обошлось без операции, но, конечно, не прошло бесследно… Я сам врач-реаниматор, знаю, что это такое.
Покоя и отдыха Володя не знал. Но восстанавливался быстро. Ночь почти не спит, а утром соскакивает — и вперёд! Ну, тут особенности организма, но есть и ряд препаратов, которые способны восстанавливать работоспособность нервных клеток… И последние пять лет Володя был на этом «допинге». Он рано начал выпивать, а «выход из пике» у него был всегда очень тяжёлым. И кто-то ему подсказал, что есть такие препараты. Володя попробовал — вначале оказалось, что очень здорово. Это даже могло стимулировать творчество… Раз, два, три… А потом привык. Привыкание развивается очень быстро, организм истощается — это очень коварные лекарства. Долго на них надеяться нельзя. За всё в этой жизни приходится платить…
А последние год-полтора Володя потерял контроль, перестал контролировать себя. Уже не мог обходиться без этого… И когда не было лекарства, лежал вялый, мрачный, иногда — злой. Уходил «в пике»… Это были тяжёлые периоды. Было такое ощущение, что у Володи отсутствует инстинкт самосохранения. Конечно, мы пытались говорить:
— Володя, да брось ты это!
— Не лезьте! Это не ваше дело…
Убедить его было невозможно — однажды я попытался… Он меня просто выгнал из дома. Правда, через день позвонил:
— Толян, не обижайся… Чего не бывает между друзьями. Приезжай!
Однажды так распсиховался — всех разогнал…
— Да пошли вы все из моего дома! Чтобы больше никого здесь не видел!
А потом сам начнёт извиняться: очень переживал, если кого-то обидел. В сути своей Володя был очень добрым.
Туманов несколько раз при мне ему говорил:
— Володя, надо кончать. Ты же писать хуже стал… Чем такая жизнь — лучше броситься с балкона!
Очень тогда ругался с ним… Вадим, конечно, мог повлиять, но он же постоянно не жил в Москве — появлялся налётами.
Елена Облеухова, Владимир Гольдман, Всеволод Абдулов, Анатолий Федотов и Владимир Высоцкий.
Зарафшан, 23 июля 1979 г. Фото Александра Липенко
