Нет, среди защитников города были и настоящие багатуры — четверо охранников дома у рыночной площади, завалив мебелью единственную входную дверь, сдерживали натиск двух полных рук воинов почти целый час. А когда над их головами заскрипела черепица, и они поняли, что по крыше крадутся забравшиеся туда степняки, то зарубили своих хозяев и бросились на мечи.
Зря: в роду Алвара нашлось бы место для каждого из них. Ибо, как говорил Субэдэ-бали, 'Чтобы воспитать воина, хватит пятнадцати лет. Чтобы воспитать багатура, недостаточно жизни. Поэтому воины — пыль земли. А багатуры — ее соль. Соль, которая придает вкус земному существованию…'
Он, Алван, был полностью согласен с богом: ведь две полные руки воинов и еще четыре человека из шести рук, посланных им в длинную-юрту-для-солдат, уже никогда не вернутся к своим сыновьям. И из них никогда не вырастут багатуры. Такие, как те два лайши, которые и забрали их жизни…
Двое. Отец и сын. Вцепившиеся в мечи еще до того, как проснуться. И оказавшиеся в узком коридоре, ведущем на второй этаж юрты раньше, чем режущие всех подряд воины Алвана! С ума сойти — эти отпрыски Хелмасты, встав спиной к спине, отправляли во Мрак всех тех, кто оказывался на расстоянии выпада. И бились даже тогда, когда одна рука воинов, взобравшаяся на второй этаж по стене, ударила им в спину.
Сабли, копья, арканы, строй, закрывающийся щитами — эти двое танцевали со Смертью так хорошо, что ичитай Даргин из рода Ошт позвал в длинную-юрту-для-солдат его, Алвана. А он, как полагается верному сыну Субэдэ-бали, даровал им право Выбора. Забыв про то, что они — лайши.
Увы, войти в его род воины не согласились. Так же, как не согласились и разделить с ним чашу с кумысом. Однако Алван не расстроился: перед тем, как уйти на север, оставив за своими спинами догорающий Ош-иштар, багатуры преподнесли ему дар. Лучший из тех, который он мог бы представить. Они назвали его Алван-берзом. То есть вождем вождей. И это было услышано. Всеми. Ибо устами багатуров говорит сам Субэдэ-бали. И это знают даже дети.
Правда, для самого Алвана их слова оставались просто словами еще долго. До того самого момента, когда он выбрался из полыхающего Ош-иштара, и, поднявшись на тот самый бархан, на котором услышал рык Дэзири-шо, приказал Касыму начинать делить добычу. И, увидев, как его побратим выталкивает на Белую кошму десяток заплаканных женщин, вдруг понял, что вся взятая в Ош-иштаре добыча — лишь тлен. Пыль, осевшая на губах после песчаной бури. Ибо что может сравниться со славой, ожидающей его в краю холодных зим? С той самой, которая может вознести его вровень с великим Атгизом Сотрясателем Земли, некогда предавшим огню половину Диенна? Ничего. Ни женщины, ни оружие, ни кони. Поэтому, равнодушно скользнув взглядом по выглядывающей из разрыва платья обнаженной груди одной из девчушек, он перевел взгляд на тоненькую полоску смятой травы, оставшейся за уходящими на север багатурами. И… вздрогнул: прямая, как стрела, полоса тоже была знамением! Знаком, поданным ему Субэдэ-бали!
'Благодарю тебя, о, Великий!!!' — склонив голову и приложив к груди правый кулак, подумал он. — 'И совсем скоро я направлю туда бег своего коня…'
— И-и-и-э-э-эрррау-у-у-у… — удовлетворенно ухнул Дэзири-шо. Подтверждая, что Субэдэ-бали принял данную ему клятву…
— Дэзири-шо? Опять? — забыв про зажатую в руке золотую чашу, выдохнул мгновенно оказавшийся рядом с Алваном Касым.
— Да, опять! — усмехнулся будущий берз. И, показав пальцем на пылающий город, добавил: — Ибо это — только начало: мы пойдем на север!
