– До звания Красного, да и любого другого Магистра, тебе ой как еще далеко, – прошамкал он презрительно. – Ну чему ты мог научиться за четыре дня, пришлец?
Слово «пришлец» он выплюнул из скомканного рта как самое грубое ругательство.
– Может быть, ты можешь и такое?
Он по-прежнему неподвижно сидел в своем кресле, а из его широкого рукава вдруг потянулась толстая колбаса змеи, окрашенной в карминный цвет с темно-коричневыми разводами на спине. Раскачивая тремя головами, похожими на головы королевской кобры, черной мамбы и анаконды, змея обвила его ногу и спустилась на пол. Затем, извиваясь, она двинулась к проему двери. Я понимал, что дверь закрыта, но не был уверен, что этот ужас не проникнет в мою камеру через магическое окно. Вот три головы исчезли за обрезом пролома, вот они поднялись по двери до светящейся каемки и, размахнувшись, с легким звоном пробили завесу, разделявшую коридор и камеру. Я сразу услышал разъяренное шипение чудовищного гада. Голова кобры поднялась, развертывая капюшон, словно готовясь к броску, а из рукава Магистра нескончаемым потоком выливалось казавшееся бесконечным туловище. «Как в мультфильме», – почему-то подумалось мне в то время, как сам я рывком вскочил на ноги, легко и мягко переместился к двери и молниеносным движением руки опустил Поющего на извивающуюся шею, отделяя от медленно текущего тела все три головы. Голова кобры успела сомкнуть изогнутые зубы на подъеме моего сапога, но смертоносная пасть, захлопываясь, прошла сквозь ногу, как сквозь голографическую картинку, а через мгновение от змеи остались два мокрых красных пятна по обе стороны двери. Пятно в камере быстро ссохлось и исчезло, впитавшись в пол, а пятно в коридоре потемнело и, подсыхая, заглянцевело.
Магистр тем же спокойным, каким-то бесцветно скрипучим голосом продолжил оборванную фразу:
– Но в этой замечательной комнате тебе не удастся применить ничего из того, что ты умеешь. Магия в ней бессильна. И больше ты ничему не научишься, поскольку время твое кончилось! Да, я потерял двадцать пять лет жизни, выдергивая тебя из пещеры Вечника, – такова была цена настоящего магического действа. Если бы этот недоумок Арк, мой недоразвитый сынок, справился со своей задачей, такого не случилось бы. Но я не жалею, что только такой ценой смог тебя изловить, важно, что это мне удалось.
Он немного передохнул и продолжил:
– Вечером тебя ожидает магистерский суд, а завтра в полдень – казнь в синем пламени. Твое предназначение, что бы тебе ни рассказывали твои друзья и знакомцы, состоит в том, чтобы сгореть в синем пламени, повеселив полных людей и подтвердив несокрушимую власть магистров.
– Значит, по-твоему, я не смогу убедить магистерский суд помочь мне уйти в свой мир, ничем не нарушив покой вашего?
– Вот о чем ты мечтал? – Мне показалось, что губы двинулись в неуловимой усмешке. – Даже если бы мы знали способ отправить тебя невредимым назад, какой смысл принимать условия беспомощного пленника, неспособного противостоять нашим планам. Нет, правильнее будет соблюсти все требования, установленные существующими обычаями и порядком. Зачем без нужды создавать ненужный прецедент. Пришлец должен сгореть синим пламенем, и это лишний раз подтвердит святость и незыблемость наших обычаев и нашей власти. И не думай, что тебе удастся внести раскол в круг Магистров, кто-то из них, возможно, и пришел бы тебе на помощь, будь ты на свободе и обладай хоть какой-то мощью. В твоем нынешнем положении ни один из нас тебе не помощник.
– Значит, путь один – синее пламя? – Я стоял напротив двери, расставив ноги и упираясь мечом в пол.
– Да, – спокойно прошамкал Магистр. – Поэтому, согласно нашим обычаям и порядкам, я исполню сегодня все твои просьбы, выполнимые внутри этого помещения. – Он взглядом окинул мою комнату. – Ты можешь просить любого вина, пищи, любую вещь, которая может быть передана тебе в камеру, ты можешь просить даже женщину. Слушаю тебя. И быстрее, я устал.
Он замолчал, вновь откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза.
Я стоял, молча разглядывая Магистра, а в груди бушевала ярость. Со мной говорили, как с конченым человеком, которым занимаются в силу неприятной необходимости. Как будто я был поленом, брошенным в огонь, отдавшим ему свою плоть и уже догоравшим, рассыпавшимся в пепел. Нет, я считал, что остатков моей твердости еще достаточно, чтобы кого-нибудь здорово приложить по темечку.
– Ну что ж, – я выдавил улыбку, – гулять так гулять! Гарсон! Записывай заказ! Во-первых, сменить меблировку – что это такое, ни сесть, ни лечь по-человечески, закусываешь с тарелкой на коленях! Во-вторых, обеспечить достойное освещение, скажем, четырехрожковую люстру богемского хрусталя! Далее – большой графин… Нет, два больших графина ренского фиалкового, дюжину нарзана, три порции цыпленка-табака, ветчины, колбасы, копченостей, рыбы копченой и соленой в изобилии, помидоров и огурцов по корзине, обратите внимание на обязательное наличие маринованных маслин с косточкой, фруктов разных с бананами и ананасами пару корзин, сладостей – печенья, конфет, халвы с мармеладом, блинов с медом… – Тут я заметил, что Магистр, широко раскрыв глаза, с изумлением уставился на меня. – И нечего пялиться! Обещал кормить – корми! Ишь, манеру взяли, черствый бутер да прокисшую брагу вместо завтрака подсовывать! Короче, если все записал, давай… одна нога здесь, другая там, с шиком обслужишь, получишь четвертную на чай!
Я, ухмыляясь, уставился на безмолвствующего Магистра. Наконец к нему вернулась способность говорить.
– Тебе не откажешь в самообладании, – прошелестел усталый старческий голос. – Я постараюсь удовлетворить твои желания.
Он сделал неуловимый знак пальцами, и слуга послушно начал разворачивать кресло. Чуть задержав слугу, Магистр снова повернулся ко мне:
– Что касается последней улыбки в лицо смерти, то можешь на нее не надеяться. В синем пламени, мой милый, умирают от старости. Знай, что, как только оно вспыхнет, ты начнешь стареть, и в течение двух-трех часов ты станешь малопочтенным старцем вроде меня. Смотри, как будет выглядеть твоя последняя улыбка в лицо смерти. – И тут его лицо изуродовала чудовищная ухмылка, открывшая черный провал рта, окаймленного пустыми, белесыми деснами. – А я за эти два-три часа приму в себя твою молодость и стану таким же юношей, как ты сейчас. И мне представляется, что это достаточное вознаграждение за то, что я изловил и сжег самого опасного пришлеца, появившегося в нашем мире, – рыжего пришлеца с золотой змеей на плече и черным котом за пазухой.
Коляска развернулась и покатилась прочь, сопровождаемая страшным, хриплым, кашляющим старческим смехом. Прозрачный разрыв в двери с легким потрескиванием стал затягиваться, и скоро от него не осталось и следа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
