— Сядь, Бенни, разговор будет долгим.
Он сел.
— Жертву зовут Бернадетта Лоуренс. В четверг ее освободили под залог пятьдесят тысяч рандов. Она обвинялась в убийстве пятилетней дочери своей сожительницы. Они жили вместе, семейной парой. Сожительницу зовут Элизе Ботма. В прошлые выходные ребенка ударили по голове бильярдным кием. Один раз…
— Лесбиянки?
Яуберт кивнул.
— Вчера ночью на дворе вдруг залаяли собаки. Лоуренс встала посмотреть, в чем дело. Она долго не возвращалась, и Ботма вышла следом. В пятнадцати метрах от парадной двери она нашла труп. Колотая рана в сердце. Я жду отчета о вскрытии, но, возможно, тут поработал наш парень с ассегаем.
— Потому что она убила ребенка.
— И колотая рана.
— Газетчики вопят, что ассегаем орудует женщина.
— В газетах полно всякой чуши. Женщина никак не могла совершить два предыдущих убийства. Энвер Дэвидс — рецидивист, сильный, крепкого сложения. Судя по обстановке на месте преступления, у Колина Преториуса было время, чтобы защититься, но он не воспользовался удобным случаем. Лоуренс была здоровой, ростом где-то под метр восемьдесят, восемьдесят килограммов. И потом, женщины стреляют; они не наносят удары кинжалом. Во всяком случае, не поступают так со всеми жертвами. Как тебе известно, шансы за то, что женщина совершает множественные убийства, — один против ста.
— Согласен.
— Сегодня утром выяснилось, что одна овчарка хромает. Ботма считает, что убийца отшвырнул собаку ногой. Но, помимо этого, у нас совсем немного улик. Полицейские из Дурбанвилля помогут нам допросить местных жителей.
Гриссел кивнул.
— Бенни, я хочу, чтобы ты возглавил расследование.
— Я?
— По многим причинам. Во-первых, ты — самый опытный детектив в отделе. Во-вторых, я считаю тебя лучшим. В-третьих, на твоей кандидатуре настаивает комиссар. Он очень доволен твоей вчерашней работой, и он сразу сечет крупные неприятности, предвидит их. Бенни, дело громкое — настоящий цирк. Репортеры не дремлют. Убийца-мститель, он наказывает за преступления против детей, выносит смертный приговор… можешь себе представить.
— И в-четвертых, теперь, когда у меня больше нет жены и детей, у меня полно времени.
— Я выбрал тебя не поэтому. Но должен сказать: я думал, занятость тебе поможет — если ты будешь очень занят, у тебя не останется времени думать о выпивке.
— Ни одно дело не в состоянии занять меня так сильно.
— И в последнюю очередь я подумал о том, что задание тебе понравится.
— Вот уж что правда, то правда.
— Так ты согласен?
— Конечно, мать твою, я согласен! Я согласился еще в ту секунду, когда ты произнес слово «ассегай». Остальное мог бы и не говорить. Ты ведь знаешь, что на меня не действует дерьмо под названием «позитивное подкрепление».
Яуберт встал.
— Знаю. Но я должен был сказать. Ты должен знать, что тебя ценят. Да, и еще комиссар велел передать: у тебя будет столько людей, сколько потребуется. Если нам понадобится помощь, достаточно только позвонить ему. Он сделает все необходимое. А пока твой напарник — Кейтер. Он уже едет…
— Ни за что.
— Бенни, Клиффи в больнице, а больше никто не сможет…
— Матт, Кейтер — идиот! Мелкий хвастун из участка с огромным самомнением. Всезнайка хренов! А как же «столько людей, сколько потребуется» — ты ведь только что обещал?
— Для черновой работы, Бенни. Я не могу жертвовать сотрудниками нашего отдела. Ты ведь знаешь, мы все завалены работой по уши. А Кейтер — новичок. Ему надо учиться. Придется тебе стать его наставником.
— Наставником?
— Сделай из него настоящего сыщика.
— Вот в такие минуты, — сказал Гриссел, — я понимаю, почему я пью.
24
Гриссел, Кейтер и собака сидели в гостиной Элизе Ботмы. Кейтер, в свободной белой рубашке, облегающих джинсах и новеньких ярко-голубых кроссовках фирмы «Найк», задавал вопросы, как будто это он вел следствие.
— Что за порода, мэм? Похожа на метиса шпица, но разве такие собаки не лают по ночам? Я слышал, они так лают, настоящие шпицы… наверное, у вашей собачки кто-то из предков был таксой. Вы сказали, что услышали лай и потом мисс Лоуренс вышла посмотреть, в чем дело?
Элизе Ботма, хрупкая, невысокая женщина с покрасневшими от слез глазами, вздрогнула. Она не ждала вопроса в конце речи о собаках.
— Да, — тихо сказала она. Она сидела сгорбившись, не поднимая головы, сплетя пальцы обеих рук.
