Франклин приводил любопытный факт. Несколько индейских юношей прошли обучение в колледжах северных провинций. Когда же они вернулись к своим соплеменникам, то последние совсем не были поражены и тем более восхищены их ученостью. Более того, говорили индейцы, «оказалось, что они плохие бегуны, не знают, как жить в лесах, неспособны переносить холод и голод, не умеют строить хижины, охотиться на оленей, убивать врагов, хорошо говорить на нашем языке, и поэтому они неспособны быть ни охотниками, ни воинами, ни членами совета, они вообще ни на что не годны».
Давая столь нелестную оценку результатам воспитания индейских юношей в колледжах белых, индейцы великодушно предлагали показать белым, что такое настоящее воспитание. «Мы, если жители Виргинии направят нам дюжину своих сыновей, позаботимся как можно лучше об их воспитании, обучим их всему, что мы знаем, и сделаем из них настоящих мужчин».
Франклин подчеркивал, что в отличие от европейцев, кичащихся своей цивилизованностью, индейцы доброжелательны, отличаются вежливостью, большим уважением друг к другу. Во время индейских общественных собраний тот, кому предоставлено слово, встает, а все присутствующие хранят строгое молчание. Когда оратор закапчивает речь и садится на свое место, пять-шесть минут все собрание продолжает хранить молчание. Делалось это для того, чтобы закончивший речь оратор мог собраться с мыслями. Если за это время он приходил к выводу, что ему надо еще что-то добавить к своему выступлению, то вновь получал слово. Считалось очень дурным тоном перебивать другого даже в ходе общей беседы.
Франклин, сравнивал эти традиции индейцев с порядками в английской палате общин, с которыми он имел возможность достаточно хорошо познакомиться за долгие годы жизни в Лондоне. «Как это отличается, — писал Франклин, — от поведения благовоспитанной английской палаты общин, где редкий день проходит без какого-нибудь беспорядка, что заставляет председателя кричать до хрипоты, призывая к порядку».
На своем веку Франклин много повидал различных салонов, в том числе самых фешенебельных, самых модных. И он со знанием дела сравнивал традиционную индейскую беседу с манерой вести светский разговор в салоне. «Как это (беседа индейцев. — Р. И.) отличается от способа беседы во многих изящных салонах Европы, где, если вы не произнесли свое суждения с большой скоростью, вас перебьют на полуслове нетерпеливой болтовней те, с кем вы разговариваете, и никогда не дадут докончить вашу фразу!»
Когда индеец появлялся в населенном пункте, вокруг него сразу же собиралась толпа любопытных, которые бесцеремонно разглядывали его со всех сторон, как какую-то диковинку. Индейцы же, если в их селении появлялся белый человек, для того чтобы посмотреть на пришельца, прятались в кустах, чтобы не смущать его своим чрезмерным любопытством.
Франклин восхищался гостеприимством индейцев, которые исключительно радушно, заботливо встречали чужестранцев. В каждом селении индейцев имелся «дом чужеземца», где размещали незнакомого человека, появившегося в селе. Узнав о приходе чужеземца, каждый нес что мог: пищу, шкуру, табак. И только после того, как гости поедят и отдохнут, им предлагали трубки и начиналась беседа. Обычно разговор заканчивался предложением услуг, гостю предлагалось все, что нужно для продолжения путешествия и без какого-либо за то вознаграждения.
Традиционному гостеприимству индейцев Франклин противопоставлял скаредность белого человека, который мог оказать услугу только за вознаграждение, да и то не каждому. Франклин приводил слова индейца: «Если белый человек, путешествуя по нашей стране, войдет в одну из наших хижин... мы высушиваем его одежду, если он промок, мы согреваем его, если он замерз, даем ему мясо и питье, чтобы он мог утолить свой голод и жажду; мы расстилаем для него хорошие меха, чтобы он мог отдохнуть и поспать; и мы ничего не требуем взамен. Но если я приду в дом белого человека в Олбани и попрошу еды и питья, жители скажут: «Где твои деньги?»; и если у меня их нет, они скажут: «Убирайся отсюда, индейская собака!»
В пятидесятых годах Франклин был назначен полномочным комиссаром от Пенсильвании в комиссию, которая вела мирные переговоры с индейцами. Участие в этой комиссии и результаты других своих наблюдений он изложил в работе «Замечания по плану будущего управления делами индейцев», написанной в 1765 — 1766 годах.
Франклин выступает в ней против вмешательства правительства в торговлю между белыми и индейцами, против установления тарифов на меха, продаваемые индейцами. Он считал эту меру бесполезной, потому что она была неосуществима: на огромных пространствах североамериканских колоний невозможно было установить сколь-либо действенный контроль за выполнением решений, регулирующих эту торговлю.
Франклин был убежденным противником продажи индейцам спиртных напитков, и тем не менее в «Замечаниях» выступил против запрещения продажи рома в каких-либо местах. По его мнению, «предполагаемое запрещение продажи спиртных напитков послужит серьезным поощрением для нелегальных торговцев и будет содействовать такой торговле».
Это были обоснованные соображения. Как показал позднее опыт введения «сухих законов» в ряде стран, в том числе и в США, подобные ограничения лишь порождают подпольную торговлю спиртными напитками. А это ведет к выкачиванию значительных средств у населения и к обогащению подпольных торговцев крепкими напитками.
Франклин не идеализировал первобытнообщинного строя индейцев, но он с восхищением отзывался о федерации ирокезов, о демократизме, присущем индейцам. Франклин отмечал, что «у них нет полиции, тюрем, нет чиновников, чтобы заставлять подчиняться или налагать наказание».
Начиная с колониального периода и до наших дней включительно, негритянская проблема занимала и занимает исключительно важное место в истории США. Лучшие люди Америки всегда самым решительным образом выступали против позорного института рабства и его последствий в виде расовой дискриминации. Отношение к негритянской проблеме всегда было важнейшим критерием при определении демократизма взглядов того или иного деятеля Америки.
Закономерно, что Франклин, как гуманист и прогрессивный деятель, не мог не относиться отрицательно к жесточайшему террористическому режиму, созданному для негров-рабов в колониальной Америке.
Экономической базой рабства были плантации южных провинций, где даровой труд рабов использовался для выращивания табака, риса, индиго, а позднее хлопка. Однако ошибочно считают, что только плантаторы и огромная паразитическая прослойка — надсмотрщики, погонщики рабов, охранники и прочая челядь южных латифундистов — были заинтересованы в рабстве с экономической точки зрения. Купцы, фабриканты, банкиры северных провинций, связанные самыми тесными узами с плантаторской экономикой Юга, были не в меньшей степени рабовладельцы, чем южные плантаторы, — они наживали огромные прибыли на эксплуатации негров-рабов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
