Дедушка, посмотрев на отца Митина ничего не сказал, даже ни капли жалости в его глазах не промелькнуло. И в этот момент я не выдержала, моё терпение лопнуло.
— О Аллах! — закричала я возмущенно. — Кто лишил моего дедушку сочувствия, с каких пор ты стал таким холодным?! Ты же должен целовать руки этого человека, это он спас меня и не отдал на растерзание Ишаран!
— Успокойся! — властно отдернул меня дедушка. — Ты не ведаешь, что говоришь и совсем представить себе не можешь, что скрывается за прошлым господина Митина! Этот человек последний кому бы я поцеловал руки! — выплюнул он со злостью.
Впервые в жизни я горю от стыда за собственного дедушку. Сгораю, хочется раствориться, исчезнуть, только бы не слышать такое. Что за тёмное прошлое? Разве нельзя закрыть глаза, забыть, простить чтобы там не случилось.
Отец Митин взял за руку Эдже и, направившись к выходу, грустно сказал:
— Идем дочка, нам ни в этом доме, ни в этом городе не будут рады. Мы, уйдя, не обернемся, а когда надо будет, протянем снова руку помощи.
Он больше не вернётся? Куда же он пойдет?
Прощальный взор отца Митина побудил взмолиться:
— Прошу, я от себя прошу, останьтесь! Не уходите! — вцепилась в руку отца Митина и крепко сжала повторяя. — Не уходите!
Дедушка дышал гневом, раздувая ноздри, и я до сих пор не понимаю, за что он так несправедлив пока отец Митин не признался:
— Ясемин, у каждого есть прошлое, да оно забывается со временем, но твой дедушка, то есть господин Серхат Озлемир сделал все, чтобы оно всю жизнь ходило за мной по следу, не давая мне забыть. Не давая забыть, что я в прошлом был признанным доктором, который не отказался, когда отказались все врачи Турции делать серьезнейшую операцию на сердце твоей покойной бабушки Фирузе. Она была при смерти, но эта операция могла бы продлить ее жизнь, по крайней мере, я верил в это. Но воля Всевышнего ни кем неоспорима и Аллах давно уже решил, что в раю ей будет лучше. Операция не предвещала беды, все шло хорошо, пока давление резко не упало, и госпожа Фирузе не умерла у меня на операционном столе. Простите меня! Я готов продолжать жить в изгнание!
Отец Митин ушел, оставив за собой лишь воспоминания. Я стояла вся мокрая в холодном поту и дрожала, прокручивая в голове каждое слово. Психика человека может выдержать все, но до поры до времени и кажется это последнее, правильное, что я могу сейчас сделать и сказать дедушки:
— Мне тебя ни сколько не жалко, поделом тебе! — взбесившийся, заорала неистовым голосом. — Аллах правильно сделал, что наказал тебя, вот только жаль. Мне так жаль, что страдают невинные люди, а не собственно ты. И моя жизнь разрушилась из-за тебя, — тычу на него пальцем. — Аллах и со мной не мил, я все, что и делаю, это расплачиваюсь за твои грехи. — продолжаю в истерике рыдать и бить его кулаками в грудь. — Скольким людям ты еще сломал жизнь? Где они сейчас? — остановившись, смотрю в его стеклянные глаза. — Молчишь? А ведь Эрдоган тоже мстит тебе, а знаешь за что? — вырывается нелепый смешок. — Вижу, что знаешь! Ишаран мне сказали, что мстят за мать свою. Что ты сделал с ней, а? — он все так же молчит, а я перехожу с крика на шепот сорвавшегося голоса. — Оказывается, я совсем не знаю тебя дедушка, ты мне будто чужой! Делай, что хочешь ну чтобы все вернул отцу Митину, если этот человек пострадает, то ты навсегда потеряешь свою внучку и правнучку! — смахнув слезы не твердой походкой направилась к лестнице, держась о перила, чтобы не упасть и не взвыть волком.
Глава 47
Ясемин
В душе злилась на дедушку и переживала всем сердцем за отца Митина и Эдже. И ко всему этому чувство досады и стыда из-за непозволительного поведения с дедушкой накрыло меня с головой. За все свои девятнадцать лет, я не позволяла себе подобных поступков, тем не менее, я не железная, поэтому ни смогла больше терпеть.
До вечера сидела в своей комнате, стараясь не попадаться на глаза дедушке. Да и он не заходил ко мне после громкого скандала, я молюсь Всевышнему, чтобы дедушка осознал свою неправоту.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я так выбилась из сил, наплакалась, что приляг на кровать, свернулась калачиком и, забывшись, погрузилась в сон.
Проснулась я от собственного крика, кошмары донимают меня, а следом сонный паралич пожаловал. Я пытаюсь позвать на помощь, пошевелиться, кажется, кто-то крепко вцепился, неистовой силой, удерживает меня, не давая даже глубоко вздохнуть. Через какое-то время мне все же удаётся, вздрагивая подскочить с кровати победив паралич и так каждый приступ.
