«Это, конечно, славно, что он у нас такой молчун, — с иронией подумал Илья. — Что лишнего языком не мелет. Но иногда это порядком достает. Хочется же и от него иногда что-нибудь толковое услышать. Две головы — не одна. Да по любому — лучше».
Достал из кармана пачку «Петра». Прикурил, с наслаждением затянулся. Задержал на мгновение крепкий, ядреный дымок в легких. Выпустил его через приоткрытые губы колечками. Окинул взором раскинувшуюся перед глазами кочковатую марь, словно слегка подрагивающую, колышущуюся в сизоватом морозном туманце, и вернулся к своим размышлениям: «С Васильком, конечно, каши не сваришь. Что-либо обсуждать с ним — пустая трата времени. Совершенно невозможно. Да он на любой вариант заранее согласен. Ему что так, что эдак — все едино. Главное — поменьше лоб морщить. А потому в курс дела я его пока, естественно, вводить не буду. Да еще, в принципе, и сам не определился окончательно. Ничего, поживем — увидим, как оно лучше. Время покажет».
Отбились рано. Сразу, как только стемнело. И очень скоро, пригревшись в теплых синтепоновых спальниках, провалились в глубокий сон.
Илья проснулся первым. Выбрался из палатки, сладко потянулся, почесал под мышкой, посмотрел еще расслабленным спросонья взглядом на взбегающий по косогору ельник, на покрытую густым клубящимся предрассветным туманом марь. Подошел к кострищу. Присел, подул на угли и покривился: «Блин, за ночь совсем потухло. Надо Ваське сказать, чтоб быстро разжигал по новой». Но, бросив сердитый взгляд на палатку, будить Нилова почему-то не захотел: «Да пусть еще немного подрыхнет. Еще успею на его кислую рожу вдоволь насмотреться». Поднял глаза и недоуменно поскреб в затылке: «Что-то я не понял?.. А где рюкзаки? Я же их вроде вот на эти рогульки вешал?» Поднялся на ноги, завертел головой по сторонам: «Да что за чухня такая? Нигде не вижу? Мы же их в палатку не клали?»
Растолкал Нилова:
— Подъем, блин. Ты никуда случайно рюкзаки не перевешивал?
— Да нет, — пробормотал тот.
— Точно не трогал?
— Да точно.
— Давай, вылезай махом. Искать будем. Что-то мне эта херня совсем не нравится, — сказал и, прихватив лежащий под спальником в углу палатки винторез, полез наружу.
Дважды обошли весь лагерь по кругу, заглянули под каждый куст, но рюкзаков так и не нашли.
— Да что это за хрень такая?! — уже просто трясло, разбирало от возмущения Краева. — Да куда же они делись, едрит твою в дышло?! Не могли же просто испариться? И следов никаких, как назло. Ни черта на мерзлой земле не видно. Знал бы, что такая дурь приключится, ни за что бы на солнцепеке лагерь не устраивал… Так, Васек, давай-ка еще пошире захватим — вон туда — по снежной кромке. Надо обязательно найти. Там же у нас — вся жрачка. Да ладно — жрачка. Там же взрывчатка и гранаты… И все-таки ничего я не пойму. Как будто какая-то ушлая сволочь над нами специально прикололась!
Забрали в этот раз пошире и практически сразу же, через каких-то несколько минут, наткнулись на цепочку крупных, четко отпечатавшихся на снегу следов.
— Слушай, так это вроде косолапый?! — присев на корточки, присвистнул Краев. — Да здоровущий, как подлюка!
— Нет, — тихо возразил опустившийся рядом Нилов.
— Что нет? — покосился на него Илья.
— Нет, не медведь, — упрямо пробурчал Нилов и снова замолчал.
— Да рожай же ты уже быстрее! — теряя терпение, прикрикнул на него Краев. — Что ты мямлишь, как девочка-припевочка?!
— Это росомаха.
— Думаешь? — удивленно вскинул брови Илья. — Да что она такая здоровенная? Да тут же следочек — мама не горюй! Сантиметров двадцать в поперечнике?
— Это у нее просто зимой так сильно лапы шерстью обрастают… Потому и кажется, что здоровая, — доходчиво объяснил Василий и, смахнув со лба испарину, тяжело и протяжно вздохнул, словно непривычно длинная фраза далась ему с огромным трудом.
— А ты откуда, браток, все это знаешь? — вкрадчиво, с моментально возникшим внутри подозрением спросил Краев. — Ты же, как я знаю, у нас не местный?
— Так она же не только здесь водится. У нас на Вологодчине тоже встречается. Только редко, — выдал еще один длиннющий перл Василий и пошел багровыми пятнами от перенапряжения.
— Вот даже как, следопыт хренов! — съязвил Краев. — Ну тогда ладно. Тогда пошли искать рюкзаки… в таком случае. — И, проведя недобро полыхнувшим взглядом по убегающей в кусты изломанной неровной цепочке следов, прибавил: — По крайней мере, не человек.