В комнате сильно пахло псиной и чаем ройбуш.
— Можете сказать, в какое время это было? — спросил Кейтер.
Она что-то ответила, но они не расслышали.
— Пожалуйста, говорите громче. Мы не слышим ни слова.
— Должно быть, где-то около двух ночи, — сказала Элизе Ботма, снова опуская голову, как будто ответ на вопрос стоил ей слишком много сил.
— Но вы не уверены?
Она отрицательно покачала головой.
— Нам известно, в какое время она звонила в участок? — спросил Кейтер у Гриссела.
Грисселу очень хотелось встать, вывести паршивца за дверь и спросить: какого черта? Кем он себя воображает, мать его? Но момент был неподходящий.
— В два тридцать пять, — ответил Гриссел.
— Ясно, — кивнул Кейтер. — Скажем, собаки залаяли около двух, и она встала проверить, в чем дело. Она что-нибудь прихватила с собой — ну, какое-нибудь оружие, бильярдный кий например?
Ботма вздрогнула, и Гриссел решил: еще один такой вопросик, и он выведет отсюда Кейтера за шиворот.
— Револьвер.
— Револьвер?
— Да.
— Какой системы?
— Не знаю. Это был ее револьвер.
— А где он сейчас?
— Не знаю.
— Рядом с трупом нашли револьвер?
Гриссел молча покачал головой.
— Значит, револьвер пропал?
Ботма едва заметно кивнула.
— А вы? Когда вы встали и пошли смотреть?
— Не знаю, сколько тогда было времени.
— Но почему вы все-таки вышли? Что вас заставило?
— Ее очень долго не было. Она очень долго не возвращалась.
— И вы увидели, что она лежит?
— Да.
— В том же положении, как лежала, когда приехали мы?
— Да.
— И больше ничего?
— Да.
— И тогда вы позвонили в участок?
— Нет.
— Как — нет?!
— Я позвонила в скорую. Один ноль сто одиннадцать.
— Ясно. И ждали их приезда в доме?
— Да.
— Хорошо, — сказал Кейтер. — Хорошо. Все понятно. — Он встал. — Спасибо вам большое, примите наши соболезнования и прочее.
Ботма снова едва заметно кивнула, по-прежнему не глядя им в глаза.
Гриссел встал, и Кейтер шагнул к двери. Обернувшись, он смутился, увидев, что Гриссел пересаживается на диван рядом с хозяйкой. Он не вернулся, но переминался с ноги на ногу на пороге с нетерпеливым выражением на лице.
— Вы долго были вместе? — негромко и сочувственно спросил Гриссел.
— Семь лет, — сказала Ботма и прижала платок к лицу.
— Что? — спросил с порога Кейтер.
Гриссел смерил его многозначительным взглядом и поднес палец к губам. Кейтер вернулся в гостиную и сел.
— Она была вспыльчивой.
Гриссел не спрашивал — утверждал.
Ботма кивнула.
— Она когда-нибудь причиняла вам боль?
Кивок.
— А вашей девочке?
Она снова кивнула; из глаз ее брызнули слезы.
— Почему вы не уходили от нее?
— Потому что у меня ничего не было.
Гриссел ждал.
— Что я могла поделать? Куда мне было идти? У меня не было работы. Я работала на нее. Вела бухгалтерию. Она заботилась о нас. Покупала еду, одежду. Учила Черил ездить верхом. Она почти всегда была к ней добра. Что я могла поделать?
— Вы рассердились на нее за то, что она сделала с Черил?
Ботма едва заметно дернула плечами.
— Но тем не менее не ушли от нее?
Ботма закрыла лицо руками и разрыдалась. Гриссел полез в карман и вытащил платок. Потом протянул ей. Она не сразу заметила.
— Спасибо.
— Знаю, — сказал он, — вам сейчас тяжело.
Она кивнула.
— Вы злились на нее.
— Да.
— Вы хотели сделать ей что-то плохое.
Ботма ответила не сразу. На ковре чесалась овчарка.
— Да.
— Например, заколоть ее ножом?
Тут Ботма покачала головой.
— Застрелить из револьвера?
Кивок.
— Почему не застрелили?
— Она его прятала.
Он выжидал.
— Я ее не убивала, — сказала Элизе Ботма и посмотрела на него. Он увидел, что глаза у нее зеленые. — Не убивала!
— Знаю, — кивнул Гриссел. — Для вас она была слишком сильная.
Он дождался, пока Кейтер сядет в машину, а потом подошел к окошку и негромко заговорил — ему не хотелось, чтобы их услышали коллеги из Дурбанвилля.
— Я хочу, чтобы ты, придурок, кое-что усвоил с самого начала, — сказал он, и Кейтер изумленно воззрился на него. — Первое. Во время допроса ты и рта не раскроешь, пока я тебе не разрешу. Понятно?
