В ответ он услышал легкий вздох.
— Сожалею, милорд. Должно быть, вы принимаете меня за безнравственную женщину, но я не такая. Это ошибка, и я обещаю, что она больше не повторится.
Мейсон смотрел, как она выбегает из комнаты, и думал, что Райли глубоко заблуждается. Он не считал ее безнравственной женщиной, и этот вечер не был ошибкой.
Мейсон подозревал, что это только начало.
Он хотел пойти за ней, но, услышав шорох бумаги, остановился. Взглянув под ноги, он увидел, что она забыла свои записи. Он подобрал их и собирался сложить стопкой, когда взгляд его упал на одну из страниц.
«Милорд Эшлин, наша семья никогда не забудет вашу доброту». Слова принадлежали действующему лицу по имени Эвелина.
Очевидно, это была пьеса, в которую брат безрассудно вложил деньги. Поставив ее, Райли намеревалась вернуть ему долг. Видимо, патрон, ссудивший деньги, получал дополнительную привилегию — его имя носил один из героев пьесы.
Ничего удивительного, что Фредди дал Райли столько денег. Мысль обессмертить себя в романтическом герое оказалась слишком соблазнительной для его тщеславного и легкомысленного брата. Внезапно Мейсону пришло в голову, что он никогда не интересовался содержанием пьесы — а это было важно, поскольку от нее зависело будущее его семьи.
Он не сомневался, что Райли не захочет видеть его сегодня после того, как он во второй раз неудачно вмешался в ее личную жизнь. Поэтому он подобрал разрозненные страницы и, усевшись поудобнее в кресло у камина, принялся за чтение.
Сначала он ничего не мог понять: большинство листов содержало примечания, поправки и ссылки на другие сцены. Очевидно, пьеса, на которую Райли возлагала большие надежды, все еще находилась в процессе работы, о чем она не позаботилась ему сообщить.
Насколько он мог судить, героиню, «бедную, преследуемую судьбой Эвелину», насильно выдавали замуж за «гнусного и старого лорда Тэмуорта». А она тосковала по своей утраченной любви, «любимому и преданному Жоффруа».
Романтическая чушь, — проворчал он, просмотрев несколько страниц.
Однако по мере того, как из кусочков складывалась пьеса, Мейсона все больше увлекали приключения Эвелины. Они увлекали его настолько, что, когда на предпоследней странице Эвелина долго объяснялась в любви своему возлюбленному, Мейсон не пропустил ни единого слова. Особый интерес вызвала у него сцена, где героиня собиралась признаться в обмане: «Я не дочь дровосека, на самом деле я…»
Мейсон перевернул страницу, ища продолжения, и неожиданно понял, что она — последняя. Он окинул быстрым взглядом комнату, надеясь найти нужные ему листы. Убедившись в бесполезности поисков, Мейсон неожиданно заметил что-то белое под секретером в другом конце комнаты.
Он соскочил с кресла, подбежал к секретеру и, опустившись на четвереньки, попытался вытащить заинтересовавшую его находку. Наконец ему удалось ухватить пальцами и вытащить листок, но, к его величайшему разочарованию, это оказался титульный лист к пьесе. Надпись на нем все же удивила его: «Завистливая луна», драматическая комедия, представленная актерами театра «Куинз-Гейт»… сочинение Р. Фонтейн».
Райли? Райли написала эту пьесу?
Мейсон присел на корточки и поднес листок к свету, чтобы убедиться, что не ошибся. Глаза не обманули его, автором пьесы была Райли.
Мейсон покачал головой. Эта женщина, которую он считал всего лишь избалованной, испорченной лондонской знаменитостью, прославившейся своими любовными похождениями, не только жила на чердаке своего полуразрушенного театра, донашивала до дыр не раз перешитые платья и долгими часами тяжелого труда держала на плаву свою труппу, но она еще сочиняла пьесы.
Глядя на заметки, сделанные на полях, на вычеркнутые строчки и перекрестные ссылки, покрывавшие страницы, Мейсон понял, как мало он знал о женщине, которую пригласил в свой дом и впустил в жизнь своей семьи.
И понял, как ему хочется получше узнать ее.
Было еще раннее утро, когда Дэл неторопливо вошел в гостиную своей матери. Он подошел к небольшому столику, за которым она играла в пикет с его дядей, герцогом Ивер-тоном.
— Привет, мама, — сказал он и, наклонившись к ней, поцеловал в щеку. — Выигрываете?
— Конечно. — Она указала на лежавшую перед ней кучку монет.
Дэл знал, что его мать жульничает, но никогда не осмеливался упоминать об этом. Кроме того, она всегда чувствовала себя счастливой, когда обыгрывала своего неудачливого партнера.
— Ваша милость, — поклонился он своему почтенному родственнику.
— Дэландер, — произнес дядюшка, откладывая карты, — твоя мать только что сказала мне, что ты решил жениться. Давно пора.
Дэл улыбнулся:
— И на самом настоящем ангеле, прекрасном, как утренняя роза, невинном, как… — Он не смог больше припомнить ничего достаточно невинного и сказал: — Ну, вы меня понимаете.
— Все это очень мило, Алистер, — раздраженно заявила его мать, явно недовольная, что игру прервали в тот момент, когда она выигрывала. — Но мы с твоим дядей никак не могли выяснить, кто эта девица. Ты говоришь, она родственница лорда Эшлина?
— Да. Мисс Райли Сент-Клер. Она только что приехала из деревни.
— Из каких мест? — осведомился дядя.
— Никогда ее о том не спрашивал, — пожал плечами Дэл.
Это не понравилось графине.
— Не могу понять, кем она приходится лорду Эшлину. А ты, Джордж?
Герцог покачал головой:
— Никогда о ней не слышал. А думал, что знаю всех Сент-Клеров. Хотя они странные люди — кто-нибудь может сказать, кем им приходится леди Фелисити?
— Эта слабоумная? — переспросила леди Дэландер. — Да она такая же Сент-Клер, как Биггерс — моя сестра. — Она кивнула в сторону многострадальной горничной, которая, сидя у камина, клевала носом. — Она из Дэлримплов, родственница по материнской линии, причем весьма дальняя. Но мы говорим не о ней, а об этой Райли. Меня беспокоит, что ее родственные связи так неопределенны. Запомни мои слова, Алистер, я не дам согласия на брак, пока мы это не выясним.
— Тогда почему бы вам не сделать этого самой, мама? — беря кусок кекса с тарелки, предложил Дэл. — Почему бы вам не заехать к этой леди завтра? Обещаю, вы будете так же очарованы, как и я, и вам будет все равно, на какой ветке родословного дерева Сент-Клеров она сидит. Райли — истинный образец добродетели.
— Гм, — произнесла леди, — посмотрим.
— Думаю, я поеду с тобой, Жозефина, — сказал герцог. — Давненько я не встречал образцов добродетели.
Глава 10
На следующее утро Мейсон встал в обычное для него время и начал свой день, следуя заведенному порядку, который скрупулезно соблюдал всю свою сознательную жизнь. Опустив руки в таз для умывания, он плеснул ледяной водой в лицо и небритый подбородок. «Порядок… правила… дисциплина, — говорил он себе, беря мыло и бритву, — вот что отличает уважаемого и цивилизованного джентльмена». А не поцелуи с актрисами.
