В связи с сепаратистскими устремлениями казачьих атаманов и политиков их деятельность стала объектом оперативной разработки деникинских спецслужб как на территории Вооруженных сил на Юге России, так и за рубежом. «Самостийники» находились в поле зрения политических центров Добровольческой армии, шульгинской «Азбуки», военных агентур, Осведомительно-агитационного агентства, которые достаточно полно освещали их устремления и контакты. От контрразведки белогвардейское руководство получало значительно меньше информации. По мнению автора, это связано с тем, что органы безопасности Всевеликого войска Донского действовали несколько обособленно от вышестоящих учреждений ВСЮР.
В августе 1919 года контрразведка зафиксировала враждебную деятельность «самостийной» группы Кубанской краевой рады. Результатом ее пропаганды и агитации стало разложение запорожских и черноморских полков. В станицах увеличилось число дезертиров, были зафиксированы угрозы и даже эксцессы в отношении чинов Добровольческой армии. Казаки открыто угрожали вешать и расстреливать офицеров. Не найдя компромиссов с казачеством Дона и Кубани и не имея возможности ликвидировать угрозы с помощью спецслужб, ВСЮР получили в своем тылу «пятую колонну».
К началу осени 1919 года многие депутаты Кубанской краевой рады вели энергичную пропаганду за отделение своей области от России и, не стесняясь, бранили деникинское правительство, бросая открытый вызов белому командованию и ведя переговоры с Грузией и УНР. Положение становилось чрезвычайно напряженным, поскольку пропаганда, направленная против армии, постепенно начинала проникать в ряды кубанского казачества на фронте.
Предвидя поражение белогвардейцев на фронтах, «самостийники» пытались вступить в тайные переговоры с Польшей. С этой целью в ноябре из Екатеринадара в Варшаву под видом секретаря торгового представительства выехал член Кубанской краевой рады П. Белинский. В декабре 1919 года из Варшавы в Анапу выезжал некто Н. Цибульский. Генерал А.С. Лукомский приказал начальникам пропускных пунктов и морской контрразведке принять все меры к недопущению Н. Цибульского на Кубань, а в случае прибытия — арестовать[469].
Сбор секретных сведений о планах и намерениях сепаратистов не мог снять угрозу безопасности белогвардейскому режиму, поскольку полученная агентурой информация оказалась не востребованной и не реализованной главным командованием ВСЮР. Ради объединения антибольшевистского фронта требовалось принятие гибких политических решений. Однако, будучи сторонниками единой и неделимой России, генерал А.И. Деникин и его ближайшее окружение по своим убеждениям не могли пойти на компромисс с казачеством и тем самым лишились союзника в борьбе с Советской Россией.
Деникинский режим столкнулся также и с татарским сепаратизмом в Крыму. С приходом Добровольческой армии возобновили деятельность враждебные русской национальной идее парламент «Курултай» и правительство («Директория»), стремившиеся в период германской оккупации к «восстановлению татарского владычества». Правительство А.И. Деникина не признало преобладавшего значения татар на территории Крыма, в связи с чем были упразднены органы их законодательной и исполнительной власти[470]. «В Крыму, — писал А.И. Деникин, — мы столкнулись с менее серьезным вопросом — татарским. Там с приходом добровольцев воскресли враждебные русской национальной идее татарский парламент (курултай) и правительство (директория), в период немецкой оккупации стремившиеся к «восстановлению в Крыму татарского владычества»»[471].
Привлекались ли деникинские службы к разработке «татарского вопроса», автору неизвестно. Достоянием научной общественности стал «Обзор мусульманского движения», подписанный генерал-лейтенантом Е.К. Климовичем осенью 1920 года. По мнению начальника особого отдела, расцвет наблюдавшегося панмусульманского движения совпал с приходом в Крым немцев и установлением после крушения фронта связей с Турцией. Начальник особого отдела обращал внимание властей на изыскание путей по «парализованию» движения татар в Крыму[472].
В функции контрразведывательных органов входила задача информирования командования о политической ситуации, настроениях различных слоев населения на территориях, подконтрольных белым армиям.
