– Я еще могу чечетку сплясать. Прямо на столе.
– Мне нужно всего минут десять, максимум пятнадцать. Ты увидишь меня, я выйду на площадку, задержусь там на минутку. Тогда ты ему скажешь, тебе пора уходить, или в дамскую комнату понадобилось, или еще что. Встретимся в баре «Сонеста», на той стороне. Идет?
– Ну, а все-таки, если он не пойдет за мной?
– Не может такого быть, – замотал головой Джек. – С твоей внешностью, с такими огромными карими глазами…
– А нос? Нос тебе всегда нравился.
– Обожаю, обожаю твой носик!
– А волосы? Мне так идет?
– Это твой стиль. – Джек не кривил душой. Он уже начал привыкать к этим рыжим кудряшкам. – Хелен, я просто представить себе не могу, чтобы этот парень не клюнул на тебя.
– Ну-ну, – бодро откликнулась она.
Полковник Дагоберто Годой в красных трусах отворил дверь, и гримаса недовольства тут же исчезла с его лица.
– Ой, извините! – воскликнула Хелен. – Я ошиблась номером. – Повернулась и отступила на шаг.
Вытянув руку, полковник ухватил гостью за локоть, отчего Хелен изрядно напугалась, и развернул ее лицом к себе.
– Вы нисколько не ошиблись. Именно эта комната вам и нужна. Вы пришли к мужчине, верно?
– Я остановилась в этой гостинице, – ответила Хелен прохладно, но без высокомерия. – Вероятно, я вышла из лифта не на том этаже. Будьте добры, отпустите мою руку. Если вы будете вести себя прилично, я не стану жаловаться на вас администратору.
Влепить ему коленом в пах? – прикидывала Хелен. Вышибить дерьмо из заносчивого коротышки-мачо. Но кто ж тогда поставит ей выпивку?
– Прошу прощения, прошу прощения, – заворковал полковник. – Позвольте мне доказать, что на самом деле я отличный парень…
Джек вышел из лифта, остановился на площадке у перил и посмотрел вниз. Хелен сидела за столиком, полковник склонился над ней, болтая без умолку, то и дело хватая ее за руку. Наконец он прочно завладел ее рукой, уселся и продолжал болтать со скоростью шестьдесят миль в час.
Повернувшись, Джек пробрался мимо лифта к номеру 501, постоял у двери, прислушиваясь, и отпер ее.
В серебряном ведерке осталась недопитая бутылка вина, недавно доставленная Малышом. Снова подтаявшие кубики льда в миске и креветочные хвосты повсюду. На столике у телевизора письма – те самые, которые Джек видел тут в прошлый раз.
На кровати – две смены чистого белья. Возможно, это что-то означает. В ванной включен свет. Полотенца на полу. На раковине – открытая бутылка одеколона, рядом – включенный в розетку фен. Скорей бы убраться отсюда.
Ему и в прошлый раз было здесь не по себе, но теперь желание немедленно убраться возросло. Что-то подсказывало: оставаться здесь нельзя. Он уже не тот, что прежде, слишком стар для этого ремесла. Джек заставил себя подойти к шкафу, все его существо говорило: уходи! Реакция уже не та. Когда-то, входя в чужую комнату, Джек чувствовал себя особенно живым, он пробирался туда и ради добычи, конечно, но еще и для того, чтобы доказать себе, на что он способен. Вот, мол, я какой – опять сделал это и ушел безнаказанным! Но теперь прежние подвиги казались бессмыслицей.
Чистой воды выпендреж, и весь интерес состоял в том, что прислушиваться к дыханию спящих людей.
Открыв шкаф, Джек нашарил под стопками шелковых рубашек полковника его «беретту» и два запасных магазина, вытащил их, покрепче сжал рукоятку «беретты», – надежная, твердая – и вернулся к столу. На кипе банковских квитанций обнаружился розовый гарантийный чек, выданный продавцом «мерседеса».
Хелен поднесла ко рту стакан разбавленного скотча – левой рукой, поскольку правой прочно завладел полковник, нависавший над ней так, что Хелен уже ничего не видела, кроме его черного шелкового жилета. Одной рукой полковник придерживал ее ладонь снизу, другой, украшенной бриллиантовым кольцом, накрыл ее сверху. С виду вылитый киношный бандит или продюсер рок-группы. Но когда он открывал рот, его уже нельзя было принять ни за кого другого.
– Я никогда в жизни не видел столь привлекательной женщины, как вы, а опыт у меня огромный, можете мне поверить.
– Ах, нет, не верю, – щебетала Хелен. – Вы все преувеличиваете, ведь правда же?
– Я имел дело с самыми прекрасными женщинами. Одна из них должна была участвовать в конкурсе «Сеньорита Универсо». Знаете, что это такое? Когда выбирают самую красивую девушку на свете. Увы, она заболела.
– Я была Королевой красоты в колледже, на последнем курсе, – призналась Хелен. – Могла бы, наверное, выиграть «Сахарный кубок», но не стала и пытаться. Чего ради? В конце концов, это же политика: переспишь с кем надо, и готово, а я не таковская, я себя уважаю.
– Да-да, политика. Я отдал свою жизнь своему правительству, правительству моей страны. Я был в Вашингтоне, я близко знаком с вашим президентом. Он написал мне письмо. Я покажу вам его. Подписано: «Рональд Рейган, президент». Сейчас я вам его покажу.