За окном вечерело и надо бы уже приготовиться к проведению ночи хны, как я ловлю чувство дежавю замерев от воспоминаний у панорамного окна с выходом на пляж. На том песке с мелкой галькой, я во власти шакалов лишилась чести перед свадьбой с Адемом. Как бы я хотела стереть из памяти прошлое, думаю, выйдя замуж за Демира, я позабуду обо всех тех злополучных днях, оставив всё ужасное позади.
Рядом с Демиром я чувствую себя спокойной, защищённой, любимой. Он не позволяет мне грустить, любимый мужчина указал мне путь к свету, когда я утопала во тьме. Он показал мне главную причину жить — дочку.
Немного поразмыслив, почувствовала сухость, першение в горле, взяв пустой графин с углового столика, спустилась со второго этажа на кухню.
— Девочка, позвонила мама Демира, сообщила, что она с родственниками и гостями выехала к нам. — донесла информацию тетушка Лейла, держа в руках красное платье для ночи хны.
— Хорошо, поднимайтесь в комнату, я скоро подойду. — хрипло отвечаю из-за пересохшего горла. — Только попью воды.
Зайдя на кухню, была удивлена, увидев сидящего дедушку за столом. Почему он не уехал на праздник к Демиру? Он поднял на меня глаза, и моё сердце вмиг сжалось в груди, тёмно-карие зеницы наполненные слезами выдавали его позднее сожаление. Если бы не сложившиеся обстоятельства, я бы не раздумывая, бросилась к нему в объятия, пожалела, стирая ладонями его слезы, однако это не тот случай и в этой ситуации сострадание неуместно.
Поэтому, я сделала такое же холодное выражение лица, какое делал дедушка выслушивая отца Митина, когда бедняга поведал о своем горе и чувстве вины за то, что неподвластен решать. И как ни в чем не бывало, я подошла к воде, утолив жажду делая жадные глотки.
Из рук дедушки на пол упал бутыль с таблетками, которые ему прописал врач для сердца. Он медленно с трясущимися руками, потянулся к ним, держась второй рукой за грудь, скривив лицо. Я же от приступа волнения в смятении бросилась на помощь, крикнув:
— Дедушка! — быстро подняла лекарства, достав таблетку, поднесла к его бледным губам, держа во второй руке стакан воды.
Да я сильно зла на дедушку. Тем не менее, как бы там ни было дедушка, по-прежнему, остается самым родным, единственным мужчиной для меня, и потерю его я не переживу. Смотря на главного мужчину в своём доме, начинаю себя винить, за то, что его недомогание это последствие моих прошлых бед, что обрушились на меня в мае. Хоть и понимаю, что все мои беды в частности произошли по вине дедушки, вот так и страдаем друг от друга.
— Я вызову тебе врача. — напугано дрожащим голосом заявляю. — Лейла! — зову женщину на помощь.
Запив таблетку дедушка, поникшим, тихим голосом ответил:
— Не нужно девочка, мои дни уже сочтены. — накрывает своей ладонью телефон, не позволяя мне позвонить доктору.
— Не смей, я запрещаю тебе кликать на себя беду. Ты сам себя довел до такого состояния, а ведь можно было попросить прощения, положив конец обидам и жить как, раньше счастливо не причиняя никому вреда. — с волнением объясняю ему.
Дедушка облокотился на спинку стула и, вытирая слезы с глаз, сказал:
— Внучка, а ты же правильно сказала, я холодный и бесчувственный человек. Да я состоятельный со сказочным богатством правитель этого города, однако, мои деньги не делают нас счастливыми. — поджимая губы, дедушка медленно рассказывал, а я присела, рядом внимательно вслушиваясь в каждое слово — Я вкладываю деньги в благотворительность, но не из-за милосердия, а ради имиджа. Сострадания к людям у меня давно нет. — тяжело вздохнул, переводя дыхание — Наверное, ты сейчас ненавидишь меня, но ты должна знать, что я не всегда таким был. Жизнь подкосила меня после того, как потерял любимую жену и сына наследника. Оставалась ты единственная нетронутая и чистая душа у меня, но и тебя моя любимая, светлая внучку, коварно истерзали три шакала. — протянул руку дедушка к моему лицу нежно вытирая слезы, что стекали по моим щекам. — А после смерть ещё не родившегося ребёнка вырвало из сердца остатки доброты к людям, что я когда-то мог испытывать. Во время своей молодости Серхат Оздемир никогда не отказывал в помощи. Поднимал на ноги бедняков, больных, а в благодарность ничего не прося. Но Аллах не посмотрел на мои заслуги, свалив на голову мне и моим родным большие беды.