— Почему?
— Там на него напала одна такая, пришлось ему бежать.
Такую новость Гонората никак не могла пропустить. Прокурор, спасающийся бегством, от одной такой… Стасе пришлось в подробностях описать вечерний скандал, и три девицы, позабыв на некоторое время о своих проблемах, погрузились в чужие страсти.
Гонората первая вернулась к своим баранам. Хлебнув кофейной гущи, она с отвращением отставила чашку и сделала глоток ситро.
— Есть ещё один шанс, — сказала она осторожно. — Можно попробовать. Но всё зависит от тебя.
— Как это?
— Может выйти по УДО. Понятное дело, не прямо сейчас, месяца через три. Но тебе самой надо заявить, что Лёлик никакой не злодей, что ты с расстройства на него наговорила и могла бы с ним помириться, ну, и прочее в таком роде…
— Очень верная мысль, — поддержала Мельницкая, прежде чем Стася успела задуматься.
Та взглянула на подругу:
— Думаешь?..
Мельницкая кивнула:
— Все выигрывают. Его семья, он сам, ну, и ты, конечно. Вовсе не надо сразу к нему в объятия кидаться, но можно спокойно поговорить, объясниться, не обвиняя друг друга в обмане и сговоре. Просто произошло недоразумение, только и всего. Не знаю, может, апелляция что-нибудь даст? Когда она будет?
Ни одна не знала, как и не имела уверенности, повлияет ли на суд изменение Стасиной позиции. Одно было ясно: на сегодняшний приговор, что вот-вот будет вынесен, уже ничто не повлияет. Остаётся надеяться только на будущее, и надежды эти весьма хлипкие.
Как бы там ни было, но по итогам исторической встречи в кафе и Стася, и Гонората констатировали, что начало положено, и зерно будущих договорённостей пало на благодатную почву.
* * *
— Терпеть не могу всех этих умолчаний и недоговорок, а как следствие — всякого рода вранья, — раздраженно заявила Патриция, садясь в автомобиль Зигмунда.
Углядела-таки его «фиат», скромно припаркованный в каком-то дворе под прикрытием развешанного белья. Бельё вряд ли представляло интерес для воров, поскольку состояло из двух здоровенных тряпок, изрядно потрёпанных и местами уже дырявых, пригодных разве что для мытья сточных канав. Если, конечно, мысль о мытье сточных канав вообще придёт кому-то в голову.
Зигмунд собирался как раз выходить, но вернулся на своё место за рулём и выразил удивление.
— Я думал, ты уже всё знаешь. Что ты имеешь в виду?
— Зажицкую. Вы только что расстались. Поскольку во внезапно вспыхнувшую страсть между тобой и этой провинциальной гетерой я ни в жизнь не поверю, значит, у тебя с ней какие-то мутные делишки. Климчака она уже и так подставила, что дальше?
— Ничего. Теперь её задача лечь на дно и затаиться. Я должен иметь уверенность, что она не выкинет очередного фортеля и не станет трепать языком. У твоего прокурора тоже мутные делишки с жертвой, что этой недоизнасилованной нужно?
— Ты заметил?
— Краем глаза.
На обратном пути от пани Ванды к зданию суда Кайтуся заловила Стася. Она явно его караулила и поманила из-за угла. Кайтусь пытался сделать вид, что её не заметил, но Патриция сама безжалостно подтолкнула его к подопечной, любопытствуя, что там за секреты такие. Заявив «холера» и откровенно морщась, Кайтусь отправился за угол.
— Пока не знаю, — ответила на вопрос Зигмунда Патриция. — Зажицкая тебя тоже подкарауливала?
— Наоборот, я её. Конечно, я тут развлекаюсь, как могу, но начинаю подумывать, как бы поскорее развязаться. А для этого следует нейтрализовать некоторых действующих лиц. Самое трудное — эта маленькая гадина. Неподдающаяся. В Познань уже не поедет, засветилась там, но чёрт её знает, что она ещё выкинет и где, надо её здорово припугнуть. Возомнила себя королевской фавориткой…
— У нас нет короля, — с сожалением заметила Патриция. — Первый секретарь района её не устроит? Пусть хоть области, мне не жалко.
— Ей центральная власть понравилась, а особенно аромат безнаказанности…
— Едва повеяло.
— Ага. Дали понюхать и отобрали. Жалко девушку. Она со злости готова и в Климчака вцепиться.
— Свет клином на нём сошёлся? Мне казалось, что между ними всё кончено. А что там с юным отпрыском ведущей и направляющей? Опять же ты говорил, будто враг не дремлет и в отношении романтического папаши. Так чья же возьмёт?
