Аполлон здесь символизирует важнейшую для всяких таинств мегаморфозу низких сил в высокие. Как в Дельфах, так и на Дафне подземным отражением Аполлона была змея, или дракон. Супруги Кефал и Прокрида обозначают естественное противоборство верхних и нижних сил тела. Только с оживлением нижней силы можно ожидать, что таинства будут успешными; вместо сухой смоквы, сплошь состоящей из семян, появляется оккультная — здесь: сокрытая в норе — змея.
На перевале мисты вспоминали мифическое происшествие с Аполлоновым треножником в Дельфах, которым завладел Геракл. Поскольку Аполлон не дал герою ответа на вопрос, где он найдет искупление кровавой вины, Геракл сам сел на треножник и услышал: "Искупление дарует Элевсин". "Геракл и Аполлон как-то поссорились из-за треножника; когда же они примирились, — пишет Павсаний, — то после этой ссоры они вместе построили этот город [Гифион. — Н.Ф.]; у них на площади есть статуи Аполлона и Геракла, а около них Диониса" (III.21,8). И в Дафне для мистов постоянно присутствовали эти трое: Аполлон как хранитель ясного сознания в береженом телесном образе; Геракл — Стрелец — как пышущий мощью укротитель жизни и таинств; Дионис как наставник на мистическом пути преображений.
Борьба Аполлона и Геракла за пифийский треножник
На северном склоне Пестрой горы Священная дорога сворачивает влево и вниз. На западе открывается морской простор и остров Саламин — едва ли не самый красивый в Элладе пейзаж. Великие Афины исчезли из глаз процессии мистов. Элевсин, тоже отсюда невидимый, еще далеко. Северные склоны пусты — ни поля, ни сада, только пастбища, по которым спешит с козами Пан. Там мисты вспоминают о "бушующей в горах" сестре Аполлона, девственнице Артемиде, которая делает глубже дыхание, расширяет грудь. Ребенком она, как поет Каллимах, просила у своего отца Зевса: "Горы мне все подари, а вот город — какой пожелаешь мне уделить; не часто его посетит Артемида". Мисты воспевают "гортинскую нимфу, зоркую Бри-томартис-оленеубийцу", которая таилась "то в укромах лесных, <…> то в болотных лощинах" и под конец "вверг-нулась в море". Далекое море у Саламина напоминает путникам о спокойной, всегда приветливой матери Летб. Первая элевсинская оргия проходит в стихии ветра, Вторая — процессия как бы их предвосхищает — будет разыгрываться в воде.
Полдень. Между горами и морем Пан ищет свою возлюбленную Эхо. В долине для нее поставлена "часовня". Но он не может найти ее, зовет по имени, прислушивается. Сперва ответ доносится от ближайшей скалы, затем от далеких и все более дальних гор, будто она мчится по склонам резвее самой Артемиды. Вместе с Паном мисты благодарно поминают и его отца Гермеса, проводника мертвых и мистов.
Некогда двое греков сидели здесь слева от дороги, возле горы, а перед ними, в долине и на море, разыгрывалась великая история. Тогда, в 480 году до Р.Х., в этот самый день 19 боэдромиона, кипело морское сражение при Саламине. Аттика обезлюдела, жители укрылись на острове, ожидая, что принесет им богиня случая Тюхе — счастье или беду, ибо война коварна. Эти двое служили персу Ксерксу, который восседал дальше влево, на западном склоне горы, откуда он наблюдал за битвой в морском проливе. Писцы усердно записывали его слова — похвалы и укоры воинам, чтобы позже те получили награду или наказание. Упомянутые же двое были греками из царской свиты; Геродот пишет о них вот что: «Дикей, сын Феокида, афинский изгнанник, бывший тогда в почете у персов, рассказывал: когда войско Ксеркса опустошало опустевшую Аттику, ему как раз пришлось быть вместе с лакедемонянином Демаратом на Фриаспийской равнине. И вот он увидел поднимающееся от Элевсина облако пыли, как бы от трех мириад человек. Оба они пришли в изумление: какие это люди могли поднять такое облако пыли? И вдруг послышались звуки голосов, которые показались им ликующей песней хора мистов. Демарат, который не был посвящен в Элевсинские мистерии, спросил Дикея, что это за звуки. А тот отвечал: "Демарат! Ужасная беда грозит царскому войску. Аттика ведь покинута жителями, и совершенно очевидно, что это голос божества, которое идет из Элевсина на помощь афинянам и их союзникам. И если [это облако пыли] обрушится на Пелопоннес, то это грозит опасностью самому царю и его войску на материке; если же оно обратится на корабли у Саламина, тогда под угрозой царский флот. А празднество это афиняне справляют каждый год в честь Матери и Коры, и всякий афинянин или другой эллин, если пожелает, принимает посвящение в таинства. Звуки же, которые ты слышишь, — это ликующие песни (хора) на празднике". <…> А пыль и звуки голосов превратились в облако, которое, поднявшись вверх, полетело на Сала-мин к эллинскому флоту. Тогда Демарат и Дикей поняли, что флоту Ксеркса предстоит гибель» (VIII.65).