Для неграмотного, аполитичного крестьянства «буржуазные» лозунги были чужды и непонятны. На Юге России деревенские жители, захватив после революции помещичьи земли, скот, инвентарь, ждали реакции А.И. Деникина. «Одной из причин, наиболее волнующих крестьян, — говорится в одном из документов белогвардейской контрразведки, — являлась нерешенность земельного вопроса»[473]. Но главного слова, закрепляющего за ними земельный передел, крестьяне от А.И. Деникина так и не услышали. Пока в правительстве готовились и обсуждались проекты земельной реформы, суть которых сводилась к передаче крестьянам части помещичьей земли за минимальный выкуп, местные власти помогали землевладельцам расправляться с крестьянами и выколачивать с них долги по арендной плате. Дважды правительство приступало к проведению аграрной реформы, однако земельный закон так и не появился. Передача части земли крестьянам должна была начаться только после Гражданской войны и закончиться спустя семь лет. А пока в действие вводился приказ «о третьем снопе», в соответствии с которым треть собранного зерна поступала возвратившемуся помещику. К тому же лидеры Белого движения даже не потрудились объяснить крестьянству свои цели и задачи. Испытывая тяготы и лишения, оно было недовольно политикой властей. «Недовольство усугублялось отсутствием такта у администрации, а также несдержанностью и некорректностью со стороны проходивших воинских частей, — говорится в докладе начальника контрразведывательного отделения 1-го армейского корпуса поручика Трусова 20 декабря 1919 года. — Вместо того, чтобы разъяснениями успокоить крестьян по волнующим их вопросам, употреблялись плети и ругань. Одной из причин, наиболее сильно волнующих крестьянство, является неразрешенность земельного вопроса»[474].
Настроения сельских жителей Сибири, причины и характер восстаний крестьян стали предметом изучения колчаковской контрразведки с конца 1918 года.
Надежды избавиться с приходом белых от большевистской продразверстки и красного террора быстро сменились у крестьянства разочарованием и озлобленностью к реквизициям, мародерству, насильственным мобилизациям и террору белых, твердой решимостью отстоять свои права на землю и выращенный урожай. Исследователь Е.А. Корнева пишет, что наиболее характерными причинами волнений крестьян, возникших, как правило, из-за незнания целей и мотивов правительства, контрразведчики считали конфликты по поводу мобилизаций, злоупотреблений казачьих атаманов, арестов дезертиров, сбора налогов, борьбу с самогонными заводами. Крестьяне воздерживались от взноса податей, объясняя, что они не знают, кому эти деньги пойдут, т. к., по их мнению, настоящего хозяина в России в то время не было. Общая цель крестьянских восстаний в некоторых районах состояла в том, чтобы «сбросить казацкое иго, установить крестьянское правление»[475].
Из сводок, представленных контрразведкой руководству, следует: отношение крестьянства к режиму Верховного правителя России было неоднозначным. Например, зажиточное население, владевшее плодородной землей и побывавшее под советской властью, хотело порядка и оставалось лояльным по отношению к колчаковскому правительству. Сельское население, не успевшее испытать на себе большевистского правления, под влиянием рабочей среды враждебно относилось к белогвардейскому правительству[476]. Жители богатых сел были настроены антибольшевистски, а бедных — сочувствовали красным, оказывали «содействие дезертирам»[477].
В первой половине 1919 года отмечалось обострение взаимоотношений между казачеством и крестьянами-переселенцами, высказывавшими свое недовольство привилегированным положением казачества, его обеспеченностью землей. Сначала появились требования «уравнять казаков с крестьянами», затем, в случае неисполнения этих требований, повстанцы грозили «перерезать всех казаков и офицеров», одновременно участились случаи погромов казачьих станиц[478].
Управляющий Иркутской губернии П.Д. Яковлев в апреле
1919 года доносил в Омск: «За последнее время настроение широких слоев сельского и особенно городского общества повышается, разрыв правительства с народом углубляется все больше и больше… Недовольство правительственной политикой чувствуется во всех слоях населения. Деревню возмущают налоги и отсутствие товаров». Губернатор сообщал о массовом дезертирстве из армии и о том, что следующие за дезертирами военные отряды «не столько ловят дезертиров, сколько возмущают деревню своими насилиями». Губернатор заключал: «Вражда эта, видимо, растет не только в Иркутской губернии, но и по всей территории Сибири, и недалеко то время, когда она может вылиться в открытую борьбу с Омском»[479].
