– Я остаюсь, – Степа отвернулся.
– Как хотите, – пожал плечами краснолицый. – В этом случае я в силу своих полномочий объявляю вас вне закона…
Он махнул рукой, и полковник почувствовал, что его сковала неведомая сила, мешающая двинуть даже кончиком пальца. Венцлав усмехнулся тонкими ярко-красными губами. В следующую секунду у него в руке оказался револьвер. Ствол целил прямо в голову Степы.
«Падай, краснопузый!» – хотелось крикнуть Арцеулову, но голос застревал в горле, все тело охватила страшная слабость, а в виски вновь ударила боль.
– Убирайтесь в ад, Косухин! – процедил Венцлав, и щека его еле заметно дернулась.
Ударил выстрел, затем другой. Но стрелял не Венцлав. Он-то как раз и не успел выстрелить – пули пробили кисть, и револьвер вывалился из разом повисшей руки. В ту же секунду Арцеулов почувствовал, как исчезли слабость и боль, а серебристое сияние, до этого запертое в тесной сфере, вырвалось на волю. Капитан схватил перстень и метнул его в краснолицего. Удар пришелся по груди. Перстень, легко отскочив, упал на пол, и Арцеулову на миг показалось, что ничего так и не случилось. Но внезапно Венцлав зашатался, из горла вырвался хрип, а по серому сукну шинели проступили темные пятна. Запахло паленым. Краснолицый дергался, пытаясь сбить левой рукой охватившее его пламя, но огонь разгорался, шинель пылала, вспыхнул высокий суконный шлем….
– О Господи! – негромко проговорил кто-то.
Кожа начала чернеть и отваливаться кусками. Венцлав по-прежнему стоял, но теперь обе руки висели неподвижно, затем тело зашаталось и с глухим неживым стуком рухнуло на пол. Внезапно огонь стих, все окуталось густым клубящимся дымом, который стал постепенно сгущаться, а затем потянулся к раскрытой двери. Через несколько секунд все было кончено – клочья тумана уползали в вечерние сумерки, а на полу остался лишь еле заметный след гари.
– Аминь, – хрипло проговорил Арцеулов, бросаясь к двери и закрывая засов. Степа шумно вздохнул и передернул затвор карабина.
– Господа, а кто стрелял-то? – вдруг сообразил Ростислав, удивленно оглядываясь.
– Семен Аскольдович, – невозмутимо сообщила Берг.
– Совершенно неинтеллектуальное занятие. – Богораз, брезгливо поглядев на револьвер, небрежно сунул его в карман полушубка. – Если бы этот монстр не целился в господина Косухина…
– Спасибо, Семен! – откликнулся Степа. – Выходит, выручил…
– Оставьте, господин Косухин, – скривился студент, поправляя сползавшие на нос очки. – С такого расстояния не попасть в запястье…
– Вы прекрасно стреляете, господин Богораз, – возразил полковник. – Но почему вы стреляли в руку?
Семен Аскольдович пожал плечами:
– Покойный Казим-бек пытался стрелять в сердце, насколько вы помните – безрезультатно. Я решил попробовать перебить кость. Кем бы ни был этот монстр – он не призрак, значит, кости его скелета состоят из такого же кальция, как и у нас, грешных. Впрочем, в научном отношении куда любопытнее его реакция на ваш перстень, господин Арцеулов…
– Обсудим потом, господа, – вмешался Лебедев. – Сейчас надо отсюда как-то выбраться…
– Коля, погляди, – перебил его Косухин, кивая на окно. – Только осторожно, не подставляйся…
Полковник, подойдя ближе, выглянул наружу. Через минуту он покачал головой и медленно отошел назад.
Там, где только что темнела окружавшая церковь собачья свора, теперь стояла ровная цепь бойцов в высоких суконных шлемах.
– Вот, значит, что это за собаки! – негромко проговорил Арцеулов. – Теперь понятно, кто стрелял в господина Семирадского… Эх, гранат нет!..
– Ваш перстень, Ростислав Александрович, – напомнила Берг. – Положите его у дверей.
Арцеулов тут же последовал этому совету, но затем огляделся и с сомнением покачал головой:
– Окна… Право, не знаю, господа. Остается по примеру господина Богораза сокрушать им кости…
– Странно. Они не двигаются, – заметил полковник. – Может растерялись без своего Венцлава?
– Они ждут, – возразила Берг и вздрогнула. – Вы чувствуете, господа? Что-то происходит…
Все замолчали, прислушиваясь, но в старой церкви ничего не изменилось. Лишь темнота медленно затопляла все вокруг, отчего и без того невеселая обстановка казалась еще более мрачной.
