немого изумления)
— Ну, к самому приличному! — чёрт, не то, не так. — К дому любовных утех! Мне очень надо, правда!
(Взгляд, полный разбухающего праведного негодования)
— Э-э-э, не там, где мужчины, а там, где женщины! — чёрт, чёрт, чёрт, снова звучит как-то двусмысленно…
(Взгляд, полный искренней чистой ярости, рот уже приоткрывается, видимо, для морализаторской отповеди)
— Там, где цветочек такой рядом со входом, деревянный, — жалобно мяукаю я, делая шаг назад. — Ладно, извинит…
— Что такое, дорогой?! — дородная дама с волосами густо-бордового цвета возникает рядом, оглядывает меня с головы до ног взглядом коррумпированной директрисы элитной гимназии. — Что хочет от тебя эта юная лирта?!
— Лирта хочет вступить на путь порока и разврата, — пафосно выдаёт мнимый сластолюбец, на поверку оказавшийся достойным и верным супругом — ну, или просто я выбрала неудачный момент, не учтя находящуюся рядом строгую супружницу. — Ищет дом любовных утех, ты можешь только себе вообразить, Адриния?! Молодёжь совсем распустилась, а на вид приличная юная… Да ещё и спрашивает у меня — у меня! — дорогу! Ужасно! Как будто я могу знать такие вещи! — возмущённо махнув рукой, мужчина гневно удаляется и скрывается за дверью двухэтажного домика.
— Дом утех?!
— Женский, — буркаю я, пытаясь отыскать взглядом Ксамурра Второго. — "Приют Камиллы". Простите за беспокойство, ваш лирт тут совершенно не при…
— Дом утех лирты Клариссы находится в двух тысячах шагов к закату Луавы от Лиловой площади, — неожиданно мирно, даже с лёгким озорством выдаёт почтенная дама. — А Лиловую площадь найти нетрудно, направление указывают фонари!
— Не знала, — только и смогла произнести я. — Ну… эээ… Спасибо…
— Удачи, юная лирта!
Мой сегодняшний ангел, неожиданно легко для столь корпулентной комплекции развернувшийся на сто восемьдесят градусов, полетел вслед за муженьком. А я изучила кончик изогнутого фонаря, где всё ещё висел мой портрет с непонятной надписью под ним. И пошла.
Некроксамурр догнал меня через пару минут.
Глава 32
Девицы в "Приюте Камиллы" встретили меня, как родную. Угостили жареным, пахнущим дымом и незнакомыми мне специями мясом — интересно, где только нашли, со вздохами пожаловались на лирта Артлана, который не может меня забыть и до сих пор вспоминает "дивную лирту с волосами цвета киртанов" — местных колокольчиков. Дали платье, со смехом посетовав на то, что это уже входит в традицию, дружно похихикали над моей предсказуемой реакцией на магрское бордельное нижнее бельё, один из пыточных инструментов инквизиции, не иначе — но, к сожалению, другого у них не нашлось. Оказалось, мясо требуют иногда «даровитые» клиенты, им же я была обязана постоянным наличием запасного гардероба: в пылу страсти или злости многие клиенты портили одежду жриц продажной любви.
— Спасибо! — искренне сказала я, стоя на пороге душа и мысленно благодаря Единую и прочие высшие силы, что я оказалась в мире с относительно развитой канализацией, и для того, чтобы помыться, есть отдельная комнатка с подобием душа, а не ведёрко с ледяной водой во дворе или пахнущая тиной мутная речка с десятком любителей деревенского стриптиза в ближайших кустах.
Света в ванной комнате было мало, небольшое окошко под потолком и всё. Мочалка, напоминающая спутанный клубок пушистых упругих трав — интересно, как это она не гниёт? Магия, не иначе. Вместо шампуня — кусок твёрдого мыла неопределённой формы, на ощупь более мягкий, мылкий и липкий, нежели земной магазинный аналог, пряно пахнущий травами и отчего-то мёдом.
Я медленно, тщательно намыливала волосы — интересно, а можно, чтобы при возвращении назад волосы остались бы такими, как сейчас? В целом, люди здесь красивее, чем там, на земле. Март, помнится, говорил о том, что у обладающих донумами сохранилась часть их «звериной» природы: когти, длинные и густые волосы, иногда — повышенная скорость реакции, отличное зрение, физическая сила…
Когти и когти. Ну и пусть, не мешают. Не хвост — и то хорошо.
Рука с проступившим магическим атавизмом, сжимала влажную пенящуюся губку, скользила по гладкой коже, щекотка от острых кончиков когтей оказалась даже приятна. Красивое тело, это и без зеркало очевидно. Почти совершенное, хотя изменения, отличия от моего настоящего были едва заметны — чуть более пропорциональное, чуть более вытянутое. Словно заслуженный скульптор взял в руки творение менее опытного коллеги и парой уверенных движений натруженных рук довёл его задумку до нужной кондиции.
Такой я и ощущаю себя сейчас — доведённой до изначального божественного замысла. Правильной.
Жаль будет это потерять, если… когда я вернусь. Даже с учётом всех опасностей, всех угроз, не знаю, как я смогу существовать дальше, навсегда оставив в прошлом мир с пушистыми одуванчиками-гигантами, уродливыми кварками, котами-скелетами, мир, пахнущий травами… Оказалось, что без интернета, мобильной связи и прочей техники вполне можно обходиться. Волшебный мир, где я, ходячее недоразумение, за двадцать лет не встретившая своего мужчину и не нашедшая своё призвание, почувствовала себя живой.
Когти-ногти зацепились за что-то на плече. Словно к коже прилипла какая-то плёнка. Я, всё ещё пребывая в ностальгической задумчивости, потянула за неё — и не смогла оторвать. Больно не было, но кожа натянулась, словно то самое, мешающее, приклеили к ней суперклеем.
Что за ерунда?
Я покрутилась, пытаясь разглядеть, что именно там такое, наконец, разозлившись, смыла с себя пену, завернулась в большой кусок ткани, напоминающей на ощупь классическое хлопчатобумажное кухонное полотенце, выбралась в предоставленную мне щедрой Клариссой комнатёнку, точную копию той, в которой жила в первый свой визит сюда. Отыскала в шкафу зеркальную пластинку — недешёвое удовольствие, но всё-таки жрицам любовных утех надо было следить за внешностью, и лирта Кларисса пошла на такие траты. Изогнулась, пытаясь разглядеть заднюю поверхность плеча — вместо когтей лучше бы голова на двести семьдесят градусов поворачивалась, как у совы…
Нет, лучше бы я бы просто ослепла, потому что увиденное повергло меня в шок.
Царапина, полученная при выходе из храма Единой, не кровоточила, ни тогда, ни сейчас, и я совершенно о ней забыла, подумав, что дело ограничилось порванным платьем.
А оно не ограничилось.
Порез, тонкий, глубокий и почему-то чёрный, не затянулся, змеился вдоль по плечу сантиметров на пятнадцать вниз. Кожа, слегка потемневшая на краях, лохматилась лоскутами, как будто это не моё живое плечо, а поверхность какого-то… дивана!
Или кожаной куклы.
Ни корочки-коросты. Ни запекшейся крови. Ни боли, ни воспалённой припухлости. Ничего. Только тёмный разрез и бахрома эпидермиса по краям.
Меня замутило, и я прислонила ко лбу холодную зеркальную пластину.
Так, стоп. Это всё как-то можно объяснить, разумно, рационально объяснить.
…ну да, конечно. Точно так же, как и ожившую