Андрей
«Знак на кедре? Знак на кедре? — глядя в спину бредущего впереди Назарова, устало размышлял Андрей. — Знать бы еще, девочка, что ты имела в виду? Понять бы, милая. Я ведь еще толком об этом и не думал. Не думал, потому что сюда возвращаться раньше у меня и в мыслях не было. А вот оно как повернулось. Да уж, действительно неисповедимы пути господни… Да и вся жизнь у меня теперь такая. Не жизнь, а какая-то жуткая круговерть. Швыряет из стороны в сторону, как дерьмо в проруби… А ведь когда-то все у меня было — и дом, и семья. И счастье вроде тоже… И жить еще хотелось. Очень. Совсем не так, как сейчас… Но, может, все еще наладится? Будет еще что-то светлое впереди? Не должно же так погано все закончиться?.. Ничего. Избавимся от этого урода. Найдем кержаков. Поселимся у них с Семенычем. Построим себе какую-нибудь маленькую ладную избёшку… И будем там жить в свое удовольствие, как все нормальные люди. Спокойно, по-человечески — без перестрелок, без погонь… без всякой суетни, без бесконечных нервотрепок… И даже, если Глуша меня не дождалась… По крайней мере, туда, в этот чокнутый, больной на всю голову обдолбанный мирок, мы с ним уже точно никогда не вернемся. Нет уже ни сил, ни желания в дерьме барахтаться».
Громко, заливисто прострекотала где-то в таежных дебрях разбуженная кедровка, предвещая зарождающийся новый день. Отвлекла, оторвала от тяжких мыслей. Взглянул на стремительно алеющий восток, и тут же вмиг застрял комок в горле. Медленно и величаво поднимался над горизонтом малиновый солнечный диск. Выхватывал, вырывал из темноты очертания горных хребтов. Поднялся, покраснел, побагровел, а через несколько мгновений выплеснулась, хлынула из-за сопок ослепительная яркая волна, поползла, покатила безудержно во все стороны, заливая темную тайгу расплавленным сусальным золотом. «Боже, красота-то какая! Никакими же словами не опишешь! Только и остается, что молча пялиться на все это во все глаза. Глядеть и глядеть неотрывно, так, чтоб пронимало до печенок, до последней клеточки, чтобы теплело и теплело внутри беспрестанно».
— Фу ты, черт мохнатый! — резко затормозил Назаров. — Ты же нас так заиками сделаешь!
Андрей едва на ногах удержался, уперся выброшенной вперед рукою ему в спину. Отступил на шаг и встретился глазами с улыбающимся Айкином.
— А-а, пришли! — взволнованно затараторил тот. — Хорошо, что пришли! Дедка вас давно ждет. И я жду. И дедка тоже. Я вас давно увидел, однако.
— А что ж ты тогда, морда твоя нанайская, — беззлобно выругался Назаров, — до последнего за деревом сидел, если ты нас давно увидел?
— Да вы ли, нет ли, — озорно прищурился Айкин, переминаясь с ноги на ногу.
— Ладно, хорош уже свистеть, хитрюля, — прервал его Назаров. — Пошли быстрее. Как там Боря?
— Немножко хорошо. Не спит уже. Уже почти не кашляет… Я его ухой покормил.
— Ишь ты — ухою! Ну, молоток тогда, — уже на ходу, повеселев после добрых новостей, сказал Назаров. — А где ж ты рыбу взял?
— Где, где? Поймал, однако. В речке. Там речка есть. Мы с дедкой нашли. Щуку большую острожкой приколол. Целых две штуки.
— Вот это здорово. Тогда и мы сейчас ушицы навернем. Ты как на это, а, Андрюха?
— Да только положительно, — ответил Мостовой, приотстал немного, обернулся, поглядел в сторону оставленной позади лудёвы и снова пристроился за спиной у Назарова.
— Возвернулись, слава богу! — радостным возгласом встретил их Крайнов. — Не утерпел, выбежал им навстречу. — А кто там палил-то? Не вы, поди?
— Нет, Иван Семеныч, — откликнулся Мостовой. — Не мы и не этот уродец. Определенно.
— Это из трехлинейки стреляли, — пояснил Назаров. — По крайней мере, очень на то похоже. И без глушителя… Вот я и думаю — не ваши ли это старые знакомые? Староверы?
— А хоть бы и так. Чего не может-то? Там же и кулёмка поблизости.
— Но стреляли-то, бать, по полной темноте? Чего им ночью по лесу шарахаться? Не с фарой же они охотятся?
— Да, знать, нужда какая вышла. Всяко же разно у людей бывает. А никаких фар, как я знаю, они отродясь не признавали. У них всегда по честному… Ну ладно. Нечего тут долго лясы точить. Идите, я вас ухой накормлю. Горяченького поешьте. Небось проголодались да застыли сильно? Оно ж без малого три часа в снегу прокултыхались.
— Сейчас, бать, я только Борю посмотрю, — сказал Назаров и подошел к раненому.
