Ах, как бы мне хотелось сжечь твоего инквизитора! Быть вместо него рядом с тобой. Касаться твоих плеч ладонями, целовать твои губы, всматриваться в твои карие глаза, наслаждаться твоей ласковой улыбкой…"
Я, не выдержав, оторвал взгляд от письма.
— Ты ничего не хочешь мне объяснить? — прошипел я.
Магия, которая и без того не особенно держалась в узде, теперь вообще рвалась на свободу. Я чувствовал, что огонь хотел выплеснуться сию же секунду. Охватить это письмо, а вместе с ним и всё поместье.
Деньги? Да сдались мне эти деньги! У Гертруды есть дочь?!
— Я? Я должна объяснять?! — ахнула Гера.
— А кто, я? Кто такой этот Эдуард?!
— Какой к монахам Эдуард, кто такая Эдита?!
— Какая Эдита?!
— Та, от которой у тебя дочь и которая ждет, пока ты бросишь мерзкую ведьму и прибудешь к ней со своим наследством! — выпалила Гертруда, забыв даже о том, что Казимир стоит совсем рядом и готов уже отмечать каждое произнесенное слово.
— У меня есть дочь?! И ты смеешь говорить мне о таком, когда я читаю письмо, в котором твой любовник пишет о вашем ребенке?! — прошипел я. — Да прекрати ты калякать!
Последнее относилось уже к Казику. Я выдрал из его рук блокнот и, даже не присматриваясь к записям, сжег прямо на своей ладони. Порыв ветра развеял пепел по коридору, но мне было не до порядка в поместье. Сейчас единственным предметом интереса было письмо, открывавшее мне глаза на всё то, что происходило в нашей с Герой семье.
Так и не состоявшейся, наверное.
Я был свято уверен, что у Гертруды никогда даже не было мужчины. Не то чтобы это так важно, но… Любовник! И дочь!
— В этом письме, — обвинительно произнесла Гера, тоже не унимаясь, — к тебе обращается какая-то Эдита фон Грайс и пишет о том, что ждет тебя. И что вам на лечение дочери нужны деньги!
— Это вам на… — я запнулся. — Как ты сказала? На что нам нужны деньги?
— На лечение дочери, — произнесла Гера.
Она вскинула руку, зажигая и свой боевой пульсар, и я против собственной воли восхитился тем, как легко Гере, ведьме, обладающей бытовой магией, поддавалась боевая. Всё же, она была потрясающе сильна, хоть и обладала немного другим типом дара, чем тот, с которым я привык сталкиваться в своей жизни.
Удивительно, но магия несколько отрезвила меня. По крайней мере, я наконец-то понял, насколько абсурдным выглядело обвинение. Гертруда сказала бы мне про дочь! Да и когда она должна была успеть её родить? У неё магия на это даже не указывает!
Может быть, это какая-то сестра и очередной мужчина её матери? Или…
Я наконец-то заметил, насколько хитро и невозмутимо смотрел на письмо Казик и как упорно пятилась к приоткрытой двери Иоганна, собираясь улизнуть.
— Стоять! — рявкнул я, и дверь, поддавшись велению моей магии, захлопнулась самостоятельно. — Гера… — я повернулся к невесте. — Подозреваю, тебе сейчас очень хочется меня убить.
— Хочется, — подтвердила Гертруда.
— Понимаю, — мне самому сейчас тоже хотелось устроить здесь побоище. — Но прежде чем я начну оправдываться, не могла бы ты зачитать вслух то, что ты видишь в письме?
Я был уверен, что сейчас этот боевой пульсар прилетит мне между глаз, но Гертруда оказалась куда более разумной. Она спокойно протянула руку, взяла у меня лист бумаги и пробежалась по нему глазами.
- Любимый Лю! — прочитала девушка вслух. — Мне очень жаль, что тебе доводится тратить столько времени на эту ведьму! Но ты должен понимать, что оно того стоит. Да, пусть тебе придется притворяться, что ты до смерти влюблен в эту женщину, разыгрывать страсть перед нею…
— Довольно, — остановил девушку я. — Для меня там совершенно другое письмо.
— Что? — удивленно спросила Гертруда.
Вместо того, чтобы что-то доказывать, я спокойно взял из её рук лист бумаги и вслух зачитал первые строки:
— Любимая Герушка! Пишет тебе твой Эдуард… Как жаль, что ты вынуждена терпеть рядом с собой этого инквизитора! Но ты должна помнить: оно того стоит. Пусть тебе придется притворяться, что ты до смерти влюблена в этого мужчину, разыгрывать страсть перед ним, ты должна помнить: после мучений, когда все утрясется, ты сможешь его бросить, и мы наконец-то воссоединимся, но не будем уже страх, что утеряем наследство.