– Не стоит, Дагоберда. Как ваше уменьшительное – Даго?
– Нет. Для друзей я Берти.
– Как мило. Берди – это мне нравится.
– Нет, «берди» – это по-вашему «птичка». А я Берти. Берти.
– Тоже симпатично.
– Это вы – симпатичная. Вы приезжая, да? Откуда?
– Из Майами.
– Да неужто? Из Майами?
– А вы там бывали?
– Конечно, бывал. Я скоро вернусь в Майами. Да, очень скоро.
– Правда? Когда?
– Значит, вы из Майами. Вы понимаете, что это значит – вы вошли в мою комнату, и мы познакомились? Судьба. Это должно было случиться. Мы сами этого не знали, но мы не можем этому помешать.
– Кошмар! – откликнулась Хелен. – Когда вы едете в Майами?
– Оставьте мне свой телефон и адрес, я скоро там буду.
– Нет, это вы дайте мне свой телефон.
– Я его пока сам не знаю. – Полковник поднял глаза, горделиво выпрямился, выпустив на миг ее руку. – Ага, теперь мне принесут его для вас, прямо сейчас, это хорошо. Криспин! – заорал он.
Хелен чуть повернула голову и увидела, как в патио вошли двое мужчин латиноамериканского вида, в дорогих костюмах с приподнятыми плечами. Тот, который шел впереди, в солнечных очках, небрежно засунул руки в карманы.
– Криспин, – сказал ему полковник, – эта прекрасная дама приехала из Майами. Элен, мой друг Криспин тоже оттуда. Садись, Криспин, выпей с нами.
– Мальчики, через пару минут мне пора убегать, – спохватилась Хелен.
Полковник решительно покачал головой: нет, он этого не допустит. Щелкнул пальцами, и второй латинос, тот, что маячил позади и руки держал не в карманах, а перед собой, подошел поближе. Полковник отдал ему по-испански какой-то приказ, бросил ключи, и парень поймал их на лету – послушен, как собака. Потом обернулся к Хелен, снова расплылся в улыбке, сделался «Берти».
– Он принесет письмо президента Рейгана, чтобы я вам его показал.
– Ну зачем? – сказала Хелен. – Это совершенно ни к чему.
Но полковник снова щелкнул пальцами, на этот раз подзывая высоченного негра-официанта, а человек по имени Криспин обратил к Хелен скрытые темными стеклами глаза и поинтересовался:
– И где же вы живете в Майами?
Джек пролистал приходные и расходные банковские квитанции, не нашел ничего похожего на трансфер в банк Майами, обнаружил еще один свежий счет и на всякий случай тщательно скопировал все цифры. В списке спонсоров появилось еще несколько галочек, а некоторые имена были вычеркнуты. Добравшись до послания из Белого дома, Джек снова принялся его перечитывать. Кое-какие пассажи ему хотелось заучить наизусть, особенно те, где говорилось насчет «ринга» и друзей «в штате пеликана». «Штат пеликана», подумать только! А что означает испанская концовка? «Он не тяжелый, он…»?
Стоя с письмом в руках и сосредоточившись на нем, Джек услыхал в тишине какой-то звук. Ключ поворачивался в замке. Кто-то хочет войти, толкает дверь, у него не получается, он пробует снова. Джек схватил оставленную на столе «беретту», перешел к другому краю кровати, ближе к окну, протиснулся за изголовье, прячась за грудой подушек. Нет, так не годится, это ловушка. Лучше встретить врага стоя. Лучше спрятаться в гардеробной, за скользящими дверцами. Но сейчас дверцы закрыты, а когда они раздвигаются, раздается довольно громкий звук. Чтобы попасть в гардеробную, нужно проскочить мимо двери в гостиную. Нужно двигаться побыстрее. Джек не трогался с места, собираясь с силами. Один рывок – и он ползет по полу в сторону гардеробной. По дороге бросил взгляд в гостиную – дверная ручка уже поворачивалась. Пополз дальше, миновал гардеробную и укрылся в ванной. Выключил свет, прикрыл дверь, оставив щель, и встал за ней с «береттой» наготове, прислонившись к холодному кафелю и прислушиваясь.
Тишина. Вокруг темно, только узкая полоска света проникает из-под двери. Джек ждал, прислушивался, но так ничего и не услышал, пока кто-то не толкнул дверь. Дверь сперва пошла на Джека, затем в ванной вспыхнул свет, и дверь отодвинулась от него – вошедший захлопнул ее за собой, и теперь Джек увидел голову с прилизанными густыми черными волосами, торчавшую над приталенным пиджаком с высокими плечами – плечи ссутулились, мужчина наклонился над раковиной и в зеркале над его головой Джек мог видеть собственное отражение. Он видел в зеркале, как он отводит от лица руку с «береттой», вытягивает ее, почти касаясь спины никарагуанца, щедро поливающего свои ладони одеколоном. Индеец со странным именем потер руки, поднес их к лицу, поднял голову, и в зеркале рядом с отражением Джека появилось отражение смахивавшего на креола Фрэнклина де Диоса. При виде чужого лица – вернее, половины лица – нависшего в зеркале над его собственным, Фрэнклин замер, прижимая руки к высоким выступающим скулам, потом уронил руки и попытался обернуться, но Джек прижал дуло «беретты» к основанию черепа индейца, вдавил его в густые волосы, заставив Фрэнклина снова уставиться прямо перед собой.