Зигмунд пожал плечами.
— Сие мне неведомо. Сам хотел бы знать. Отчёт, во всяком случае, напишу нейтральный. Неохота терять тёплое местечко и золотую жилу. Увидим, чьё положение более шатко и кого поддержат руководящие товарищи. Это большая буря в общем корыте, и мне, собственно говоря, без разницы, кого от этого самого корыта отставят. Я их всех люблю одинаково.
— Да уж, политический роман дальнего радиуса действия, — презрительно прокомментировала Патриция, открывая дверцу. — Жаль, что нельзя об этом написать.
— Кто сказал? Написать можешь, даже на пергаменте золотыми буквами.
— Только никто не напечатает. Пойду послушаю обоснование приговора.
— Я с тобой. Творчество этого старикана дорогого стоит…
* * *
Пока народ дожидался появления высокочтимого суда, Кайтусь имел возможность полюбоваться на вошедших в зал Патрицию с Зигмундом, мило беседующих и крайне довольных друг другом. Возмущению господина прокурора не было предела. Он чуть было не сорвался с места, чтобы ринуться к наглой парочке и расшвырять их в разные стороны. Одну направо, а другого налево, как можно дальше друг от друга. Однако, будучи человеком интеллигентным и не склонным к рукоприкладству, он сдержал свои агрессивные намерения, тем более что парочка сама пошла ему навстречу и разделилась в полном соответствии с прокурорскими пожеланиями: одна направо, а другой налево. Что позволило представителю обвинения сохранить остатки душевного равновесия.
Зал судебных заседаний был почти полон, все заинтересованные пришли послушать приговор. Появившийся в сопровождении народных заседателей судья не позволил никому сесть, тогда как сам долго вертелся в своём кресле и копался в бумагах. Можно подумать, обоснование приговора занимало добрую сотню страниц, и старый чудак не знал, с которой ему начать. Наконец он отдышался, грохнул молотком и принял решение. У Патриции мелькнула мысль, что ему просто нравится стучать молотком, вот он и молотит почём зря, пользуясь последней в карьере возможностью.
Отбормотав абы как начало, сердитый птеродактиль уже разборчивее закончил:
— …Признать виновным и назначить наказание в виде двух лет лишения свободы. Можно садиться.
Поначалу уселись только Патриция с Зигмундом, остальные продолжали стоять, не выделив двух последних слов из общего потока речи, отбарабаненного без знаков препинания.
Судья бросил неприязненный взгляд на непонятливую аудиторию:
— Обоснование приговора! — рявкнул он, благодаря чему начало обоснования потонуло в грохоте опускаемых сидений.
Скрип и треск продолжались ещё некоторое время, после чего долгожданное содержание стало наконец слышно.
— …Из чего следует, что обвиняемый вёл развратный образ жизни. Одна любовница, одна невеста, а в придачу ещё и потерпевшая Руцкая. Отвергаются показания свидетелей, якобы обвиняемый не относил водку на кухню невесте Карчевской, а выпивал сам. Принимаются показания потерпевшей, что относил…
Чей-то стул жутко заскрипел, а один из заседателей, развернув носовой платок размером с небольшую скатерть, чрезвычайно громко высморкался. Патриция воспользовалась моментом:
— Мне нужен этот документ! — прошипела она в брошку с дикой страстью. — Умру, если не получу! Всё, что хочешь, за бумагу!
Прозвучало это сильнее, чем «полцарства за коня!». У Кайтуся загорелись глаза, и он незаметно кивнул. Получить у судьи лишнюю копию шедевра не представляло труда.
— …Не имея опыта, спаивалась водкой сознательно и без закуски, — городил судья дальше. — Обвиняемому только того и нужно, чем и воспользовался, отвезя её на отдалённый дачный участок, тогда как собирались дома. На месте преступления тащил её за руку и говорил неправду, будто боится собаки. Ударил потерпевшую лицом о капусту и пустил кровь. Ввёл в подвал и в заблуждение, что калитка закрыта, а была открыта. Пострадавшая кричала и поначалу не давала своего согласия на половой контакт, аж распухла…
— Боже, милостивый, кто ему такое написал? — тихонько ахнула Патриция, тогда как судья, сердито замычав, принялся шуршать бумагами. Только с третьей попытки ему удалось перевернуть страницу.
— Исходя из вышеизложенного, признать его виновным… Тьфу, чёрт, не то…
Оказалось, что перевернул сразу две страницы и угодил на окончание. Разгневавшись не на шутку, судья послюнявил палец и смог наконец восстановить нужную последовательность, тем не менее продолжил читку с середины абзаца:
