людям! Как будто это не унижение!
— Ты не знаешь, что такое унижение, сын! — резко сказал гоблин-отец. — Не знаешь! Ты не разбирал дерьмо, я пытался вытащить тебя из всего этого!
— Папа…
— Извини… просто… ты не понимаешь. Люди дали нам шанс. Они принимают нас. И нам стоит показать себя достойно. Понимаю, что ты корчишься, у тебя гонор в крови — это от матери… Но ты тоже должен стать достойным членом людского общества! Я так старался…
— Я стану, отец. Хотя, если честно, мне все это противно.
Гоблин-отец попытался улыбнуться.
— Лучше быть с победителями, чем всю жизнь жить в канаве, сынок. У нас… у тебя будет крыша над головой, будет занятие, будет будущее. Я считаю, что это всяко лучше, чем есть грязь каждый день.
Шнырь подошел к отцу, сел рядом на лавочку и прислонил голову к усталому плечу своего родителя.
— Я знаю. Прости, пап. Просто все это меня выбешивает. Эта работа… она тупая…
— Значит, будем тупыми! — весело произнес гоблин-отец. — Будем как все! Зато будем живы, будем сыты… а там, в будущем, — возможно, что боги принесут нам хорошие вести.
— Боги… — Шнырь цинично хмыкнул. — И кто говорил, что уходит от корней? У людей нет богов, пап. Они запрещены.
— Знаю. Но я уже стар, мне тяжело забыть своих покровителей. А ты постарайся вытряхнуть всю эту дурь из башки — если люди сказали, что богов нет, то пусть так и будет! Молодежи легче быть атеистами, чем нам, старикам…
— Пап…
— Чего, сынок?
— А мы сходим на могилу к маме?
— Да. Через неделю возьму получку и можем сбегать. На выходных. Ты еще будешь здесь?
— Да. У меня командировка. И первое задание.
— Вот молодец! Уже в командировки ездишь! Совсем человеком становишься!
— Пап, хватит… меня просто курьером взяли, чего ты начинаешь…
— Сынок, запомни, нет работы лучше, чем курьер. Вдали от начальства, ближе к земле. И ты полезен. Ты же всегда хотел быть полезным, правда?
— Да, папа. Я тебя люблю.
— Я тебя тоже, сынок, — гоблин-отец ласково погладил сына по голове. — Я тебя тоже.
— А кто у нас делает почту? — нагло спросила Рунная, вбегая в соседний кабинет.
— А что случилось? — спросила госпожа Хомяковна, с ненавистью смотря на свою вторую начальницу.
Конечно, жутко было представлять Рунную своей начальницей, но теперь она стала любовницей Коммерческого, а согласно Регламенту это считается несомненным повышением в статусе.
— Да хотела выяснить — а почему мы не делаем сопроводительные к письмам? — невинно хлопая глазами, спросила Рунная.
— Сопроводительные? — усмехнулась Бегетта, поедая уже десятую булочку за день. — А зачем нам это нужно? Чай не громадный бизнес тут…
— Ну, я недавно поговорила с Коммерческим, — последнее слово Рунная произнесла с томным придыханием, — и мы решили, что фирма нуждается в развитии. Понимаете, девочки?
«Мы решили?» — подумала про себя госпожа Хомяковна.
— Так что? — не унималась Рунная. — Кто у нас занимается почтой?
— Хомяковна, что молчишь? — раздраженно спросила у своей подчиненной Бегетта. — Или ты уже не занимаешься почтой?
— Занимаюсь, — сухо произнесла госпожа Хомяковна. — Много чем занимаюсь!
— Ты мне еще подерзи, — прошипела Главная, уничтожая уже двенадцатую булку за день.
— А, ну хорошо, — обрадовалась Рунная, хлопая в ладоши словно маленькая девочка. — Значит, ты и будешь делать сопроводительные, Хомяковна, ладно? Это ради развития, мы же одна команда, да?
— А зачем эти сопроводительные? — не поняла госпожа Хомяковна.
