Для этого Матис перебрал оружие в арсенале, разделив еще годное к применению от непригодного. Старые и худые аркебузы и мортиры отправились в плавильную печь. За ними последовали бронза и олово, полученное из кубков, кружек и отслужившего свое или сломанного инструмента. Ульрих вместе с остальными стражниками обшарил все углы крепости в поисках пригодного материала. В ход пошло даже несколько старых горшков кухарки Хедвиг и надтреснутый колокол из крепостной часовни. В конце концов металла набралось достаточно, чтобы приступить к переплавке.
– Черт возьми, да Эрфенштайн в жизни не принимал таких мудрых решений, как теперь, – приговаривал Ульрих.
Стоя на лестнице, прислоненной к печи в пару шагов высотой, он отправил в дымившееся отверстие очередную оловянную кружку. Отсюда было рукой подать до выстроенной из красного песчаника и богато украшенной церкви, однако Матис, Ульрих и остальные стражники жили в собственном дымном, пропитанном ядовитыми испарениями мире.
– Мы еще покажем этому ублюдку фон Вертингену, – проворчал Ульрих, завороженный видом бурлящей раскаленной массы.
С тех пор как они взялись за работу, старый орудийщик стал пить гораздо меньше. Казалось, Матис заразил его своим воодушевлением.
– Мы просто вышибем у него крепость из-под задницы! – весело продолжал Ульрих. – Вот увидишь, нам даже ландскнехты этого юного графа не понадобятся!
Он рассмеялся, и Матис сам невольно улыбнулся. Но улыбка сошла с его лица, стоило ему подумать о полном упрека взгляде отца.
«Неужели так трудно понять, что времена меняются? – думал Матис. – Почему я слышу от него одни лишь упреки?»
Бронза плавилась добрых полдня, пока не стала красной и текучей, как лава. Потом Матис открыл выпускное отверстие, и дымящаяся масса полилась по глиняной трубке в готовую форму, установленную в яме под печью. Через два дня, когда сплав охладился, настал напряженный момент: пришло время разбить внешний слой глины. Взорам их предстала громадная пушка длиной в два шага и с жерлом размером с детскую голову. Орудие получилось крепким, монолитным и без единой трещинки.
Матис выдержал свой экзамен.
Он счастливо улыбнулся. Орудие получилось именно таким, каким представлялось ему в мечтах. Громадное и массивное – смертельное оружие в руках того, кто умел с ним обращаться. И Матис расшибется, но докажет всем, что ему это под силу. В том числе своему отцу.
В один из последующих дней, когда Матис наждаком очищал дуло от последних шероховатостей, он вдруг почувствовал, что кто-то заглядывал ему через плечо. Юноша обернулся: позади него стояла Агнес и насмешливо усмехалась. Неужели она проделала сюда такой долгий путь лишь для того, чтобы нагрянуть к нему без предупреждения?
– Можно подумать, что ты и не думаешь ни о чем другом, кроме этой чертовой пушки, – сказала она с едва заметным упреком в голосе. – Если так и дальше пойдет, ты спать с ней начнешь.
Матис лишь развел руками, извиняясь. В последние недели он действительно больше времени проводил возле пушки, чем с Агнес. С другой стороны, это она предложила отцу выпустить его из заточения и назначить орудийных дел мастером.
– Черная работа уже позади, – ответил он, поднимаясь. Лицо и руки его были черными от работы. – Теперь осталось только вычистить и отполировать. Конечно, надо еще лафеты соорудить. Ульрих с остальными как раз отправился к угольным кучам, поискать подходящие бревна.
– Лафеты? – Агнес непонимающе взглянула на друга.
Матис с гордым видом обошел орудие.
– Раньше передвигать орудия было очень тяжело, я уж не говорю о том, чтобы точно прицелиться, – начал он с воодушевлением мальчишки, который хвастался игрушкой. – Отдача была чудовищная, к тому же большинство ядер пролетало мимо. Поэтому орудия догадались устанавливать на подвижные основания – те самые лафеты. С помощью во́рота орудие можно свободно перемещать и наводить.
Он показал на два штифта, торчавших по бокам пушки.
– Сюда мы потом установим ворот. Я прочитал про это в одной из артиллерийских книг в библиотеке.
– Ага, – кивнула Агнес.
Непохоже было, что его объяснения пробудили в ней интерес. Девушка уселась верхом на пушку и задумчиво взглянула на Матиса.
– Я в последнее время тоже несколько раз заглядывала в библиотеку, – проговорила она. – Решила, что смогу еще что-нибудь разузнать о сновидениях из книги отца Тристана. Только эта книга…
Агнес помедлила.
