– Я не знаю, – прошептала она. И это была правда. Но потом она решила солгать: – Может, это запоздалая реакция на то, что могло произойти на полуострове?
Но Патрик не принял лжи.
– Вы плакали и раньше, – ласково сказал он.
– Да.
Кейси начала было извиняться за слезы, но Патрик остановил ее. Его тревожили ее слезы, он забеспокоился о ней. Как ни странно, рядом с Патриком Кейси почувствовала себя в безопасности. Ей было удивительно покойно на душе. Словно у нее появилось право быть ранимой и неидеальной.
– Я не знаю, отчего плакала и тогда.
– У вас всегда на все есть ответы?
«Да, всегда. Точнее, до того как…»
– Думаю, что нет. – Кейси улыбнулась милой мягкой улыбкой – прежде она никогда так не улыбалась и не изображала эту улыбку перед зеркалом. Да и заметь Кейси у себя на лице такое растерянное выражение, она бы пришла в ужас – так оно было не похоже на ее обычный уверенный вид. – Но мне бы хотелось знать ответ.
– Уверен, в свое время вы поймете. Плакать вовсе не так уж плохо.
– Нет? – с надеждой спросила Кейси. Она не знала этого! Целых двадцать семь лет дочь Керка Кэрола Инглиша была уверена, что плакать неприлично, слезы считала верным признаком слабости.
– Во всяком случае, для меня. Я полагал, что слезы – как дождь. Иногда они нужны, иногда – нет, временами они раздражают. – Патрик улыбнулся. – Это зависит от того, цветок вы или главнокомандующий.
Кейси усмехнулась. Недавно он не дал ей утонуть в соленом море, а теперь не давал захлебнуться в собственных слезах. Правда, говорил он с улыбкой и явно чуть поддразнивал ее, но слова его звучали серьезно.
– Итак, кто же вы, Кейси? Цветок? Командующий парадом?
Прежняя Кейси была командующим парадом. А новая? Хрупким цветком, который храбро тянется к солнцу?
– Не знаю, – прошептала она. «Но обязательно выясню это».
– Мне надо отвести коня в стойло до темноты, – проговорил Патрик, когда пастельно-розовое небо постепенно посерело.
– В стойло?
– В конюшню при саутгемптонском клубе, – пояснил он. – Хотите, провожу вас до коттеджа?
– О, благодарю вас.
Патрик провел ее по извилистой тропинке вниз с луга на берег. Очутившись на пляже, они замерли, взглянув на полуостров. Точнее, то, что они увидели, уже было маленьким островком, окруженным бурлящими волнами. Песок на острове был серым, а не белым – верный признак того, что его поцеловало море, однако уже не скажешь, был ли тот поцелуй нежным и ласковым или жадным и страстным.
– Спасибо вам еще раз за то, что спасли меня, – проговорила Кейси, когда они подошли к дорожке, ведущей в Сиклифф.
– С вами все будет в порядке, – улыбнулся Патрик.
– Мне жаль, что я плакала.
– Серьезно?
«Нет, потому что эти слезы были какими-то… очищающими, как и чувства, вызвавшие их. Но самым удивительным было то, что вас мои слезы не раздосадовали».
– Нет, – тихо промолвила Кейси.
– Я, пожалуй, пойду. Без лунного света трудно разглядеть тропинку в лесу. Спокойной ночи, Кейси.
– Доброй ночи, Патрик.
Она наблюдала за всадником, пока его силуэт не стал серой тенью, летящей в сумерках, а потом и вовсе растворился во тьме леса.
Кто же он такой? – спрашивала себя Кейси. Кто этот темноволосый незнакомец, знающий тайны Луны и моря и настолько мудрый, что, кажется, сумел разгадать причину ее слез. Поэт? Писатель? Или, может, он адвокат? Приехал сюда на лето подготовиться к слушанию очередного дела, но решил оторваться на время от работы и поездить верхом по снежно-белому песку пляжа?
Без сомнения, Патрик был из Саутгемптона. Он явно состоял членом саутгемптонского клуба и поддразнивал ее, называя пляж своим, хотя ему было отлично известно, что он принадлежит Эдмунду и Джеффри. Услышав впервые его голос, Кейси и подумала, что это Эдмунд или Джеффри, потому что голос был похож на их голоса, а сам он явно был таким же, как они, – богатым, удачливым и могущественным аристократом. Да, он такой же, как Эдмунд, Джеффри и как она сама.
Однако Кейси не сказала Патрику о себе этих не важных вещей. Вместо этого она сообщила ему вещи важные, позволила ему увидеть свои слезы; с ним она ощущала себя свободной, чувствовала, что она в безопасности…
Но теперь, когда серая тень Патрика растворилась во мраке, ее эмоции тоже постепенно угасли.
Патрик уходил… Он ушел и не вернется.
Она должна была сыграть обычную роль! Должна была вскружить ему голову, соблазнить его!
Ей не надо было показывать ему свою ранимость, смущение, свои слезы…
Глава 10
– Привет, Дайана!
– Чейз!..
Дайана не говорила с Чейзом больше пяти недель – с тех пор, как он ушел, чтобы принять решение. В течение двух недель после того, как бумаги на развод были подписаны, они общались через своих адвокатов. У каждого был собственный адвокат (причем ни один из них не работал в фирме «Спенсер и Куин»), хотя с делом о разводе с легкостью справился бы и один юрист. Расторжение брака Дайаны Шеферд и Чейза Эндрюса было делом простым, по сути, попросту разделом их огромного состояния.
Таким простым, и все шло так гладко, что им время от времени казалось, что все позади.
Все позади.
Ах как хотелось Дайане, чтобы и боль ее была уже в прошлом!
Она надеялась, что Чейз позвонит. Ей нужно было услышать его голос. Она хотела знать, есть ли в нем хоть капля горечи или гнева. Дайане было больно от того, что она потеряла любовь Чейза, но его гнев огорчил бы ее сильнее.
«Чейз мог бы выбрать более подходящее время для вручения вам бумаг на развод», – заметил Джеффри Лоуренс в тот вечер в ее кабинете. В голосе известного телеведущего не было насмешки, сказал он это ради констатации факта.
Интересно, Чейз намеренно выбрал именно этот день, когда она готовилась к самой ответственной операции в своей жизни? Может, этим он хотел подчеркнуть, что для нее карьера всегда была важнее их любви?
Но это было так не похоже на Чейза. Честно говоря, он никогда не пытался вставать у нее на пути. И, оказавшись в сложной жизненной ситуации, выйти из которой он мог единственным способом, Чейз не терял над собой контроля, ни в чем не упрекал ее. Решение уйти от Дайаны вызвало в нем лишь грусть, а вовсе не гнев. И диалог их адвокатов был вполне дружественным, без намека на обиды. Чейз хотел, чтобы за Дайаной остался их пентхаус, потому что он был всего в пяти минутах ходьбы от «Мемориал хоспитал». И не нужно ему было ее сердце, во всяком случае, пластиковое…
– Как поживаешь, Дайана?
– Я знавала и лучшие времена, Чейз. Я, знаешь ли, сейчас развожусь, а это ужасно больно.
– Знаю, – тихо согласился Чейз. – К тому же делу не помогает назойливое внимание дешевых журналистов с Манхэттена, правда?