— То есть… тебя услышали? — вытаращив глаза, прошептал побратим.
— Да…
— О-о-о!!! — восторженно выдохнул воин. Потом посерьезнел, выхватил из ножен саблю и… упал на одно колено: — О, Алван-берз! Я, Касым, сын Шакрая, отдаю тебе свое оружие и свою жизнь…
Над барханом установилась мертвая тишина. Воины рода, услышав первые слова Клятвы Клятв, пытались понять, что заставило их родственника вспомнить эти полузабытые слова. А пленницы, кожей почувствовавшие важность происходящего, на всякий случай старались даже не дышать.
'Клятва Клятв? Мне, Алвану, сын Давтала? Мужчине из рода Надзир, о котором не слышала половина Степи? Впрочем, что тут странного? Ведь не кому-нибудь, а мне дважды прорычал Дэзири-шо. Не для кого-нибудь, а для меня Субэдэ-бали пустил на Север стрелу из травы. И… не кого-нибудь, а меня лайши назвали берзом…'
— И-и-и-э-э-эрррау-у-у-у… — глухой рык, прокатившийся по степи третий раз за это утро, заставил Алвана прервать свои размышления.
— Встань, Касым-шири! — голосом, не терпящим возражений, приказал Алван. — Ты услышан…
Воин мгновенно оказался на ногах, развернулся лицом по направлению, откуда раздался рык Дэзири-шо, и, прижав саблю ко лбу, выдохнул:
— Благодарю тебя, о Субэдэ-бали…
Потом перевел взгляд на Алвана и добавил:
— Благодарю тебя, о Алван-берз…
'Это — первая Клятва Клятв, которую тебе дадут…' — прозвучало в голове у Алвана. — 'Их будет много. Ибо Север велик. И для того, чтобы захватить десятки городов и сотни деревень, тебе придется объединить под своей рукой всю Степь. До последнего воина…'
'А я смогу?' — спросил себя Алван.
''Иди и возьми!' — сказал тебе сын севера, не испугавшийся прийти в Степь в одиночку' — напомнил Голос. — ''Иди и возьми…' — его губами произнес Субэдэ-бали… 'Иди и возьми…' — прорычал Дэзири-шо…''
'Пойду и возьму…' — глядя на закопченные стены первого поверженного им города, подумал Алван-берз. Потом набрал в грудь воздух, вскинул над головой сжатый кулак и заорал:
— Алла-а-а!!!!
— Алла-а-а!!! — подхватили его воины. И над Степью раскололось небо…
Глава 21. Аурон Утерс, граф Вэлш
…— Ты что, ослеп? Я тут, справа! Вернее, уже слева! А теперь — за твоей спиной! Да что с тобой, Ронни? Давай уже, шевелись! И это ты называешь уходом от удара? Слишком медленно, мальчик мой! Слишком!!! Мда… Эта попытка тоже никуда не годится: скручивание корпуса должно быть быстрым, как бросок змеи. Или удар молнии. Пропустил мимо себя удар — и в атаку… А ты двигаешься, как новорожденный теленок… И чему я тебя учил?…Все, ты — труп… Дважды… Нет, трижды… Да брось уже мечи — руки я тебе отрубил… Эх, чему я тебя учил все это время?…Ладно, дуй в Угол — поработаем над скоростью твоего передвижения…
— Опять в темноте? — мрачно спрашиваю я. И, встав с пола, обреченно бреду к указанному месту.
— Разве это — темнота? — удивленно спрашивает Кузнечик. — По-моему, света тут предостаточно…
…Действительно, разве это темнота? Свеча горит? Горит. Что-то там освещает? Освещает. А то, что подсвечник стоит в дальнем от меня углу комнаты, за поставленным вертикально щитом, на который, для 'полного счастья', наброшена еще и воловья шкура — это ерунда. Мелочи. Ведь если в комнате есть горящая свеча, значит, я должен видеть. Все. Пол, стены, мебель и даже потолок. А еще противника, его движения, направление взгляда. Ну, и реагировать на них.
