Более того, до 1943 года приходившие в ваффен-СС новобранцы были преимущественно добровольцами, едва ли не знавшими об элитном характере формирования, в которое они вступали. В официальном вербовочном проспекте, выпущенном для всех потенциальных добровольцев, говорилось, что: «Если ты откликнешься на призыв, станешь добровольцем ваффен-СС и вольешься в великие ряды дивизии СС, ты окажешься в войсках, которые с самого начала своего существования ассоциируются с выдающимися победами, а потому отличаются особенно глубоким чувством товарищества. Ты возьмешь в руки оружие вместе с самыми лучшими людьми молодого поколения германской нации. Кроме того, ты будешь особым образом связан с национал-социалистической идеологией».
Читателю напоминали, что вступление в ряды в ваффен-СС такого большого количества молодых людей «превосходно демонстрирует позитивное идеологическое отношение германской молодежи, понимающей цели борьбы СС и точно знающей, почему ваффен-СС формирует братство [Gemeinschaft], особым образом связанное с фюрером»[213].
Для солдат ваффен-СС расовая война принимала иную форму, чем для эсэсовцев, которые шли на службу в лагеря смерти или производившие расстрелы айнзацгруппы. По словам Гиммлера, ваффен-СС должны будут сыграть ключевую роль в расовой войне, содействуя военному захвату России, тем самым помогая Германии обеспечить крайне необходимое жизненное пространство, и в то же время сокрушая «власть большевизма и евреев». 13 июля 1941 года, ровно через три недели после вторжения в Советский Союз, Гиммлер едет в Штеттин для беседы с небольшой группой военнослужащих ваффен-СС, отправлявшихся в качестве пополнения в боевую группу СС «Норд» на Финский фронт. Боевая группа (Kampfgruppe) только что потерпела сокрушительное поражение в первом бою, и Гиммлер счел необходимым воодушевить резервистов. Его импровизированное обращение было застенографировано, помечено грифом «секретно» и подшито в папку. Этот текст знаменателен тем, что показывает, чего именно Гиммлер ждал от ваффен-СС в предстоящей войне в России.
«Вы – эсэсовцы, и мне нет нужды много вам говорить. Долгие годы – более десятилетия – мы, старые национал-социалисты, вели в Германии борьбу с большевизмом, коммунизмом. И сегодня ясно одно: все то, что мы предсказывали в нашей политической борьбе, не было преувеличением ни в одном утверждении или слове. Напротив, все было слишком мягко и обтекаемо, потому что тогда мы еще не знали того, что мы знаем теперь. Это величайшее счастье, что в первый раз за тысячелетие судьба послала нам такого фюрера. Судьбоносно и то, что фюрер, в свою очередь, в самый подходящий момент решил расстроить планы русских и предотвратить тем самым наступление большевиков. Это идеологическая битва и война рас. На нашей стороне в данной войне стоит национал-социализм: идеология, опирающаяся на ценности нашего германского нордического народа. Здесь воплощается мир таким, каким он нам предстал: исполненный красоты, достоинства, социального равенства, возможно, все еще не лишенный отдельных недостатков, но в целом счастливый, прекрасный мир культуры; такова наша Германия. По другую сторону находится 180-миллионное население, смесь различных рас, даже названия которых непроизносимы и чей физический облик таков, что человек может пристрелить их без жалости и сожаления. Эти животные, которые мучают и пытают любого нашего военнопленного, каждого раненого, который попал им в руки, и обращаются с ним не так, как следует обращаться с солдатом, вы увидите это сами. Эти люди обращены евреями в религию, в идеологию, именуемую большевизмом, с одной лишь целью: распоряжаться Россией, половиной Азии, частью Европы, а теперь захватить Германию и весь мир.
Когда вы, друзья, будете сражаться там, на Востоке, вы будете вести ту же самую борьбу, против тех же недочеловеков, тех же низших рас, что некогда возникли под именем гуннов, в следующий раз, тысячу лет назад, во времена короля Генриха и Оттона I, под именем мадьяров, потом снова под именем татар как орды Чингисхана, монголы. Сегодня они предстают как русские под политическим знаменем большевизма»[214].
Если военнослужащие ваффен-СС хотя бы отчасти разделяли взгляды своего рейхсфюрера (а многие, несомненно, их разделяли), это помогает объяснить неистовость, с которой они вели войну против России.
Поскольку уже давно стало очевидно, что солдаты легче убивают (или подвергают себя риску быть убитыми), сражаясь с противником, которого ненавидят, все современные народы, в той или иной мере, пытались внушить своим солдатам достаточно отталкивающий или злобный образ врага, чтобы эту ненависть подогреть[215]. Два внушающих ненависть образа врага целенаправленно использовались в идеологической обработке, которой подвергались военнослужащие ваффен-СС. Первым был давний, но стойкий образ врага как недочеловека. Вторым, тесно связанным с первым, и рассчитанным в первую очередь на современного солдата (как убежденного нациста или коммуниста), тоталитарного в своем мышлении, стал образ врага как его идеологической противоположности, или, если воспользоваться лежащей на поверхности религиозной аналогией, дьявола, выступающего против «истины» и, следовательно, подлежащего уничтожению в крестовом походе. Для сражавшихся на Восточном фронте частей ваффен-СС эти два образа врага были неотделимы друг от друга.
Когда враг рассматривался (как в процитированной выше речи Гиммлера) как отвратительное и злобное животное, недочеловек, результатом становится беспрецедентное ожесточение методов ведения войны, а солдат, как правило, освобождается от чувства вины или раскаяния за свои ужасающие поступки. Наглядным и слишком близким нам примером может послужить отношение американских солдат к своим вратам-японцам во время Второй мировой войны. Отчет из недавнего прошлого о высадке морского десанта на оккупированном японцами острове Тарава в 1943 году содержит следующий текст.
«У солдат на войне в любых обстоятельствах крайне невелика склонность смотреть на противника как на человека, и японцы в этом смысле оказались идеальным врагом. Американский морской пехотинец мог ненавидеть в них слишком многое. Невысокие, с непривычным цветом кожи и по определенным американским стандартам отталкивающие внешне. В их головах еще жила память о Пёрл-Харборе и детские воспоминания о японцах в плохих фильмах, и морские пехотинцы считали их «подлыми». Кроме того, они не понимали, а потому ненавидели этих загадочных азиатов за их «фанатичную» готовность умереть. Морские пехотинцы не считали, что убивали таких же, как сами, людей. Они уничтожали грязных животных… Независимо от того, насколько могло измениться их мнение о японцах в последующие годы, в то время эта ярая ненависть была эффективным и необходимым стимулирующим средством»[216].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