Видение говорит о трех мириадах людей, которые кричали "Иакх!" на Фриаспийской равнине. Более поздние толкователи полагали, что это была тридцатитысячная или просто огромная толпа мистов. Но элевсинский Телесте-рион в ту пору имел размеры 20 х 20 м. Видение могло лишь указывать, что элевсинские богини защитят всех сражающихся афинян, число которых и вправду составляло около тридцати тысяч.
За свою более чем двухтысячелетнюю историю Элевсинии, как известно, не состоялись лишь трижды: в 480 году до Р.Х., о котором только что шла речь; в 335 году до Р.Х., когда Александр Македонский стер Фивы с лица земли и в Аттику хлынули беженцы, и наконец в 166–173 годах от Р.Х., когда костобоки разрушили святилище. Навсегда Элевсинии погибли в 396 году после нашествия Алариха, короля вестготов.
В шуме и тучах пыли Павсаний вместе с нами покидает Пеструю гору и достигает побережья на юго-западной оконечности Рарийского поля: "Дальше есть [как следующая остановка. — ДА] храм Афродите и перед ним стена из белых камней [у Фрэзера: "из необработанных камней". — Н.Ф.] " (1.37,4). Об этом — судя по стене — очень древнем культовом центре Афиней Навкратийский, творивший около 200 года от Р.Х., в своем "Пире софистов" (XIII,590) рассказывает, что во времена Александра художник Апеллес был вдохновлен здешним ландшафтом к созданию знаменитейшей своей картины "Афродита, выходящая из моря", которую он написал для святилища Асклепия на острове Кос; оттуда император Траян перевез картину в Рим, в храм Гая Юлия Цезаря и его прародительницы Венеры.
Афродита выходит из моря
Афродита — из числа великих морских богинь, а ведь таковы и титанида Тефида (или Тефия), супруга Океана, древняя, как Стикс, которым клянутся боги; и Рея, супруга Кроноса, которая в архаические времена была опять-таки связана с Посейдоном; и Амфитрита, (по Гомеру) супруга Посейдона; и Лето, зачавшая от Зевса двух детей — Аполлона и Артемиду; и Фетида, которая бы родила от Посейдона или от Зевса грядущего божественного владыку мира, если бы Зевс не принудил ее вступить в брак со смертным "мужем из глины", Пелеем — вторым Адамом, — от которого она родила Ахиллеса. "Пенорож-денная" Афродита — дочь Кроноса, а значит, титанида — легко вошла в круг много более молодых олимпийцев и даже позволила Аресу тешиться иллюзией, что он может стать ей мужем.
У предвечной Тефиды на реке Стикс живут пряхи судьбы. Кто хочет узнать — а узнать можно только в мистериях, — тот услышит, что Афродита одна из них, и самая могущественная. Об этом знали уже мисты на поле в Аграх. Тефида властвует околоплодными водами эмбриона, Рея — всеми процессами становления, Амфитрита "объемлет" вместе с Посейдоном все воды внешнего мира; человеческое тело подносит ей свои соки. Летб присутствует у человека в спинномозговой жидкости; ее сын Аполлон через верхний отдел позвоночника обеспечивает пря-мохождение; его сводный брат Гермес, рожденный от земной девушки Майи, властвует поясницей и действует через подвижные ноги. Сестра Аполлона Артемида творит в дыхании и речи; мать Ахиллеса Фетида — в сукровице; ее подзащитный Дионис — в алой крови, где и бог огня Гефест находит свою вторую кузницу.
Когда Посейдон, Гера и Афина приковали владыку Зевса к трону, Фетида привела на помощь сторукого великана148; возможно, питательным соком в крови она восстановила подвижность сознания в Зевсовой голове. Но то, что действует на сыворотку крови из эмбриональной первичной почки, а затем через очищающие. почки, — это Афродита. Вновь и вновь она возрождает прекрасный образ, ярче всего в ходе поколений, равно как и в новых инкарнациях. Для мистов она своими украшениями возвышает образ, поднимая его над природой. Но подобно тому, как в жизни боги поставили человеку условием преуспеяния труд в поте лица, так эта богиня в таинствах ставит условием обретения ее прекрасного убора, то есть оккультных органов, — боль. Масштаб этому задает мистическое воспитание чувств через "настрой" — "страсть, пафос (pathos) О пафосе заботится Семела.