— Но этого не может быть! — ахнула Гертруда. — Я не знаю никакого Эдуарда! Мне даже человек с таким именем неизвестный!
— Ха, — хмыкнул я. — Можно подумать, что у меня среди знакомых десяток Эдит фон Грайс, и от каждой дочка! Иди сюда, сама глянь!
— Но ведь на конверте…
Девушка протянула мне конверт, но не успела разжать пальцы прежде, чем я до него дотронулся. Буквы, начертанные на конверте, тут же запрыгали у нас перед глазами, и я невольно усмехнулся.
— Надо же, — пробормотал себе под нос, удивленно рассматривая, как стремительно меняется подпись.
Ещё секунду назад я видел, что письмо предназначалось мне и было от некой Эдиты фон Грайс, теперь же оно адресовалось Гертруде от Эдуарда фон Грайса. Конверт мигал у нас в руках, как будто заколдованный, и я понял наконец-то, насколько абсурдным было содержание этого письма.
Гертруде ведь совершенно незачем было мне лгать! Когда я прибыл сюда, она вообще не собиралась соглашаться на брак. Что мешало в самом начале оговорить, что у неё муж и дочь?
Мы бы уведомили друг друга о таких условиях, ведь первой целью было именно получить наследство. Чувства возникли уже после…
Ну, ладно, у меня — не после, но это мелочи. Я-то точно знаю, что у меня и детей никаких нет! Впрочем, у Гертруды, наверное, тоже.
— Иоганна, — голос Геры прозвучал так ласково и нежно, словно она сейчас собиралась как минимум убить свою подругу. — Дорогая, куда это ты собралась?
— Я? — вздрогнула женщина, остановившаяся уже у самой двери и отчаянно пытавшаяся улизнуть незамеченной. — Я… Да мне просто… Понимаешь, у овец… яйца не собрала… и курицу сегодня брить собиралась…
— Курицу сегодня брить собралась, говоришь? — протянула Гертруда. — Ну-ка иди сюда. Я тебе сейчас универсальное заклинание дам! Поможет срезать и перья, и шерсть, и даже волосы на любой курице. Хочешь, прямо сейчас попрактикуемся?
Иоганна с таким видом ухватилась за свою косу, словно Гертруда уже взяла в руки ножницы и собиралась её отрезать.
— Ты что за письмо мне в дом принесла?
— Да я ж понятия не имела… — охнула Иоганна.
— И у почтальона сегодня выходной!
— Так он по доброй памяти…
— Зачем?! — рявкнула Гертруда.
Я никогда прежде не видел её такой воинственной. Даже не стал вмешиваться в разговор женщин, знал, что буду там лишним. Гера сейчас надеялась восстановить справедливость, и вряд ли существовал кто-то, кто мог ей в этом помешать.
Иоганна, кажется, всерьёз испугалась. Поняла, очевидно, какими могут быть последствия её самодеятельности. Или не самодеятельности…
— Ну-ка, куда это вы собрались, господин дознаватель? — холодно поинтересовался я, поворачиваясь к Хогбергу, который опять попытался скрыться за шторкой. Или, что более вероятно, надеялся свернуть в один из коридоров и поскорее скрыться с наших с Гертрудой глаз. — Скажите-ка, господин дознаватель, не вы ли поучаствовали в создании этих писем?
— Я?! — ахнул Казимир. — Да как вы смеете! Да я бы никогда! Моё дело — проверить, истинными ли являются ваши чувства друг к другу! Можете ли вы противостоять испытаниям! Знаете ли друг о друге то, что положено знать жениху и невесте! Но я не имел никакого отношения к каким-то похабным письмам. Я даже не знал, что существует такое заклинание! Я никогда в жизни не создавал письмо-хамелеон!
— Да?! — не удержалась Иоганна. — Да я и не слыхала никогда ни о каких хамелеонах, пока ты ко мне с этой бумажкой паршивой не приперся! Обманщик! Мало того, что все приворотные пироги сожрал, так ещё и подставить пытаешься! А, чтоб тебя земля побрала! Пусти, Герка! Ни при чём я тут! Я только доставку выполнила! А писал — вот он это письмо писал! На бумаге-хамелеоне! И вообще… Удачной свадьбы!
