и, возможно, причинять боль.
Никто не хотел проверять это на себе.
Парней уговаривать не пришлось. Девчонки шипели, как потревоженные змеи, но тоже начали раздеваться, правда, помедленней. Подгоняемый ими Филипп сбегал за полотенцами. Мне досталось чье-то серое, так как в нашу с Маришкой комнату он зайти не догадался. Пришлось брать, что дают. Оплакивая про себя свою стеснительность, я замоталась в чужое полотенце и сложила одежду, стыдливо засунув лифчик и трусики в серединку стопки. Мне было бы гораздо спокойней, если бы Маришка не пыталась меня подбодрить. Ее утешения только сильнее на нервы действовали.
Рас, похоже, тоже нервничал. На его руках то и дело проступали капли железа. Иногда они растекались тонкими струйками и ползали по коже, образуя причудливый узор, а потом медленно исчезали. Кстати, у некоторых были и настоящие татуировки. В основном маленькие знаки, магические символы, чей смысл мне был неведом. На плече рыженькой Анны расположился симпатичный цветок с пчелкой, но я посчитала, что пялиться на человека в такой ситуации будет некрасиво. Другие девчонки моего мнения не разделяли и дружно заглядывались на накачанный торс Арсения.
– А поменьше полотенца не нашлось? – буркнула София, поправляя импровизированную одежку.
– Кто ж виноват, что у вас достоинства необъятные, – парировал Финеас. – Лучше скажи, какого шикриса человеку четыре руки?!
На старосту и именинницу тут же посыпались ехидные вопросы вперемежку с тревожными.
– А еще лучше, если подскажешь, из какого места они вырастут!
– Так руки еще туда-сюда, а хвост человеку зачем?
– А больно будет?
– Может, всего лишь шерсть вырастет? Или чешуя?
– Эффект сам спадет?
– Так, стоп! – Маришка вышла на середину комнаты. – Нора, ты уже сделала антидот?
Та не спешила нас радовать хорошими новостями.
– Смысл? Я еще зелье на проверку не относила.
Вот почему отличник и умный ответственный человек – это не одно и то же?
Все вздрогнули, когда дверь неожиданно распахнулась. Мы бы не удивились, увидев кого-нибудь из студентов или даже коменданта, но не…
– Д-добрый вечер, – пискнула мистрис Николис и боязливо прижала к груди веничек полевых цветочков и какой-то сверток.
Нестройный хор ответил на приветствие. Я и еще пара ребят вовсе не смогли рта раскрыть.
– А я вот… зашла поздравить Норочку… – Женщина никак не могла оправиться от шока.
– Что там? – в дверном проеме появился Бартос. – Ого, другого я и не ожидал!
Я слышала, как ахнула Маришка. Понятно, зачем пришла Николис, но Бартосу чего здесь надо? Ой! Неужели он догадался, что Рас рылся в его вещах? Мы точно влипли!
Стараясь не смотреть по сторонам, преподавательница рискнула зайти и, промямлив поздравления, вручила бледной, покрытой мурашками Норе букетик и завернутый в яркую бумагу кексик.
– Что тут у нас? – фальшиво-бодрым тоном воскликнул Бартос, заходя следом. – Разврат!
– Какой разврат? – возмутился Рас.
– Бесстыдный! Распутный! Непотребный! Сам разберись, я тебе что, филолог?
– Ничего не разврат. Мы просто упражняемся…
– В трансформации без белой сферы, – подхватила я.
– Во времена моего студенчества это тоже так называлось, – поделился воспоминаниями Бартос.
– Валек! – вспыхнула Николис. – Дети ничего такого не делают.
– Дети все совершеннолетние. Могут делать что хотят.
– Вы ничего не расскажете мастеру Горацику? – с недоверием спросил Финеас.
На лице у Бартоса легко читалось: «Как тяжело общаться с идиотами!»
– Конечно, нет. Очень надо декану знать обо всех ваших пакостях.
Не спросив разрешения, он взял одну из злополучных бутылок и налил ее содержимого в одноразовый стакан. Кажется, в этот момент все, кроме преподов, забыли, как дышать.
– Раз зашел, надо выпить за здоровье именинницы, – он отсалютовал стаканом Норе. – За тебя!
Заставляя себя вдыхать и выдыхать, я сильнее прижалась к Маришке. Мастер человеческого преобразования, несомненно, поймет, чем угостился. Он же обязан знать толк в таких зельях.
– М-да, совсем как в наше время. – Бартос допил до конца. – Мистрис, а вы чего стоите?
Мистрис Николис с трудом оторвала взгляд от шрамов Рудольфа.
– Нет, спасибо. У меня аллергия на клубнику. И на газировку.
Хмыкнув, тот налил себе еще.
– Я ж не просто так увязался. Нор, я вчера вечером твои зелья на проверку забрал. Тебя не было, а записки писать не люблю. Я тебе потом сообщу, нужно ли их переделывать.
Судя по тому, как все стали перешептываться и кидать гневные взгляды на Нору, суть произошедшего дошла не только до меня. Никто ничего не перепутал! Мы пили настоящее вино, и тревога была ложной!
Едва выйдя из комнаты, Бартос на мгновение затормозил, вцепившись рукой в дверной косяк.
– А вам, оболтусы, урок. Когда шалите, дверь закрывайте.
Глава 12
Рыжая морская свинка апатично сидела в ящике с землей и даже не подозревала о своей участи. Бедненькая. Я не удержалась и погладила ее по спинке.
Маришку больше расстроило, что Горацик сделал практику индивидуальной и сам распределил задания между студентами. Поэтому я оказалась через два стола от подруги. Мне надо было превратить это чудо в куст шиповника, а я без понятия, что у меня получится. На помощь мне никто не придет, придется надеяться на конспект, благо им разрешили пользоваться. Рас из-за очередной Нестабильности отсиживался у себя.
– Мастер Горацик, а им не будет больно? – робко спросила Нора, разглядывая свою лохматку.
Горацик остановился у моего стола и проверил бортики ящика.
– Если все делать по уму, они даже ничего не почувствуют. Вам жалко свинок?
– Жалко, – непритворно вздохнула Нора.
– При должном внимании к формулам вы не причините им вреда, – терпеливо объяснил препод. – Понимаю, вам впервые приходится преобразовывать животных в растения, и это может быть волнительно. Но в следующем году вы будете превращать людей, до этого вам просто необходимо отработать все на животных. А как вы с таким отношением будете заниматься действительно неодушевленными предметами? Камнями, жидкостями?
Во мне зашевелилась тревога. За себя я абсолютно не переживала, мне в любом случае не грозит переход на второй курс. Но я вспомнила о Тео. Вспомнила, как нашла его.
Интересно, он все осознавал, когда его превращали в камень? Было ли ему страшно? После снятия чар он выглядел таким потерянным, беспомощным. С его вечно суровым выражением лица такое трудно сыграть. А потом спотыкался так, что мы с ним пару раз чуть не свалились в грязь. Зато утром он был совсем другим человеком, энергичным и доброжелательным. Почти все время улыбался…
– Мастер Горацик, можно мне другую свинку, моя постоянно убегает!
Вот черт, когда это я научилась грезить наяву?
Моя подопытная свинка невозмутимо отсиживалась в центре своего ящика. У других процесс шел полным ходом, в ящиках с наклейками «сирень» и «барбарис» уже
