приличного объекта, за который стоит воевать. Лично мы против наркоты, жупеевцы тоже против наркотиков, вот и консенсус образовался.
На поиски Франта Лысый отрядил некоторые ресурсы, но Франт, как сквозь землю провалился вместе со своим шофёром и машиной. Теперь можно и городишко к руками прибирать, а начать надо с депутатов. Особенно с депутата от Жупеево.
И разгорелся торг, как на базаре. «Франты», естественно, всегда готовы переметнуться к другой кормушке и набивали себе цену, а «Лысые» всячески занижали стоимость голоса депутатов из опарафиневшейся фракции.
Над грызнёй этих двух уважаемых фракций наблюдали три внефракционных депутата. Им весело наблюдать над этой сварой и ехидно комментировать происходящее. У самой этой троицы не имелось никаких точек соприкосновения, такие они все разные, но судьба сделала их на время ситуативными союзниками. В дрязги с коллегами они никогда не вступали, но веселились от происходящего от всей души. При голосовании они всегда воздерживались, поэтому две противоборствующие группировки их не брали в расчёт.
Первым в оппозиционной троице состоял семидесятилетний дед Найдёнов Вилен Кимович — ультраортодоксальный коммунист Ленинского толка. Вторым значился человек, на два года моложе Найдёнова. Это доктор Бутенко Роман Яковлевич. Он избирался в Думу как раз от посёлка Жупеево, а трудился он в Жупеевской больнице, которая ещё почему-то окончательно не закрылась, несмотря на реформы по оптимизации здравоохранения. Третий их коллега — Мохов Иван Трофимович числился директором местного кладбища. Но знающие люди не заблуждались относительно этой личности, так как Мохов являлся представителем самой настоящей кладбищенской мафии, с которой считались все остальные преступные группировки, и даже не думали конфликтовать с кладбищенскими. Те не лезли в чужой бизнес, но и в свой не позволяли никому лезть со своими грязными руками и намерениями. Связываться с «ритуальщиками», тем более быковать перед ними, совершенно чревато. Вот такие три разных человека периодически приходили на заседания Думы, но, практически ничего не делали, только ехидничали. Но, со временем они как-то сдружились, несмотря на отсутствие хоть каких-то общих интересов. Их только связывало любопытство: чего ещё отчебучат их коллеги. Сейчас, на очередном заседании, они, как всегда, сидели все вместе и ехидно обсуждали перебранку «Лысых» и «Франтов».
Доктор Бутенко: Красиво «Лысые» «Франтов» глупыми назначили из-за событий связанных с Чекмарёвым. Казус, однако.
Коммунист Найдёнов: Люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими, социальными фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех или иных классов.
Мохов: Красиво говоришь Вилен Кимович.
Коммунист Найдёнов: Это великий Ленин сказал. Он видел сквозь века.
Доктор Бутенко: Я Чекмарёва давно знаю по Жупеево. Вполне адекватный человек. Сомневаюсь, что это он решил войну устроить. Впрочем, вменяемость не является предметом нашего выбора, и не всё решает воля.
Коммунист Найдёнов: Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя!
Мохов: Если вашего Ленина, дорогой Вилен Кимович, официально признают мёртвым и похоронят на кладбище, желательно на моём, то вы, коммунисты, сможете претендовать на его жилплощадь возле Кремля.
Коммунист Найдёнов: Я вам, олигархам, так скажу. Богатые и жулики, это — две стороны одной медали, это — два главных разряда паразитов, вскормленных капитализмом, этих врагов надо взять под особый надзор всего населения, с ними надо расправляться, при малейшем нарушении ими правил и законов общества, беспощадно.
Доктор Бутенко: Но, если это всё сотворил Чекмарёв, то мой ему респект и уважуха.
Коммунист Найдёнов: Какая глыба, а? Какой матёрый человечище!
Мохов: Лучше находиться в политическом цирке, чем на политическом кладбище. Отвечаю.
Доктор Бутенко: Смотрите, как бодро и оптимистично ругаются «Лысые» на «Франтов». Ставлю на «Лысых».
Коммунист Найдёнов: Отчаяние свойственно тем, кто не понимает причин зла, не видит выхода, не способен бороться. Поменьше политической трескотни. Поменьше интеллигентских рассуждений. Поближе к жизни.
Мохов: Ага. Настоящий оптимист даже на кладбище вместо крестов видит плюсы.
Вот так они общались, спаянные только ироничным отношением к коллегам. Они даже начали друг друга уважать. Мохов уважал Бутенко за то, что тот, как хирург, был крупным поставщиком клиентов для его предприятия. У доктора за его практику образовалось своё миникладбище. Оба они уважали старого коммуниста за его фанатизм и непоколебимую веру в Ленинское учение. Мохов, как никто другой, хорошо знал, что большевики, как и хирурги, были большими любителями увеличивать кладбища, за что им большой респект. Доктора и коммунист уважал, так как уже возраст и болячки. Короче говоря, эти трое друг друга уважали. Не уважали они только своих коллег-депутатов за их продажность. Со временем они стали больше доверять друг другу, и разговоры их становились всё раскованней и откровенней. Мохов постоянно рассказывал про своё кладбище, да у него вообще все темы крутились вокруг кладбища. Доктор сыпал медицинскими терминами и рассказывал курьёзы, связанные с его профессией, а коммунист говорил исключительно словами великого Ленина. Оказывается, Ленин был знатоком любой темы. Но все вместе они являлись горячими патриотами своего края.
— Слушайте мужики, что недавно на моём кладбище произошло, — излагал Мохов очередную рассказку. — Собрались как-то вечером на моём Комаровском кладбище вампир, вурдалак и упырь. Заспорили кровососы, кто из них изящнее может кровь, понимаешь, сосать из православного христианина. Спорили, спорили да и сгинули: всю их кровь наши Комаровские комары выпили.
— Вот, что я подумал, мужики, — вдруг заявил доктор. — А не собраться ли нам в моём Жупеево? Есть у нас там красивая забегаловка, «Пончиковая» называется: посидим, потрендим за жизнь.
Два его ситуативных друга с благодарностью приняли предложение: а чего не посидеть в «пончиковой». Поближе к электорату, и всё такое. Мы же демократы.
— Буржуазия вынуждена лицемерить и называть «общенародной властью» или демократией вообще, или чистой демократией демократическую республику, на деле представляющую из себя диктатуру буржуазии, диктатуру эксплуататоров над трудящимися массами, — не соглашался с таким тезисом о демократии Вилен Кимович.
— Однако, и коммунизм мы не смогли к 1980 году построить, — констатировал доктор.
— Коммунизм в нашей стране построить, оно конечно, можно, — хмыкнул Мохов, но только тогда, когда тридцать раков на Эвересте споют хором Интернационал.
Консенсуса, депутаты, ни по каким вопросам не смогли добиться, но это не помешало им общаться:
— В жизни всегда так, — констатировал Мохов. — Читая надгробные надписи, убеждаешься, что полного единодушия нет даже на моём кладбище.
Несмотря на политические и мировоззренческие противоречия три почтенных депутата, через пару дней встретились в Жупеевской «Пончиковой». А что, ничего так заведеньице. Скромно так всё и весьма прилично. Детишки забегают, на стенах интересные картины, и запахи умопомрачительные.
— Что ж вы