– Не боись, Наташа, – бодро ответил Степа. – Сейчас мы свечи сообразим…
Он зажег несколько уцелевших огарков. Огонь осветил темные лики икон, но маленькие островки мерцающего света лишь сгустили навалившуюся мглу. Берг нашла еще один огарок и поставила у изголовья Семирадского, рядом с уже погасшим.
– Хорошо бы продержаться до утра, – ни к кому не обращаясь, проговорил Лебедев.
– Утром могут подойти новые, как говорит господин Богораз, монстры, – возразил Арцеулов. – Да и вряд ли они доставят нам подобное удовольствие…
– Похоже, перстень господина Арцеулова все-таки их сдерживает, – с некоторым интересом заметил Богораз. – Очень, очень любопытно…
– Они хотят нас взять изнутри, – перебила Берг. – Господа, неужели вы не чувствуете?
– Да ну, Наташа! – бодро заявил Степа, подходя поближе к девушке. – Отобьемся, чердынь-калуга!
– Спасибо, Косухин, – улыбнулась Берг. – С вами я спокойна…
Арцеулов покосился на Степу, но промолчал. Он понимал, что краснопузый просто бодрится. И вдруг капитан вспомнил совет их странного знакомого Родиона Геннадьевича. Арцеулов поглядел на неподвижное тело Семирадского, еле видное при слабом свете свечного огарка и вздрогнул. Надо отделить голову от туловища. Но зачем?
Ростислав посмотрел на Лебедева, затем на застывшую рядом с телом профессора девушку, на почти незаметного в темноте Богораза. Нет, он не сможет предложить им такое! Гибель профессора и так была для них трагедией. Правда, оставался еще краснопузый…
Арцеулову совершенно не хотелось разговаривать со Степой, но он догадывался, что только Косухин может что-то понимать в происходящем. Капитан чуть поморщился и подошел к Степе. Тот удивленно оглянулся.
– Господин Косухин, давайте отойдем в сторону…
Степа подчинился. Они шагнули в темный угол и остановились рядом с холодной стеной.
– Господин Косухин, – повторил капитан. – Вы… догадываетесь, что нам грозит? Я имею в виду возможности этих… нелюдей.
– Не знаю… – неохотно ответил Степа. – Амба нам всем, видать! Их, гадов, пули не берут. И… Венцлав может мертвяков поднимать. Сам видел…
– Значит, правда… Господин Косухин, мне сказали…
Он не договорил. Внезапно по всей церкви пронесся тихий стон, шедший, казалось, из-под земли. Стены задрожали. Вначале дрожь была мелкой, почти незаметной, но вот послышался треск, заскрипел сдвинутый с места иконостас, потом раздался глухой стук – одна из икон, сорвавшись с места, упала на пол.
– Господа, к центру! – скомандовал Лебедев. – Ближе!
Они стали прямо под куполом, держась плечом к плечу. Арцеулов и Степа загородили собой Наташу. Церковь продолжала дрожать, но к стуку дерева прибавился какой-то новый звук, похожий на скрежет. Он доносился отовсюду – сверху, с боков, но более всего – из-под бревен пола. Казалось, чьи-то гигантские когти скребут из-под земли, пытаясь добраться до людей. Затем вновь послышался стук – били в стены, от чего зашатались и начали сходить с мест доски, закрывавшие окна.
– Похоже на землетрясение, – голос полковника оставался спокойным. – Господа, ваши предложения?
– Уходить надо, – бросил Арцеулов. – Лучше уж к этим псам…
– Посмотрите! – рука Берг указывала куда-то в сторону, но вначале никто даже не понял, что случилось. Арцеулов лишь заметил какое-то странное движение там, где лежало тело профессора. Он всмотрелся – полушубок, которым был накрыт Семирадский, медленно сползал в сторону.
– Боже мой! – полковник перекрестился. – Что же это?
Полушубок дернулся и упал. Тело Семирадского билось об пол, мертвые руки упали вдоль тела, закоченевшие пальцы сводила судорога.
– Куда надо стрелять? – шепнул Арцеулов, склонившись к уху Степы.
– В голову, – Косухин сглотнул. – Где мозг…
Мертвое тело продолжало биться, затем голова дернулась и начала медленно приподниматься. Берг тихо вскрикнула, но сдержалась, закрыв рот рукой. Богораз, растерянно сняв очки, протирал стекла, не очень доверяя собственным глазам. Арцеулов понял, что нужно действовать немедленно.
– Господа! Отойдите ближе к стене, – скомандовал он, доставая револьвер. – Наталья Федоровна, вам лучше отвернуться…
Мертвое тело профессора на миг застыло, затем руки со скрюченными пальцами стали медленно сгибаться в локтях. Мертвец уже не лежал, он полусидел, время от времени подаваясь вперед, словно какая-то неведомая сила поднимала его со смертного ложа.
