— Сдаетесь? — прохрипел он.
— Да нет, я еще и размяться-то не успел.
Пожав плечами, он обратился к рыцарю на дереве.
— Хозяин, — доложил пузан, — этот тип не желает сдаваться.
Старик, погруженный в раздумья, ничего не ответил. Наконец-то я вспомнил о своих спутниках. Голиас лез на дерево, а Джонс вел под уздцы лошадь рыцаря — старую тощую клячу. Мой противник всмотрелся в них не без некоторого беспокойства.
Первым заговорил Голиас.
— Подведи скакуна поближе, Луций.
Потом он обратился к закованному в металлолом пугалу.
— Досточтимый паладин, я намерен помочь вам сойти вниз, дабы вы могли покинуть место, столь неподобающее вашему благородству и вашей доблести.
Гнев моего врага, по-видимому, также успел остыть.
— Речь ваша учтива, — заговорил старикан, — и я отплачу вам искренностью. Я охотно расстанусь со столь неудобным сидением, если, — он сделал плавный жест в мою сторону ржавой рукавицей, — если только этот неустрашимый маг снимет с меня колдовские чары.
— Мы, — отвечал Голиас, и я слушал его с возрастающим удивлением, — слуги этого могущественного волшебника. Он послал нас на выручку вам. Немного правее, Луций. Вот так.
Добравшись до пленника, Голиас ухватил его за руку.
— Если я спущу вас, сумеете ли вы встать на седло и потом сесть — так, чтобы не упасть?
— Разумеется, — воскликнул тот. — Не может быть ни малейшего сомнения в том, что прославленный странствующий рыцарь, равного которому не бывало в веках, в совершенстве владеет искусством верховой езды.
— Я так и думал, — поддакнул Голиас, — но ваше седло довольно скользкое. А сейчас перекиньте ногу через ветку. Я держу вас.
— Стоять в седле, — с пафосом произнес старикан, следуя инструкциям Голиаса, — дело навыка, посредством которого совершенствуется врожденный дар. Смотрите и восхищайтесь.
Посмотреть и вправду было на что, Голиас спустил бахвала с насеста, и тот коснулся ногами седла. Голиас, почувствовав под ним опору, отпустил его на свободу. Ноги рыцаря, едва достигнув седла, тут же начали разъезжаться в разные стороны. С жутким лязгом и скрежетом всадник плюхнулся в седло, качнулся взад-вперед и сверзился бы непременно, если бы подскочивший Луций не удержал его. Я уже втянул голову в плечи, ожидая нового грохота, если подмога запоздает. Однако славный воитель, издавая скрип, восстановил баланс и выпрямился с победной улыбкой:
— Вот как это делается, господа. Искусный прыжок в седло — легче падения перышка, вас подхватывает конюший, и дело сделано: берите пример!
13. Шашни в Аптоне
Пока рыцарь занимался вышеописанными маневрами, его тучный слуга бочком подобрался к мертвой старухе.
— Хозяин, — заявил он. — По-моему, это и в самом деле мертвая карга.
— Ну конечно, покойница, — согласился я, — мы нашли ее повесившейся на дереве.
— Женщин не находят на деревьях, — возразил старый чудак, — их зачинают и рождают в точности так же, как и всех людей. Чистейший пример колдовства, — продолжал он, прежде чем я нашелся с ответом. — Только могущественнейший из волшебников мог придать прекрасной девушке, чье имя, если я не ошибаюсь, принцесса Эрминия Колхская, столь ужасный вид. Удивителен и сон, погруженная в который она кажется мертвой. Человек менее опытный был бы наверняка одурачен.
Рыцарь взглянул на Джонса, который со свойственной ему учтивостью притворялся заинтересованным, и на Голиаса — тот тоже, казалось, слушал с большим вниманием.
— Дабы устранить все сомнения, вернемся к сообщенному мне известию, что принцессу обнаружили на дереве. Поначалу я счел его лживым — и напрасно. Колдовство в этом и состояло. Но прочие чары были направлены на то, чтобы победить меня, паладина из паладинов! И я вынужден признать свое поражение. — Старикан обернулся к своему низкорослому партнеру. — Теперь тебе все ясно, сын мой? Коротышка поскреб затылок.
— А как бы иначе вы вспорхнули на эту ветку? Кто бы смог бы засадить вас туда, да еще с целой кучей утиля в придачу, не вскипятив целый котел колдовского зелья?
— Позвольте, — вмешался Голиас, — представить вам могущественного волшебника Шендона по прозвищу Серебряный Вихор: именно его чары лишили сил вашу непобедимую десницу. Шендон, перед тобою благородный и могущественный Дон Кихот Ламанчский, покоритель Возвышенной Утопии и Кокейнской Низменности, защитник сирот, опора обиженных, покровитель дам, дуайен паладинов и глава ордена странствующих рыцарей.
Старикан, заскрежетав доспехами, отвесил мне поклон.
— Я уступил не силе, но колдовству. Вы столь великодушны, что позволили мне сойти с дерева. Смею ли я просить вас оставить мне мой меч?
— Разумеется, — ответил я. Уж не принял ли он меня за сборщика утиля? Я едва удерживался от улыбки.
Рыцарь снова не без труда поклонился.
— Весьма вам благодарен. Ваше поведение безупречно, и я сожалею о том, что мы враги. — Кое-как он ухитрился скрестить на груди руки. — Как вы намереваетесь поступить со мной теперь, когда я в вашей власти?
Я невольно взглянул на Голиаса. Он с любопытством ожидал, сумею ли я выкрутиться. Увидев, что я ищу у него поддержки, он кивнул.
Вот тогда-то я и понял, что происходило со мной с тех пор, как затонул «Нагльфар» и я очутился в открытом море неподалеку от Эи. Не больше и не меньше, чем перемена взгляда на самого себя. Мало кому удается вполне соотносить свои возможности с реальностью. Что касается меня, то я издавна привык считать себя хладнокровным эгоистом. Это не доставляло мне особой радости, но и не повергало в меланхолию. Я даже гордился тем, что не интересуюсь никем, кроме себя, и не стремлюсь помочь ближнему.
Но по прибытии в Романию я понемногу становился другим. Я начал заботиться не только о себе. Я научился удивляться и испытывать к людям доверчивость. Теперь я нередко думал и о том, как пойти другому навстречу.
Старый олух чуть не убил меня, и я все еще чувствовал боль от ушиба. Нет сомнений в том, что он тронутый. В интересах разума и общественного спокойствия необходимо запретить ему, разъезжая по дорогам, тыкать копьем куда попало. Ясно, от такого стоит держаться подальше. Но я не спешил убраться восвояси. В этом чудаковатом старикане было что-то подкупающее. Мне нравилась основательность, с которой он стремился довести дело до конца. Прежде чем заговорить, я поколебался. Мне было еще непривычно притворяться в угоду посторонним.
— Как вы поступите, если будете освобождены от колдовства? — спросил я наконец.
— Нападу на вас и освобожу похищенную вами прекрасную принцессу.
— Это не очень-то меня устраивает, сами понимаете. — Нелегко было ступать по неизведанной территории. — Предположим, мы заключим соглашение. Станете ли вы его выполнять?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