Матис рассеянно кивнул и смахнул золотистый локон с перепачканного лица. Агнес не раз рассказывала ему о повторяющихся сновидениях. Ей постоянно снился Трифельс, каким он был много лет назад, и всякий раз некий юный рыцарь предостерегал ее от кольца Барбароссы. А отец Тристан даже показывал ей книгу, в которой этот юноша был изображен.
– Что с этой книгой? – спросил наконец Матис.
Агнес пожала плечами:
– Ну, она куда-то подевалась. Я всюду ее искала. Мне даже кажется, что отец Тристан почему-то спрятал ее. – она со злостью стукнула по орудию, так что оно тихонько загудело. – Мне столько всего хочется расспросить, но всякий раз, когда я заговариваю о кольце или сновидениях, он отмахивается от меня!
– Наверное, он хочет, чтобы ты жила в настоящем и поменьше ворошила прошлое… – Матис улыбнулся: – Я слышал, ты уже в почете среди крестьян. Должно быть, ты хорошо помогаешь отцу Тристану в уходе за больными.
– Возможно. И все равно зачастую смерть оказывается сильнее… – Агнес с грустью покачала головой. – Вот и вчера прямо у нас на руках умерла девочка четырех лет. Лихорадка и диарея буквально высушили ее, осталась одна пустая оболочка. Я иногда думаю: зачем Господу отправлять нас в этот мир, если людям приходится так страдать!.. – Она беспокойно взглянула на Матиса: – А твой отец, кстати, как? Я и не помню, когда в последний раз его видела.
– Старик неплохо держится, – ответил Матис. – Но мне кажется, дым из горна вконец разъел ему легкие. Он слабеет с каждым днем. Но при этом находит силы, чтобы осыпать меня упреками.
Агнес пододвинулась к юноше.
– Не сердись на него так, – сказала она мягко. – Ты подорвал его доверие, и придется немного подождать, пока все встанет на свои места.
Девушка наклонилась к нему и коснулась его щеки.
– Матис… что касается нас с тобой… – начала она нерешительно. – Иногда мне кажется…
Но Матис отстранился от нее.
– Ты же знаешь, что сказал твой отец, – пробормотал он смущенно. – Он не желает видеть нас вместе. Иначе снова бросит меня в тюрьму.
Агнес закатила глаза.
– Поговорить-то нам еще можно. К тому же отец сейчас далеко, в крепости. Так чего же ты боишься?
Не взглянув на Агнес, Матис снова взялся за наждак и принялся шлифовать дуло.
– Нужно еще вычистить жерло, чтобы завтра приняться за лафеты…
– Хоть на минуту забудь о своих лафетах! – прошипела Агнес. – Речь идет о нас с тобой! Если мы…
Она замолчала на полуслове, краем глаза заметив бегущего к ним Ульриха Райхарта. Размахивая руками, взволнованный орудийщик сбежал по извилистой тропе и, задыхаясь, остановился перед друзьями.
– Господи, что такое? – спросил Матис. – На вырубке кто-то пострадал? С Гюнтером что-то стряслось или еще с кем-то?
Райхарт помотал головой. Он никак не мог отдышаться, и слова давались ему с трудом.
– Мы… нашли труп в угольных кучах, – выдавил он. – Он изуродован до неузнаваемости! Но, Богом клянусь, это наш казначей Хайдельсхайм.
* * *
Место, где обнаружили труп, было окутано клубами черного дыма, и поначалу Матис едва ли мог что-нибудь разглядеть.
Несколько недель назад Ульрих вместе со стражниками сложил две угольные кучи в хвойном лесу неподалеку от Трифельса. Одна из них еще сильно дымила. Выкапывая яму для следующего костра, они наткнулись на разлагающийся труп.
Матис присел на краю ямы и потер красные от дыма глаза. То, что там лежало, когда-то определенно было человеком. Был ли это Мартин фон Хайдельсхайм, с первого взгляда определить было трудно. Зарытое в землю тело оказалось защищенным от диких зверей, но было уже обезображено следами разложения. Более-менее сохранилась только одежда. На трупе были узкие брюки, разодранная рубаха и простой камзол, покрытый пятнами крови. Агнес зажала рот ладонью и отвернулась, чтобы сдержать рвотные позывы. С почтительного расстояния она наконец кивнула Матису.
– Это… Хайдельсхайм, – заключила она слабым голосом. – Никаких сомнений. Рост и волосы как у него, и одежда мне знакома. Этот камзол был на нем в тот день, когда я в последний раз видела его в конюшне.
Остальные стояли на краю ямы и, скрестив руки, моча смотрели на останки казначея.
В конце концов Матис и Ульрих спустились в яму. Задержав дыхание, они погрузили труп на импровизированные носилки из тонких стволов и хвороста, подняли его наверх и положили в стороне от дымящейся ямы.