— Ради приличия, а как иначе? — Рунная всплеснула руками, словно удивляясь непроходимой тупости помощницы бухгалтера. — В приличных фирмах к исходящей корреспонденции прикладывают вежливую сопроводиловку с приветственным посланием, описью вложения, пожеланием хорошего дня… Хомяковна, ты чего, ты откуда родом? С родителями все хорошо?
— Ладно… — сдалась Хомяковна. — Но это же займет время. Остальные дела…
— Ты также обязана будешь успевать, — закончила за свою подчиненную Бегетта. — А как иначе? Кому сейчас легко? Думаешь, у нас с Рунной работы мало? Ты чего, Хомяковна?
Госпожа Хомяковна затихла. Ей почему-то стало совсем грустно. Не то чтобы хотелось плакать, не то чтобы хотелось причитать и жаловаться. Просто она почувствовала себя неожиданно… одинокой и брошенной.
— И, кстати… — Рунная явно не собиралась заканчивать разговор. — Я видела реестр исходящих писем…
— Да, — поникшим голосом произнесла госпожа Хомяковна. — Я его тоже делаю.
— А входящие? Входящую корреспонденцию кто разбирает?
— Тоже я.
— А реестра почему нет? Я недавно интересовалась — а не приходил ли мне нужный договор? И я даже не знаю… где взять информацию?
— Так можно посмотреть в папке с договорами… — осторожно предложила госпожа Хомяковна.
— Мне? — удивилась Рунная. — Мне? Смотреть? В папку? Ты меня за кого принимаешь? Я вообще-то главная и…
Тут она поймала на себя взгляд Бегетты. Очень тяжелый взгляд.
— Точнее, не только я, — Рунная мило улыбнулась и сделала извинительный реверанс в сторону Бегетты. — И даже если ты предлагаешь смотреть в папочки, Хомяковна… хотя такое даже предлагать стыдно, это твоя обязанность! Но все же… если смотреть… то должен быть реестр договоров, правда?
— И сколько еще реестров вам нужно? — терпение госпожи Хомяковны явно начало подходить к концу.
Рунная, наверное, почувствовала, что скоро будет взрыв, поэтому поспешила ретироваться к своему столу.
— Приступайте к работе, — напоследок бросила она, убегая.
Госпожа Хомяковна тихо выругалась.
— Главная она… ишь ты… — прошипела Бегетта. — Главной может быть только один бухгалтер, и сегодня это я! Поняла, Хомяковна? Не смей ей подлизывать и строить глазки!
Госпожа Хомяковна кивнула.
— И ты платежки подготовила? Завтра в банк идти, — напомнила своей подчиненной Главная.
— Я хотела сегодня почитать про трудоустройство гоблинов…
— Вот чего! Вечером почитаешь или даже ночью! Это не мой участок, поняла? Ты сначала сделай мои дела, а потом уже, в свободное от работы время, делай другую работу. Гоблинов она читать вознамерилась, видите ли… платежки делай!
— Ладно.
В печатной ничем не пахло. В принципе, ничего удивительно, но Шнырь очень надеялся хоть на какие-то запахи. Сырость, легкая кислинка на кончике языка, спертый воздух… хоть что-то.
Но в печатной вообще ничего не ощущалось. Будто все вымерло.
— Чего тебе? — грубо рявкнул пожилой дворф, отирая щербатое лицо от слез тыльной стороной ладони. — Пришел позлорадствовать?
— Нет, — покачал головой Шнырь, осматриваясь.
Вроде успели. Городские говорили, что владелец «Вестей Брентона» обанкротился, а теперь собирается распродавать все имущество с молотка. К счастью, печатные станки все еще стояли на месте. И даже бумага присутствовала. Очень много бумаги.
— Продаете? — уточнил гоблин у хозяина.
— А тебе какое дело? Чего пришел? Не продаю я нихера… кому нужна такая рухлядь…
Дворф вновь заплакал. Рядом с ним выставились в бесконечный ряд пустые пивные банки,
